Читать интересную книгу Люсипаф - Кока Феникс

— Порчу снимать! — Ну и? — отреагировал Лопоухий, пыхтя и снова исчезая в сизой мути табачного дыма. — Будет жить! — уверенно вынес приговор Пафнутий. — Может быть, даже дольше, чем мы с тобой. «Вот люди! — пыхтел трубочкой Лопоухий, — Раз, два и готово! Все делом заняты! А тут не знаешь с чего начать».

Здесь мысль его оборвалась и он исчез в клубах табачной ауры.

Пафнутий, как человек энергетический, к куреву относился крайне отрицательно. Хотя, с другой стороны, как христианин, к людям Пафнутий относился очень хорошо. Расщепляемый сейчас этой антиномией, Пафнутий потоптался перед Лопоухим, подождал, пока тот появится из-за завесы и бодро попрощался.

— У-у! — промычал в ответ Лопоухий и сосредоточенно запыхтел.

Вынырнув из ядовитых паров табака, Лопоухий словно опомнился и побежал догонять Пафнутия.

— Владик, а ты сейчас чем занят? — окликнул Пафнутия Лопоухий.

— Сейчас я иду в церковь! — значительно произнес Пафнутий.

— А-а! — неопределенно протянул Лопоухий. — А возьми меня с собой, Влад, я никогда там не был.

— Ну, конечно, пойдем! Там отец Петроний, такой славный батюшка, так служит, закачаешься!

— А что сегодня праздник какой? — по-детски любопытствовал Лопоухий.

— Сегодня праздник всеобщей любви и всепрощения! — улыбнулся Пафнутий и почувствовал прилив нежности к Лопоухому.

Он уже с утра пребывал в состоянии любви и всепрощения ко всему миру. В очереди, где он очутился, чтобы купить молочка на разговление, его так обругали, что другой плюнул бы, крикнул: «Да ебись ты колом!» и убежал. Нет. Пафнутий стоял, и, переминаясь с ноги на ногу, перепуская через себя железную брань хозяек, чувствовал, что любит их божественные яркие субстанции. Попадись ему сейчас хоть сам Сатана, Пафнутий скрепился бы и произнес:

— Я люблю тебя! Сатана сразу бы раскаялся и бросился бы на грудь Пафнутию, обливаясь горючими слезами. «Потому что любовь всемогуща!» — чувствовал Пафнутий.

Они подошли к церкви. На паперти сидел юродивый и, задрав вверх голову, просил у Бога копеечку. Пафнутий с сострадательной миной уже полез в карман, как калека вскочил и начал размахивать костылем перед его лицом. Он не просто размахивал, а еще и кричал, что на Пафнутии весь легион бесов, тех самых, что в свином стаде сидят, и что храм Божий не морская бездна, чтоб сюда с откоса…

Пафнутий, сначала улыбаясь, отошел, а потом, печально глядя на юродивого, говорил тихо, будто про себя. Но Лопоухий слышал:

— Эк, брат, как тебя нечистый в оборот принял. На благочестивых прихожан, любимый, такую скверну несешь. И как Господь попускает?!

Своими совершенными звукоуловителями Лопоухий слышал одновременно и другое. Естественно, что на такой шум сбежались с окрестных скамеек вертящие клубками старушки. Они еле слышно, крестясь, шептали:

— Сережа зря кричать не станет. Он от Бога помазан храм Божий охранять от нечестивых. Вон, на Страстной такого черта из-за Николая Чудотворца вытащил — все свечи разом потухли, а смердело…

Пафнутий между тем не знал, что делать. Юродивый не унимался:

— Мать Богородицу, заступницу нашу призываю на брань с тобой, сарацин!

Бабки неистово крестились, забыв про свои клубки, которые катались сейчас вольно по песку и играли разноцветные свадьбы.

— Он, что, белены объелся?! — испуганно посмотрел на Пафнутия Лопоухий.

— Да нет, — отвечал тот, разворачиваясь. — Его Лукавый попутал. Он сам не виноват, я его даже люблю.

Лопоухий недоверчиво оглянулся на Сережу. — А бабки? — Они тоже хорошие. Все, как одна, богомольные! «Эти особенно!» — оглядывался на серо-коричневую свору старух Лопоухий. Он слышал, как они, вконец осмелев и приняв сторону юродивого, покрикивали:

— Молодец Сережа! Ишь, басурманы, накануне Светлого праздника храм поганить!

Сережа под одобрительный бабий гул ходил по паперти гоголем и широко крестился. Он даже забыл о деньгах, и просто кланялся полезшим под гул колоколов в церковь старушкам.

— Пойдем в другую, Владик! Что на этой свет клином сошелся? — внес предложение Лопоухий.

— Нет. Это уже Бог против, чтоб мы сегодня под сень его храма вступили. Сейчас домой и на колени! Так, что давай!

— Ну, давай! — ударили они по рукам, и Лопоухий, набив трубку, с удовольствием запыхтел на ходу.

* * *

— Я автобиографию Нерона пишу… — грязно выругался в адрес своего героя Фефела. — Трудно! — О-го! — поднял еще повыше сломленную ногу Маргинальный Морг. — А причем тут его матушка? — Так а кто же причем? У него в квадрате все три шестерки и уместились! — Где уместились?! — В квадрате. Мамина одна, папина, соответственно, и третья, может быть и от собаки. От собаки? — дрожа, хватался за мысль Фефелы Маргинальный Морг. — А что за квадрат? — Да, элементарный квадрат. Раз, два, три, четыре и до девяти. Ты когда родился? — А что? — замер Маргинальный Морг.

Квадрат свой хочешь посмотреть? — нетерпеливо привстал Фефела. — Да! откровенно выдохнул Маргинальный Морг. — Ну, вот мне и нужна твоя дата рождения! — А, — Маргинальный Морг назвал. — Ну, вот, — уверенными движениями чертил Фефела схемку. — Теперь считаем. — Deutshe Soldaten… — мычал он еле слышно. — Deutshe Offiziеren! Маргинальный Морг, не разобрав слов и не уловив мелодии, попытался подтянуть, но Фефела, оставив арифметику, как-то пристально взглянул на Маргинального Морга и припечатал его к лежаку.

— Ну, обычная ситуация, — выносил он приговор. — Чуть ли не каждой твари по паре. Я так и думал.

— Почему? — Ну, так, — ушел дипломатично от ответа предсказатель. — А посмотреть можно? — не веря в такую кондовую ординарность своей натуры, сунулся Маргинальный Морг.

— Пожалуйста, — пьяно протянул листок Фефела. Маргинальный Морг погрузился в арифметику и секунд через десять вынырнул из ее глубин: — Так здесь ошибка… — Где?

Десять да восемь, сколько будет? Восемнадцать? — Ну?! — А тут двадцать два стоит. Вот. Тогда картина иная. Да и число у меня не десятое, а девятое. По Гринвичу?

— Ну, да, по Гринвичу! — набирал паритета Фефела. — Тогда, действительно интереснее.

— А-а, — приподнял больную ногу Маргинальный Морг.

— Правда, безрадостно, — щелкнул пальцами Фефела. — Еще четыре раза кармироваться придется. Усиленная судьба на восьмерках.

— Ну и что? — Ну, и карма, — заявил безапелляционно Фефела. — Так что… Может быть Чайковского? — сделал паузу он. — А то в горле что-то…

— А, конечно, поставь воду. Я-то… — и Маргинальный Морг чуть ли не покачал больной ногой.

Фефела вышел на кухню. За окном смеркалось. Звездочки вспыхивали в успокаивающемся небе и совершенно отчетливо складывались в собачью голову.

— Вот она тебе и нацепила третью шестерку, Август!

Чайник тем временем наполнился, и вода полилась через край.

* * *

— Тетя, тетя, как же ты так, раз два и в дамках, — сокрушался Пафнутий, невольно вспоминая тетино выражение, когда они часто бывало стучали в шашечки. Потом разойдутся в Чапая и давай щелчками сшибать друг дружку. Тетя всегда выигрывала. И вот, тут, бац-бара-бац!

«Эх, жизнь! — сокрушился вконец Пафнутий. — Ехал грека через реку… Как я без тетки Пальмиры? Надо хоть погребение на себя взять. Я же единственный родной человек! Люси еще, правда, но она ее не знала так хорошо. Нет, надо одному ехать!» — твердо решил наконец эту проблему Пафнутий и, подойдя к дому, знал уже, что ему делать дальше.

Люси, как всегда, крутилась на своем пианическом стульчаке и плевалась в разные стороны подсолнуховой шелухой.

— Тетя! — входя, произнес Пафнутий. — Шо? — выскочила, как пружина, из стула Люси. — Коня кинула, — растерянно проговорил целитель. — Как? — опешила даже Люси. — Как, как? Каком! — взорвался Пафнутий. Но Люси не отступала. Она выхватила у Пафнутия из рук телеграмму и прочла: «Тетя Пальмира приказала всем долго жить. Шурюпинцы»!

«Шурюпинцы!» — усмехнулась про себя Люси. — Ты шо, Влад, — начала она свой дипломатический вояж. — Ты шо же ее?.. — Что я ее? — нервничал Пафнутий. — Ты шо ее в жертву? — робко пока, но уже наступала Люси. — Что в жертву? — крякнул вдруг Пафнутий и опустился на табурет, как будто б наполовину расколотый.

«Ну, чурбан!» — мелькнуло у Люси. — Ты что ее в жертву принес?! — ударила она в упор. — Кому в жертву? — сдавал Пафнутий. — Знаешь ты, кому! развернулась на своем пианическом стульчаке Люси. — Богу что ли? — решился выговорить Пафнутий. — Да нету Боха, Влад, нету никакого Боха. Тебе сколько лет, идиот? — Подожди, Люси, — начал было он. Но Люси перехватила инициативу, целясь и попадая в яблочко. — Астралу в жертву, Влад. Астралу тетю ты и заклал! — Откуда ты знаешь это? — раскалывался все больше чурбан Пафнутия. — Ха, ты шо ж думаешь, я слепая? Нет, брат ты мой, я — зрячая! и Люси подняла руки, крутанулась на резьбе стула, и, оказавшись лицом к окну, тихо и сильно произнесла: