— Конечно, — низко склонилась я, удовлетворяя истеричную натуру юной Ателии. — Прошу меня простить. Иногда говорю невпопад такие глупости.
Я знала: девичье сердце топят обиды и злые умыслы царят в голове влюбленной принцессы.
Проклятие, как первый снег — неожиданно сыграло против коварной соперницы. В горячке проведя двенадцать дней, Ателия не смирилась с неудачей. У нее имелись деньги, но отсутствовала мудрость, чтобы правильно их тратить.
Вторая попытка убийства успехом тоже не увенчалась. Через день после нападения одного из слуг нашли в канаве с вырванным языком. К обеду подали главное блюдо молодой принцессе, и еще долго громкие крики отражались от стен замка. Ее высочеству не понравилось мясо, а мне — хамское отношение преступника, напавшего на меня ночью.
В третий раз принцесса пошла к отцу и потребовала меня казнить. Желательно тайно, чтобы Эйдан не сразу узнал. К сожалению, наивность — беда многих монархов. Пуская ведьму в дом, ты позволял той стать его частью. Каждая песчинка или букашка в замке были моими ушами и глазами. Заклятие сложное, требующее тщательной подготовки.
И едва увидев интерес на лице уродливой Ателии, я догадывалась, чем закончится наше противостояние…
— Дочурку под личиной ведьмы, король сек прутьями и жег огнем. Ломал глупышке пальцы, выбил зубы, а после вырвал сердце и глаза. Потом рыдал над хладным трупом, навечно проклиная небеса.
Сказка об уродливой принцессе, умной ведьме и великом инквизиторе завершилась. Я наслаждалась произведенным эффектом. Молчание за столом затянулось ровно в минуту. Пока у матери Эйдана-Эдика синхронно дергался то правый, то левый глаз — где-то в туалете тошнило Еву. Несчастная сестрица моего бывшего мужа едва сумела пережить две смены блюд. Жестокие сказки довели бедняжку до того, что та предпочла сбежать.
Правда, оставила за столом бледного супруга, матушку и дочь Аню.
— Тебе понравилась история, милая? — обратилась я к напуганному ребенку. Дрожащее создание вжалось в спинку стула и помотало головой. Кошмары малышке были обеспечены.
— Эдуард! — взвизгнула на два тона выше положенного Елизавета Сергеевна, пока маменькин сынок номер пять невозмутимо разделывал бифштекс на тарелке.
— А она ничего, — хохотнул Сергей, старший из братьев Харламовых, едва Анечка с громким визгом унеслась из столовой.
Поразительная штука — смерть. Никогда не знаешь, где очутишься после своей кончины. Мне вот относительно повезло — почти все на месте. Только антураж сменился, да смартфоны значительно упрощали жизнь.
Вместо мрачного замка — трехуровневый пентхаус в жилом комплексе бизнес-класса «Мономах» с охранной и консьержем. А где-то в поселке городского типа у Харламовых простаивала трехэтажная дача на тысячу квадратных метров с участком в шестьдесят соток. Видимо, чтобы цветы сажать.
Здесь же одна кухня была, как вся моя уютная коморка в спальном районе. Минималистичный дизайн идеально сочетался с помпезностью отдельных комнат. Минимум мебели в гостиной и столовой — максимум отделки в спальнях каждого члена семьи. Две панорамные остекленные лоджии, два французских балкона. Система кондиционирования и вентиляции, а материалы экологичные и качественные — дерево, кожа, мрамор. Симпатичный триптих в холле, джакузи в каждой ванной комнате помимо душевой кабины. Летом во дворе радовал глаз зеленый ландшафт, повсюду росли деревья и цвели кустарники. Детская площадка, подземный паркинг, и все за много миллионов.
Эх, жаль, что не мое.
— Тебе у нас нравится, Леночка? — я улыбнулась Сергею в очередной раз, прекратив перечислять в голове прелести этого места.
В голосе старшего брата Эдика появилась сексуальная хрипотца. Та самая, о которой любили писать в эротических романах. «Амброзия» действовала неукоснительно, хотя я жалела, что здесь не было остальных родственников местного Эйдана. Впрочем, оно никак не мешало мне развлекаться.
Например, скользнуть вверх по ноге Сереженьки и слегка нажать, заставляя бедолагу давиться вином.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Потрясающая квартира, — промурлыкала я, заметив, с каким интересом за нами наблюдает Эйдан, сидящий подле мамаши. — Кто дизайнер?
— Боюсь, милочка, вы не знаете его имени. Он слишком известен в узких кругах, — поджала губы Елизавета Сергеевна, по-прежнему скрипя зубами.
В отличие от своего двойника, госпожа Харламова любила власть и деньги. В этом мире мать Эйдана-Эдика чувствовала себя королевой, железной рукой управляя компанией почившего супруга.
Несколько минут в туалете, пока я «пудрила носик» помогли почерпнуть необходимую информацию об этой амбициозной мадам. Дорогая свекровь вполне могла составить мне конкуренцию по степени гадливости, но лишь одно оставалось неизменным — набожность. Елизавета Сергеевна отдавала огромные суммы в церковь на благотворительность. Подозреваю, пыталась таким образом смыть с себя все грехи.
Едва я переступила порог — меня сразу же возненавидели. Мать Эдуарда окинула меня презрительным взглядом, едва мы встретились лицом к лицу. Еще ничего не сказала, а каждое слово заранее воспринималось в штыки.
Впрочем, это не удивительно. Непонятная девчонка без семьи и связей. Тридцать один год, профессия сомнительная, внешность неблагородная, да еще гвоздики принесла!
До стандартной топ-модели, по мнению госпожи Харламовой, я не дотягивала. Хотя, если взять Эдика до переселения души Эйдана, на какую женщину он мог рассчитывать? Скорее девицу, которую бы выбрала излишне строгая мама.
— Вам бы, милочка, волосы покрасить. Этот русый цвет делает вас похожей на моль, — сморщила идеально ровный нос Елизавета Сергеевна. Явно подправила у хирурга. Там же оставила брыли и несколько лишних килограмм.
— А мне нравится, — вновь подал голос Сергей, радуя меня своей активностью. — Прекрасный медовый оттенок, оттеняющий глубину серых глаз Елены.
Я задумчиво посмотрела на свое отражение в экране смартфона и порадовалась наличию в этом мире краски для бровей с ресницами. А то поводов смеяться над моим неприметным обликом у Харламовой было бы больше. В нашем мире такая внешность считалась неким эталоном — кожа белая, вытянутое лицо с высокими скулами и четким подбородком. К сожалению, в этом даже Инна назвала меня бледной поганкой и отправила через две недели после знакомства к подружке в салон.
Хотя имелось у меня существенное преимущество. Волкова часто сокрушалась: хрупкое телосложение позволяло мне неправильно питаться почаще, чем ей.
Впрочем, умная ведьма всегда знала, как привлечь мужчину. Если не грудь, то правильная настойка!
— За глаза я ее и полюбил, — разливался тем временем соловьем бывший муж. — Смотрела на меня, как маньяк на жертву.
— А где вы вообще познакомились? — с подозрением поинтересовалась Елизавета Сергеевна и крылья носа затрепетали. Взгляд стал острее, будто мысленно матушка Эдика-Эйдана меня уже четвертовала.
— В лесу, — ответила я прежде, чем успела подумать и сильнее надавила бедолаге Сереже ногой на причинное место. Брат Эдика-Эйдана взвизгнул, затем густо покраснел.
— Парке, — добавил Холланд.
— Что ты там делал, Эдичка?! Знаешь же, что по таким местам опасно гулять одному! — сразу же взвилась Елизавета Сергеевна, проявляя ревностную любовь к младшему сыну.
— Просто Эдика хотели продать бандиты, — ехидно проговорила я, поймав на себе горящий взгляд янтарных глаз. — А я не дала.
— За что? — удивился Сергей, приходя в себя.
— За долги, — скромно потупила я взгляд, вновь принимаясь за еду и наслаждаясь воплями мамаши Харламовой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да, — тем временем вздыхал Эйдан, ткнув в недожаренное мясо с такой силой, что брызнула кровь. Скрип вилки по тарелке явственно намекнул: шутить больше нельзя, а то столовый прибор окажется в моем глазу.
— Ленусик такая храбрая. Избила главаря сумочкой и покусала его подельников. Зверь, а не женщина.
— Ты рыдал и умолял о спасении. Жалостливость — мое второе имя, — глаза матери Эдика стали раза в два больше, когда у меня в руке лопнул бокал.