Продолжая держать руки вверх, детектив ждал, пока Брейзи отойдет. Его голубые глаза жадно скользили по телу Доун. У него были короткие каштановые волосы и красивое лицо, хранившее следы пережитых испытаний. Мэтт Лониган и манил, и отпугивал Доун. Ему бы подошла роль уличного головореза, разгуливающего по темным закоулкам в рубашке с закатанными рукавами и бейсбольной битой наперевес. Но Мэтт был Мэттом, и ничего подобного не носил: ни биты, ни закатанных рукавов. Он предпочитал потертые джинсы, ботинки, свободную рубашку поверх футболки и, независимо от погоды, неизменно облачался в безразмерную куртку. В таком виде детектив сейчас и стоял перед Доун. Ей всегда казалось, что под курткой у него спрятано мачете.
Кто он — частный детектив или такой же охотник за вампирами — Доун не знала. Зато он постоянно сеял в ее душе сомнения относительно Лимпета, и вполне успешно. «Требуй ответы», — говорил он, подталкивая ее разузнать подробности о личности Голоса и его намерениях.
Весь прошедший месяц Доун посвятила сбору информации о боссе, а заодно навела справки и о Мэтге Лонигане. Свою настоящую фамилию — Дестри — он поменял после того, как убили его родителей. Она выяснила, что Мэтт ей не врал, хотя когда-то скоропалительно обвинила его в том, что он состряпал историю своей жизни по мотивам сказочек о Бэтмене. Все оказалось правдой. Теперь Доун чувствовала себя идиоткой: зачем она поторопилась тогда с выводами?! Повторять ту же ошибку с Жаклин не хотелось.
Тем не менее детектив держал цветы, а не пистолет.
Маргаритки. Они украшали прическу Эвы Клермонт в одной из сцен ее лучшего фильма. Однажды за ужином Доун упомянула Эву, и глаза Мэтта приобрели мечтательное выражение. Вообще-то говорили они о Фрэнке, так как Мэтта наняли его искать. Кто нанял, детектив не признавался: условия конфиденциальности не позволяли открывать имя клиента. На самом деле команда проверяла Лонигана — друг он или враг.
Заметив реакцию Мэтта на имя матери, Доун ощутила укол ревности: все мужчины млели при упоминании сногсшибательной Эвы. Наверное, потому Доун и тянуло к этому скромному парню, который был вовсе не в ее вкусе — хотелось отбить у матери очередного поклонника.
Справившись с эмоциями, Доун кивнула на цветы:
— Для любимой бабушки?
Он усмехнулся и шагнул навстречу, протягивая букет. Брейзи напряглась еще сильнее. Доун коснулась ее плеча.
— Все в порядке.
— Точно?
Мэтт засмеялся.
— Хорошо, когда рядом такие друзья.
Она не сочла нужным представить Брейзи Мэтту.
— Брейзи, ты позволишь?…
Та не сводила глаз с Лонигана.
— Не хочу оставлять тебя одну на темной улице.
— Я не одна, а с ним.
— Вижу, — сурово отрезала коллега.
— Ну, Брейзи…
— Ладно. — Она отступила, строго взглянув на Мэтта. — Я буду в машине, позвоню в офис. На всякий случай.
— Хорошо, мамочка.
Это была шутка, но по дрогнувшим ресницам Брейзи девушка поняла, как неудачно сострила. Если бы Фрэнк не исчез, красавица-мексиканка стала бы мачехой Доун.
Напарница обошла машину, громко хлопнула дверца. Мэтт сделал еще шаг навстречу. Доун не устояла и сама подошла к нему, влекомая притяжением, всегда возникавшим между их телами. Он улыбнулся и снова протянул ей маргаритки.
— Давно не виделись, — тихо произнес он.
Доун сдержала вздох: голос Мэтта звучал так хрипло и возбуждающе.
Она неловко взяла букет, не зная, что с ним делать дальше. Как ни печально признавать, мужчины никогда не дарили ей цветы.
— С нашей работой трудно выкроить свободное время, да?
Детектив давно приглашал ее куда-нибудь сходить. Настоящее свидание решили устроить, когда найдется Фрэнк — так не возникло бы никаких проблем. Наверное. Но договаривались о встречах они задолго до того, как Доун столкнулась с Мэттом на месте убийства Клары Монаган. До того, как почувствовала, что за спиной он прячет мачете… До того, как ей примерещился клинок, возникший ниоткуда, — клинок, что отрубил руку Робби Пеннибейкеру.
Неужели той ночью Мэтт тоже охотился на вампиров?
Она не смела его спрашивать. Да он и не признался бы — она ведь тоже не могла рассказать о своей работе в «Лимпет и партнеры».
— Откуда ты узнал, что я здесь? — поинтересовалась Доун.
— Чистая случайность. — Он осторожно взглянул на автомобиль, где по телефону, грозно сверкая глазами, разговаривала Брейзи. — Я ехал домой, заметил вашу необычную машину, забежал в цветочный… — Мэтт указал на круглосуточный магазин на другой стороне улицы, окна которого ярко светились в темноте. — И… опля!
— Красивые. Спасибо. — Доун понюхала маргаритки. Свежие стебли были влажные и приятные на ощупь — столь же приятно звучало и объяснение Лонигана. Неизвестно, стоит ли верить его словам, но думать, что он следил за ней, тоже не хотелось.
О чем он говорил ей в последнюю встречу, перед тем, как опять исчезнуть в ночи?
«Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты воображаешь. Я же видел твое досье. Собирал о тебе информацию, смотрел твои фильмы, встречался с твоими знакомыми. И вот так, мало-помалу… Мне понравилось то, что я узнал о тебе».
По телу пробежала дрожь. Сердце стучало — не то от возбуждения, не то от страха.
В любом случае, ей это нравилось. Сумасшествие…
Недавно по телефону — на личную встречу времени не нашлось — Мэтт сдержанно извинился за неприятную ситуацию, вызванную его неожиданным признанием. Он сравнил свой интерес к ее жизни с интересом старшеклассника, увлекшимся девчонкой из параллельного класса: пусть они никогда не разговаривали, но он каждый день смотрел, как та проходит мимо, и любовался объектом своего обожания. В тот день, увидев реакцию Доун на его слова, он очень расстроился и ушел, как только она отвлеклась на звонок.
Его застенчивость казалась трогательной. Доун поверила ему, подозревая, что он взялся ухаживать за ней по телефону, — чтобы не повлиять своим присутствием на ее решение. Это также давало ему возможность услышать ответ мобильника, а не получить отказ в лицо: равнодушное «я занята» — всего лишь мерцающий экран. Ей польстило, что детектив, видимо, много думал о ней и предусмотрел такой поворот событий.
Его пальцы скользнули по уху Доун: раньше она носила сережку с рубином, но теперь серьга лежала в чемоданчике под стопкой одежды. Мэтт вопросительно посмотрел на девушку, не находя на прежнем месте кроваво-красный камешек.
— Потеряла, — соврала Доун. Она не имела ни малейшего желания объяснять, почему перестала носить украшение. Сережка принадлежала другой Доун, которая никогда не рубила вампиров в приступе холодной, мстительной ярости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});