Читать интересную книгу Философия освобождения - Филипп Майнлендер

ценой: он поставил себя в противоречие с самим собой!

Если мыслитель хочет оставаться честным, он должен быть благоразумным. Благоразумие – единственное оружие против злоупотреблений, которые извращенный разум склонен совершать над нашими познавательными способностями. Поэтому в данном случае мы вовсе не ставим под сомнение делимость химических сил в реальной сфере. Но мы всеми силами сопротивляемся, во-первых, бесконечной делимости сил, потому что такая делимость может быть утверждена только в том случае, если сущность способности познания (которая, к тому же, была неправильно использована) переносится на вещь в себе самым фантастическим образом; во-вторых, против составления силы из частей. Поэтому мы отвергаем бесконечную делимость силы и атома.

Как я уже говорил выше, способность познания, которая должна установить пределы для

всех сил, которые могут возникнуть в опыте, обязательно должна быть так устроена, чтобы она могла неограниченно отклоняться и, возвращаясь к нулю, не находить предела вообще. Если же мы применяем его односторонне, то есть в отрыве от опыта, для которого он только и предназначен, и делаем выводы, вытекающие из его природы, обязательными для вещи самой по себе, мы вступаем в противоречие с чистым разумом: великое зло!

31.

В конце концов, нам все равно приходится с критическим настроем спасаться от опасности, которая возникает вне времени.

Время, как мы знаем, есть идеальная связь a posteriori, полученная на основе априорной формы настоящего, и есть ничто без основы реальной последовательности. С его мощным руководством мы прибыли в начало мира, на границу погруженного в мир предмирового существования, трансцендентного царства. Здесь она становится бессильной, здесь она перетекает в прошлую вечность, слово которой является лишь субъективным обозначением отсутствия всего и всякой реальной последовательности.

ритический разум скромен; не так как извращенный разум. Это возвращает время к жизни и побуждает его спешить в неопределенное время без реальной основы, независимо от вечности, которая преобладает.

Здесь, как нигде, обнажено злоупотребление, которое может быть допущено в отношении способности к познанию. Пустые моменты непрерывно соединяются, и продолжается линия, которая до трансцендентного царства имела твердую, надежную основу, реальное развитие, но теперь парит в воздухе.

Нам не остается ничего другого, как положиться на чистый разум и просто запретить это глупое занятие.

Теперь, даже если a parte ante реальное движение, субъективным мерилом которого является только время, имело начало, это ни в коем случае не означает, что оно должно иметь конец a parte post. Решение этой проблемы зависит от ответа на вопрос: являются ли простые химические силы неразрушимыми? Ведь ясно, что реальное движение должно быть бесконечным, если простые химические силы неуничтожимы.

Отсюда следует:

– что настоящее движение обрело начало;

– что настоящее движение бесконечно. Последнее суждение мы делаем с оговоркой на пересмотр физики и метафизики.

32.

Эти и более ранние исследования нашей познавательной способности являются, по моему мнению, основой подлинного трансцендентального или критического идеализма, который не оставляет вещам их эмпирическую реальность только на словах, но действительно оставляет им их эмпирическую реальность, то есть наделяет их протяжением и движением, независимыми от субъекта, пространства и времени. Его центральное место заключается в материальной объективации силы, и в этом отношении она трансцендентна, что обозначает зависимость объекта от субъекта.

Критический идеализм, с другой стороны, является таковым потому, что он сдерживает порочный разум (perversa ratio) и не допускает его:

– злоупотребление причинно-следственными связями для получения бесконечных рядов;

– оторвать время от его необходимой основы, реального развития, и превратить его в череду пустых мгновений, исходящих из бесконечности и продолжающихся в бесконечность;

– рассматривать математическое пространство и вещество как нечто большее, чем просто мысли, и приписывать бесконечность этому реальному пространству и абсолютную устойчивость этой реальной субстанции.

Более того, критический идеализм допускает еще меньше порочных оснований для произвольного переноса таких фантазий на вещи в себе и аннулирует их наглые утверждения:

– чистое бытие вещей попадает в бесконечный причинный ряд;

– вселенная бесконечна, а химические силы делимы на бесконечность, или же они представляют собой совокупность атомов;

– мировое развитие не имеет начала;

– все силы несокрушимы.

Два решения, которые мы должны были принять:

– простые химические законы неуничтожимы,

– мировое развитие не имеет конца,

мы заявили, что они нуждаются в пересмотре.

В качестве важного положительного результата следует добавить, что трансцендентальный идеализм привел нас к трансцендентальному полю, которое, поскольку оно больше не существует, не может беспокоить исследователя.

Тем самым критический идеализм освобождает всякое честное и верное наблюдение природы от противоречий и колебаний и делает природу снова единственным источником всякой истины, которую никто, соблазнившись иллюзиями и миражами, не оставляет безнаказанно: ведь он должен томиться в пустыне.

Кто философствует, тот выбрал путь плохой,

Как скот голодный, что в степи сухой

Кружит себе, злым духом обойдённый,

А вкруг цветёт роскошный луг зелёный!

Гёте. (Перевод Н. А. Холодковского)

33.

Важнейшим результатом предыдущих исследований для наших дальнейших изысканий является то, что вещи сами по себе являются для субъекта субстанциональными объектами и, независимо от субъекта, движущими силами с определенной сферой действенности. Мы достигли его путем тщательного анализа направленных вовне познавательных способностей, то есть полностью на почве объективного мира; ведь с таким же успехом мы могли бы производить время, полученное по пути внутрь, на нашем теле или в нашем сознании других вещей.

Но большего, чем знание того, что вещь, лежащая в основе объекта, сама по себе является силой определенной степени и с определенной способностью к движению, нельзя достичь путем выхода. Что такое сила в себе и для себя, как она действует, как она движется – все это мы не можем распознать внешне. Имманентная философия также должна была бы на этом закончиться, если бы мы были только познающим субъектом; ибо то, что она сказала бы об искусстве, о действиях людей и движении всего человечества на основе этой односторонней истины, имело бы сомнительную ценность: это может быть так, а может быть и не так; короче говоря, она потеряла бы надежную почву под собой и все мужество, и поэтому должна была бы отказаться от своих исследований.

Но этот выход – не единственный, открытый для нас. Мы можем проникнуть в самое сердце силы; ведь каждый человек принадлежит природе, сам является силой, причем силой самосознательной. Сущность силы должна быть постигнута в самосознании.

Итак, давайте теперь воспользуемся вторым источником опыта – самосознанием.

Если мы погружаемся в наше внутреннее существо, чувства и интеллект, направленные вовне способности познания, полностью перестают функционировать.

Они как бы приостанавливаются, и только верхние когнитивные способности остаются в активности. В нас нет впечатлений, для которых мы должны сначала искать отличную от них причину; кроме того, мы не можем формировать себя внутренне пространственно и полностью нематериальны, то есть закон причинности в нас не действует, и мы свободны от пространства и материи.

Хотя мы теперь совершенно непространственны, т.е. не можем достичь представления о форме нашего внутреннего мира, мы, тем не менее, не являемся математической точкой. Мы чувствуем свою сферу деятельности настолько, насколько она простирается, только нам не хватает средств, чтобы сформировать ее. Общее ощущение силы достигает самых кончиков нашего тела, и мы чувствуем себя не сконцентрированными в точке, не растворяющимися в неопределенности, а во вполне определенной сфере. С этого момента я буду называть эту сферу реальной индивидуальностью: это первый краеугольный камень чисто имманентной философии.

Если мы рассмотрим себя дальше, то обнаружим, что, как уже объяснялось выше, мы находимся в непрерывном движении. Наша власть по сути своей беспокойна и неспокойна. Никогда, даже в течение самой малой доли мгновения, мы не находимся в абсолютном покое;

ибо покой – это смерть, а самое малое мыслимое прерывание жизни было бы погашением пламени жизни. Поэтому мы по сути своей неспокойны; однако мы ощущаем себя в движении только в самосознании.

Состояние нашей внутренней сущности всегда касается сознания, так сказать, как реальная точка движения,