Читать интересную книгу Другая Белая - Ирина Аллен

Выбежала на привокзальную площадь, отдышалась, огляделась и почти обрадовалась: народу столько, что найти друг друга вряд ли возможно. «Вот и хорошо, вернусь в свой родной автобус», — почти с облегчением подумала она, но опять, как в тот самый первый раз, сверкнул луч предзакатного солнца и высветил фигуру Мартина. Больше она никого не видела. Он шел ей навстречу по вмиг опустевшей площади. Подошел, молча прижал к себе и не отпускал, даже не поцеловал. Повел ее к машине, и только там они поцеловались. Марина счастливо отметила, что целоваться он разучился.

Выехали из города, остановились у небольшой придорожной гостиницы. Вошли. Он взял ключ, открыл дверь, потом закрыл изнутри. Марина наблюдала молча, сгорая от желания, накопленного в машине. Она прижалась спиной к закрытой двери, почти теряя сознание, ждала. До кровати они все-таки дошли.

Прошла вечность, пока они смогли говорить. Марина тихо и счастливо рассмеялась:

— Ты заметил, что мы еще не сказали друг другу ни слова?

— Разве у нас был для этого повод? — ответил он гусарской шуткой.

Потом они стояли под душем, и вода все лилась и лилась… А потом она молила, чтобы ее тело не кончалось: он вытирал его медленно и бережно.

Вернулись в комнату, сели на пол — сидячих мест в номере не было, только кровать, на которую оба старались не смотреть во избежание нового «девятого вала». Марина положила голову Мартину на плечо — полное предельное счастье. Наверно, в таком состоянии молодые влюбленные совершали совместные самоубийства… в Японии, кажется. Свершилось. Чего еще сметь желать от жизни? Но он прошептал:

— Пора.

— Да, пора, — эхом отозвалась она.

— Я к тебе не поеду, — прошептала Марина. Он понял:

— Хорошо. Я отвезу тебя в Амстердам. Ты успеешь на свой автобус? Сумки не забудь, — он перекинул небольшую сумку ей через плечо, задержал на нем руку. Большую сумку понес сам.

На самом деле автобус уже давно ушел, но он ей и не был нужен. Она не знала, что будет делать, куда пойдет, в голове билось только одно: они сейчас расстанутся, и ей уже ничего не будет нужно.

— Не провожай меня до самого автобуса, пожалуйста.

— Да, да, я понимаю.

Марина почти оттолкнула его от себя, выскочила из машины и пошла быстро, не оглядываясь. В голове стучало: «Я тебя никогда не увижу, ты меня никогда не увидишь…» Наткнулась на большой мусорный ящик, напряглась и забросила туда дорожную сумку: «Ничего теперь не нужно. Эх, про подарки-то совсем забыла».

* * *

Очнулась она от яркого солнца и долго пыталась сообразить, где находится. Наверно, в гостинице, но не в той, где была с Мартином. Как сюда попала? Не помнила. Ничего не помнила, кроме того как выходила из его машины с мыслью о конце своей жизни. «Посплю еще», — решила и заснула на сутки.

Проснулась через день, когда стемнело. Приняла душ, хотела переодеться, стала искать сумку с вещами, куда делась? Не было сумки. Ну и ладно. Высыпала все из маленькой сумочки на простыню. Застыла на мгновенье: на этой сумке его последнее прикосновение… «Не надо, — приказала себе. — Итак, что у нас есть в наличии?» Было несколько евро, мелочь, кредитная карточка, две губные помады — дневная и вечерняя, тюбик с кремом для лица (главное!), пудреница, маленький пробничек с духами, расческа… Вполне достаточно, чтобы выйти в люди в приличном виде. Вымыла голову — и пошла. Кудрявая. Костюмчик сидит (пять кэгэ для этого французского костюмчика сбросила). Жизнь продолжается!

Вышла и сразу затерялась в веселой и не совсем трезвой толпе молодых и не очень людей, определенно побывавших уже в многочисленных кофе-шопах, где официально продавали легкие наркотики. Нашла уютный ресторанчик. Ей предложили единственное свободное место: маленький столик на одного, а рядом за таким же столиком — седая дама с бокалом белого вина и крохотной собачонкой на соседнем стуле. Обменялись приветствиями — и с дамой, и с собачкой. Марина заказала бокал красного вина и плотный ужин: забыла, когда последний раз ела. «Завтра с утра пойду смотреть Амстердам, слышала о нем от потомка Остапа Бендера, но ведь так и не увидела тогда, много лет назад, из-за проливного дождя».

Завтра снова было солнце. Марина купила путеводитель по городу, нашла туристическую контору, заплатила за экскурсию по городу.

— Вам на русском языке?

— А можно на русском?

Молодая голландка изъяснялась по-русски вполне прилично. Она сказала, что разговор у них пойдет о «золотом» для Амстердама XVII веке, когда он стал столицей Голландской Республики.

— Как получилось, что в том веке наша маленькая заболоченная страна на окраине Европы до такой степени продвинулась вперед во всем, что целое столетие ей не было равных? — она начала свою экскурсию с вопроса.

«Очень грамотно в профессиональном плане», — про себя отметила Марина. Группа — человек пятнадцать соотечественников — заинтересованно ждала ответа.

[Ответ голландки был таков: потому что на сцену жизни, туда, где еще недавно был король со своей вечной идеей власти, войн и захвата чужих территорий, вышел купец. Он стал новым героем, он диктовал, как строить город. Ему не нужны были дворцы, площади и парки. Впервые в строительстве городов заявила о себе буржуазная идея комфорта частного жилья для многих — многих богатых купцов. Потерявшие прежних титулованных заказчиков живописцы бросились к купцу желавшему, чтобы ему «сделали красиво». Купец любил, чтобы что-нибудь висело на стене, была удобная мебель, красивая кухонная утварь и свет — не только из окон, но и из затейливых золоченых светильников. Он любил красоту, но комфорт и безопасность он любил еще больше. Вот и опутали Амстердам сетью каналов, чтобы избежать наводнений, построили мосты, новые трех-четырехэтажные дома с просторными садами. Эти дома стали не только местом проживания, но и рабочим местом купцов, которые хранили товары на чердаках. Для того чтобы поднимать-опускать эти товары, в «плоть» треугольных фронтонов были встроены огромные крюки, через которые проходили хитрые подъемные устройства. У домов были парадные входы, но пользоваться ими было строго запрещено — да и кто бы ослушался! — они предназначались только для двух случаев в жизни — свадьбы и похорон. Суровая протестантская мораль, культ труда, жизнь — не праздник. Долг — вот для чего живем! «Новые голландцы» и не подозревали, что их новый город воплотил в себе и средневековую идею о закрытом и защищенном месте проживания и ренессансное представление о совершенном городе. Далекие от заумных теорий, они хотели жить удобно и безопасно, у них были большие деньги, и они получили, что хотели.]

На прощанье милая голландка посоветовала всем, кто не был, сходить в Рейксмузеум[16] и обязательно посмотреть «Ночной дозор» Рембрандта:

— Вы увидите кусочек жизни Амстердама того времени и тех голландцев, которые все это построили.

Ее проводили дружными аплодисментами. К Марине подошел один из одногруппников:

— Зашибец тетка. Может, сходим? Я бы тачку взял.

По виду и речи он был типичным «братком», но, как Марина заметила, слушал и смотрел очень внимательно.

— Жили ж люди! — рассказ гида явно задел его за живое. — Деньги, свобода, все в ажуре. Никто не трогал. Но и они не зажирались, как наши. Дворцы им по фигу. А у нас ведь как: бабла навалом, так он Версаль себе бацает.

«И в Версале он был», — про себя отметила Марина. Его рассуждения были прерваны громкими криками:

— Петро, ты куда делся? Айда, по пивку ударим! — К ним приближалась компания гарных хлопцев, без сомнения не раз уже ударявших по пивку в этот день. Марина поспешила ретироваться.

«И, правда, что ли, в музей пойти, на магазины денег нет, а там, может, кофе удастся выпить?» — рассуждения, не делавшие честь музейному работнику.

Пошла — и пропала там на полдня. Знала, конечно, «Ночной дозор» по репродукциям, но разве можно сравнивать! Мурашки пошли по телу от грандиозности и величия. Полотно громадное, цвет и свет, изобретательность художника потрясающие. Но и что-то большее… Чудо — вот это что! Нарождающаяся голландская нация выдвинула гения, которого сама понять еще не могла. А кто вообще может понять гения?! Амстердамские стрелки эту работу отвергли. Рембрандт создал совсем не то, что они хотели, — а хотели они наверняка доску почета народных дружинников. За это самолично выкладывали денежки из собственных карманов. Рембрандт добавил случайных зевак, которые, разумеется, ни за что не платили, какие-то ненужные, на взгляд стрелков, детали. Картина висела где-то всеми забытая, чудом уцелела. Но уцелела! Рукописи не горят!

Марина шла, погруженная в свои мысли, и не сразу до нее дошло, что кто-то обращается к ней по-английски:

— Простите, вы случайно не знаете, где Амстел?