Читать интересную книгу Приключения бывшего мичмана - Алексей Ловкачёв

— Леша, ты не напрягайся, а следуй инерции движения.

Мне такая позиция не понравилась, и я ответил:

— А зачем прогибаться?

Мне с грамотами не везло, за любую из них приходилось потеть реально, поэтому по вольной борьбе я их заработал лишь две за третье место. Одна мне была вручена на областном совете СДСО «Буревестник» в Минске, а вторая — на всесоюзном турнире памяти Героя Советского Союза А. П. Корякова в городе Калуш, на западной Украине. Тогда моя последняя схватка в финале вызвала острый интерес у зрителей. За два периода я растерял около 20 баллов, а в третьем после нагоняя от тренеров, рубился как черт и преимущество противника из Одессы свел к минимуму. Мои товарищи, наблюдавшие поединок, рассказывали, что все зрители столпились у нашего ковра, где мой соперник в последнем периоде откровенно от меня бегал. Но схватку я проиграл, а Ефим Давыдович потом на вокзале, пока мы ждали поезд, сетовал:

— Если бы ты эту схватку выиграл, то кроме второго места домой увез бы еще и личный кубок — за мужество и волю к победе.

Где я действительно отрывался, так это в пионерском лагере «Энергетик» во время летних каникул. Чтобы со станции «Зеленое» туда попасть, надо было потратить около десяти минут ходьбы. Деревянные домики лагеря уютно прятались под покровом высоких сосен. Здесь медсестрой работала мама Пети Калинина, а моя мама была прачкой. После окончания пятого класса я ночевал не как все в отряде, а в мамином вагончике рядом с прачечной и душем. Как–то ночью я долго не мог заснуть — в душе лилась вода и не давала покоя. Я встал с постели, чтобы закрутить кран. В раздевалке я ничьей одежды не увидел, поэтому смело вошел в душевую и остолбенел! Под струйками воды, рассеянными дуршлагом душа, в классической позе с классной фигурой стояла старшая пионервожатая лагеря. Поднятыми к чуть склоненной голове, согнутыми в локтях руками она мыла волосы.

Встреча пионера с пионервожатой оказалась настолько неожиданной, что мы друг на друга вытаращили глаза. Обнаженная вожатая была весьма привлекательной, будто сошла с картинки любовного романа или эротического журнала, и даже соблазнительной. Стройное тело окутывала сияющая дисперсная вода, которая при слабом освещении казалась исходящей из него, что создавало неповторимую ауру возбуждающей и недоступной эротики. Признаюсь, мальчишеское сердце от резкого выброса адреналина выстрелило до небес и зависло где–то под ночной луной. Короче, у меня сперло дыхание, и я молча уставился на открывшиеся прелести. Молодая женщина на мое появление отреагировала спокойнее, даже не пыталась прикрыться или отвернуться, и это меня поразило больше всего. Когда же у нее прошел первый столбняк, она, продолжая держать свои руки на голове и, нагло не прикрываясь, спросила:

— Тебе чего?

Ее голос меня пробудил и одновременно будто ужалил. Я подпрыгнул и через пересохшее горло виновато протолкнул:

— Ой! — а потом в свое оправдание попытался объяснить: — Тут вода лилась…

Не договорив, я стремглав бросился прочь и нырнул бесшумно в постель, чтобы не разбудить маму. Я испугался возможных разборок из–за того, что увидел. Но, слава Богу, ничего не последовало.

Это произошло в начале смены, поэтому я почти целый месяц втихомолку со стороны наблюдал за главной пионервожатой. Мое воображение невольно ее раздевало и представляло в том виде, в каком я увидел ее в душе. Как же лишний раз не полюбоваться стройным женским телом? При встрече молодая женщина меня не стеснялась, я ее почти тоже, если не считать моих застенчиво опускаемых при этом глаз. Последним штрихом к короткой новелле о пионерской эротике была торжественная линейка лагеря в конце смены. Тогда старшая пионервожатая при всех вручила мне детскую книжку о жизни великого русского ученого М. В. Ломоносова. Весь пунцовый и смущенный, я боялся посмотреть в ее глаза. Зато я понял, что книга — это лучший подарок, особенно за хорошее поведение пионера в присутствии обнаженной пионервожатой. Когда я в руки брал книгу, то читал ее с особым чувством. Державшийся в голове прекрасный образ молодой женщины каждый раз дополнялся новыми подробностями.

Пионерский лагерь «Энергетик» находился в лесу, где была лишь одна поляна, на которой проводились линейки. Там же было футбольное поле, на котором мы с Петром Калининым как–то занялись разучиванием приемов борьбы. Мой друг с детства увлечен единоборствами: вольной борьбой, самбо, дзюдо, джиу–джитсу, в конце концов, он посвятил свою жизнь каратэ–до. Так вот разучиванием приемов мы занимались на полянке не один день, прячась в дальнем углу, у забора. Чтобы у нас получалось, мы друг другу поддавались, поэтому со стороны получилось живописное зрелище, смахивающее на натуральную драку. Как–то в самый разгар тренировки к нам прибежали ребята, чтобы посмотреть, как мы друг другу чистим чайники. Они в это поверили, а мы только смеялись.

Здесь же за забором, через насыпь с дорогой, вьется узенькая речушка без названия, которая впадает в Вилейско — Минскую водную систему. Перед пионерлагерем эта водяная ниточка разливалась, превращаясь в естественную купальню для детворы. Относительно широкое русло, глубина по пояс взрослому человеку — для воспитателей и для нас было то, что надо — ни утонуть, ни далеко уплыть практически невозможно. Чтобы удобно сходить к воде, были устроены широкие деревянные ступеньки. Отсюда мальчишки нашего отряда прыгали в воду, долетая чуть ли не до середины купальни. Я тоже прыгал, но не с последней, а с девятой ступеньки. Сначала на это никто не обращал внимания, но потом народ с этим мириться не стал. У меня был безотчетный страх, который мешал сделать шаг выше. Бывает так, что на асфальте видна граница дождика, который там прошел, а здесь — нет. Вот и со мной была такая же ситуация — видимая граница страха. Ребята поставили мне ультиматум: если я не прыгну с десятой ступеньки, то они меня схватят за руки–ноги и швырнут в речку. Они оказались добрыми, дав мне по одной попытке на ступеньку. Даже в спорте дают не более трех подходов к снаряду, а тут целых десять попыток.

Девять раз я разбегался и у края резко тормозил. Толпа наблюдателей, похожая на стаю стервятников, окружила меня и ждала, когда же я, как последний патрон, израсходую десятую попытку. Им очень не терпелось проявить свою «гуманность». И вот стою я на верхней ступеньке наедине с последней попыткой. Потом разбегаюсь, быстро–быстро перебирая ногами по земле, но у края лестницы опять как вкопанный замираю. С наивной надеждой во взгляде оборачиваюсь к милым и дорогим своим товарищам. Их лица за смену стали для меня родными и близкими… И вдруг эти «дорогие и близкие» превратились в перекошенные гримасы неподдельной радости и неописуемого восторга. С диким улюлюканьем и кошмарными воплями они бросились ко мне, чтобы швырнуть в речку. Когда же я увидел такое добросердечие, то оттолкнувшись от десятой ступеньки, головой вниз плюхнулся в воду. С тех пор я так и прыгал, а другие — с разбега, чтобы не зацепить ногами нижних ступенек.

В пионерлагере мы ходили и в походы, а когда в очередной раз собирались на Минское море, то обеспокоенная Петина мама меня инструктировала:

— Леша, смотри за Петей. Следи, чтобы он не лез в холодную воду, далеко не заплывал, чтобы кушал все, что будут давать, и вообще, смотри за ним, чтобы он вел себя прилично и не хулиганил…

Тогда я почувствовал, как расту в собственных глазах и, вроде, даже становлюсь старше Пети не на 19 дней, а на 19 лет. Такие чудеса совершает с людьми возложенная на них ответственность.

После окончания восьмого класса в нашем отряде образовалась троица друзей, как в популярном фильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика»: Бывалый — толстый Сережка Голубев, Балбес — в меру упитанный Петька Калинин, ну а роль Труса, как самому хилому и худому, досталась мне. Мы веселились и дурачились, подражая известным киногероям. Как–то в одну из ночей местные дачники организовали праздник Купалы в паре километров от нашего лагеря, на Лысой горе. Достоверных данных о возникновении культа лысых гор, как бы, нет, но по народным легендам ведьмы на свои шабаши слетаются именно туда. А тут еще по большому секрету шепнули, что начало слета назначено на полночь и участники должны быть голыми. У нас тут же взыграли фантазии, и наша троица приняла решение обязательно туда явиться, не для участия, а хоть одним глазком посмотреть.

Мы дождались, пока после отбоя все угомонились, в том числе пионервожатые, и с большими предосторожностями покинули свои уютные постельки. На цыпочках прокрались мимо закутка воспитателя, молодого крепкого мужика, который, попадись ему на глаза, одним движением пресек бы все наши похождения.

С другой стороны, мы побаивались, что это может быть замануха и нас там возьмут и оттырят. Поэтому, идя к Лысой горе, мы немного трусили, и Бывалый, часто отлучаясь за кусты, приговаривал: