Читать интересную книгу Ананке - Станислав Лем

Но где-то смысл все-таки таился, и что-то ведь было в этом издевательском мираже? Проекция сетчатки глаза? Деятельность участка коры мозга, управляющего зрением? На этот вопрос никто не собирался давать ответа, а поскольку проблема, сойдя с повестки дня, разделила судьбу всех перечеркнутых, раздавленных прогрессом науки гипотез, ее выбросили на свалку. Раз нету ни каналов, ни каких-то специфических особенностей рельефа, которые могли бы создать иллюзию каналов, то, значит, и говорить не о чем. Хорошо, что до этих отрезвляющих открытий не дожили ни «каналисты», ни «антиканалисты»; ведь загадка вовсе не была разрешена — она попросту исчезла. Существуют же и другие планеты, поверхность которых смутна, нечетка, однако каналов ни на одной из них не наблюдали. Не видели. Не рисовали. Почему? Неизвестно.

Наверно, можно было строить гипотезы и такого сорта: чтобы сочинить этот, уже замкнутый, раздел астрономии, необходимо было особое сочетание отдаленности и оптического увеличения, объективного хаоса и субъективной тоски по порядку, последним следам того, что, возникая из туманной точки в окуляре, существуя на границе различимого, на мгновение почти переходит эту грань; или, иначе говоря, чтобы была написана эта, уже закрытая, глава астрономии, необходимо было полное отсутствие опоры и наличие не осознающих потребности в ней грез.

Требуя от планеты, чтобы она примкнула к одной из сторон, чтобы вела честную игру, поколения ареологов сходили в могилу, убежденные, что вопрос будет, в конце концов, решен компетентным жюри — справедливо, недвусмысленно и бесповоротно. Пиркс догадывался, что все они, хотя по разным причинам и каждый по-своему, сочли бы себя обманутыми и одураченными, если бы получили точные данные, которые имел он. В этом скрещении вопросов и ответов, в полнейшем несоответствии представлений с действительностью был горький, жестокий, но и поучительный урок, имеющий — внезапно осенило его — связь с тем, в чем он сейчас запутался и над чем ломал голову.

Связь старой ареографии с катастрофой «Ариеля»? Но какая? И как следует расценивать эту неясную, но упорную мысль? Непонятно. Пиркс был уверен, что сейчас, среди ночи, уловить сращение столь дальних проблем он не сможет, но и не забудет о нем. Утро вечера мудренее. Гася свет, он еще подумал, что Романи гораздо тоньше, чем кажется. Это его личные книги, а ведь из-за каждого килограмма личных вещей шли жестокие споры; руководство «Проекта» вывесило во всех земных космопортах инструкции и призывы к отлетающим, в которых растолковывало, как вредит освоению Марса перевозка ненужного груза. Они взывали к рассудку, а Романи, как-никак руководитель Агатодемона, нарушив все правила и постановления, привез на Марс несколько десятков килограммов книг, бесполезных со всех точек зрения. Для чего? Вряд ли для того, чтобы перечитывать.

В темноте, уже засыпая, Пиркс улыбнулся, найдя объяснение. Естественно, все эти книги, все эти евангелия, несвершившиеся пророчества никому здесь не нужны. Но вполне дозволительно и, более того, необходимо, чтобы труды людей, отдавших все самое лучшее загадке красной планеты, оказались — после посмертного примирения непримиримейших противников — здесь, на Марсе. Они это заслужили, а Романи, которому пришла в голову такая мысль, достоин всяческого уважения.

Пиркс проснулся в пять утра — вырвался из крепкого сна сразу, точно выскочил из холодной воды, и, зная, что несколько свободных минут у него еще есть, обратился мыслями к командиру погибшей ракеты. Мог ли Клейн спасти «Ариель» и тридцать человек команды, Пиркс не знал, как не знал и того, пытался ли он это сделать. Клейн был из поколения рационалистов, которое подстраивалось к своим безоговорочно логическим союзникам, электронным машинам, так как те выдвигали чрезвычайно жесткие требования к людям, пытавшимся их контролировать. Поэтому проще было слепо довериться компьютеру. А Пиркс не смог бы, даже если бы сто раз захотел. Недоверие к ним было у него в крови.

Он включил радио. Да, буря разразилась. Он ждал ее, но интенсивность радиоистерики поражала. В утреннем обзоре прессы варьировались три темы: вероятность саботажа, опасения за судьбу кораблей, летящих к Марсу, и, разумеется, политические последствия катастрофы. Крупные газеты, допуская возможность саботажа, были осторожны в выводах, зато уж бульварная пресса рада была случаю подрать глотку. Стотысячникам тоже досталось: их-де как следует не испытали; с Земли они стартовать не могут; вернуть их с полпути нельзя, так как у них не хватит топлива; произвести разгрузку их на околомарсианской орбите невозможно. Да, действительно, им необходимо садиться на Марс. Но три года назад головной образец серии, правда с чуть отличной моделью компьютера, несколько раз успешно совершил посадку на Марсе. Доморощенные эксперты как будто начисто забыли об этом. Началась также кампания против политиков, поддерживающих «Проект Марс», а сам «Проект» называли не иначе как безумием. Уже был обнародован перечень нарушений техники безопасности на обеих площадках, изругана практика утверждения проектов и испытания головных образцов, от руководства «Проекта» не оставили мокрого места; общий тон комментариев был похоронный.

Когда в шесть утра Пиркс явился на заседание, оказалось, что их самозваную комиссию Земля аннулировала, так что они были свободны; заседания начнутся — официально и легально — только после присоединения землян. Отставленные эксперты сразу поняли, что нынешнее их положение куда как выгодней: решать ничего не надо, а можно спокойно подготавливать предложения и требования высшим инстанциям, то есть Земле. На Большом Сырте положение с материалами было достаточно сложное, но не критическое, а вот на Агатодемоне в случае задержки поставок не позже чем через месяц придется свернуть работы: помощи от Сырта не дождешься. Подходят к концу не только строительные материалы, но и вода. В ближайшее время придется ввести режим строжайшей экономии.

Пиркс слушал все это вполуха: принесли главную регистрирующую аппаратуру с «Ариеля». Тела погибших запаяли в цинковые гробы, но пока еще не решили, где их хоронить — здесь, на Марсе, или на Земле. Заняться разбором записей регистрирующих приборов пока было нельзя, требовалась кое-какая предварительная обработка, и потому шло обсуждение вопросов, не связанных непосредственно с катастрофой: удастся ли избежать гибели «Проекта», мобилизовав весь малый ракетный флот, сможет ли он в достаточно короткий срок доставить жизненно необходимый минимум грузов. Пиркс понимал целесообразность подобных дебатов, но в то же время ему было трудно отделаться от мысли о двух стотысячниках, находящихся на пути к Марсу, которые как бы заранее списывались со счета, словно их неспособность летать на этой линии была уже доказана. Но все-таки что будет с ними, раз уж они вынуждены совершать тут посадку? Все уже знали реакцию американских газет, кроме того, в зал время от времени доставляли радиограммы с изложением выступлений политиков. Ситуация складывалась скверная: представители «Проекта» еще даже не начали давать объяснения, а уже попали под массированный огонь обвинений. Прозвучали даже выражения типа «преступное легкомыслие». Все это Пирксу надоело; в десятом часу он выскользнул из прокуренного зала и, воспользовавшись любезностью механиков группы обслуживания космодрома, поехал на маленьком вездеходе к месту катастрофы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});