Дама открыла глаза, пришла в себя и, увидев французские мундиры, сделала гневный жест.
Она оттолкнула мамашу Буффарик, заметила свои бумаги в руках солдата и вскрикнула не окрепшим еще голосом:
— Мои бумаги!.. Дайте их мне… они мои… верните их… я требую!
— Нет уж, — ответил служивый. — Слава Богу, я службу знаю… я отдам их кебиру в собственные руки, а он передаст их командующему… такой порядок!
— Я не хочу!.. Я не хочу!..
— Вот еще! Мало ли кто чего не хочет!
Дама неприязненно сжала губы. Она была встревожена и раздосадована. Мамаша Буффарик спокойно сказала:
— Ну же, не надо так волноваться, лучше выпейте что-нибудь для бодрости. Не упрямьтесь, это от чистого сердца.
— Нет, — ответила незнакомка твердо. — От французов, врагов моей родины, мне ничего не надо.
Взглядом своих больших глаз, похожих на черные алмазы, она окинула кошмарную картину лежащих вповалку тел, и дьявольская радость осветила ее прелестное лицо.
В эту минуту к ней подошла Роза со стаканом воды в руке. Она услышала жесткое «нет!» Дамы в Черном и сказала ей своим мелодичным, нежным голоском:
— Но эти враги великодушны… они перевязывают ваших раненых, как своих… по-братски помогают им… взгляните, мадам!
Белое личико юной девушки, ее легкий румянец были очаровательны. Роза носила простенькое ситцевое платье и соломенную шляпу с трехцветной кокардой[60]. Из-под шляпы выбивались пышные волосы. Изящество и достоинство, с каким девушка держалась, внушали восхищение и симпатию.
Незнакомка смотрела на нее долго, пристально, невольно поддаваясь обаянию ее слов и взгляда. Странное чувство пробудилось в глубине души воинственной славянки, неуловимое, болезненное и сладостное. Глаза ее, такие прекрасные, несмотря на холодный блеск, увлажнились непрошеной слезой.
Потом она прошептала голосом тихим, как дыхание:
— Да… конечно… ей было бы столько же лет… и эти золотые волосы… эти васильковые глаза… этот цвет лица… лилия, роза… и такая благородная осанка… она ничуть не похожа на маркитантку!
Девушка тоже неотрывно смотрела даме в глаза, и та тихонько добавила:
— От вас, дитя мое, я приму этот стакан.
Женщина утолила жажду, неотрывно глядя на Розу, которая вызывала у нее смешанное чувство пылкой приязни и мучительной боли.
Не замечая грохота сражения, звуков бойни, стонов раненых, забыв о том, что находится в плену, забыв о своей слепой ненависти, забыв обо всем, она спросила:
— Как вас зовут, дитя мое?
— Роза Пэнсон, мадам.
— Роза!.. Красивое имя, и так вам идет. Из какого вы края? Откуда родом ваши родители?
Мамаша Буффарик почувствовала себя немного задетой и грубовато вмешалась в разговор:
— Мой муж из Прованса… я из Эльзаса… а моя дочь родилась в Африке.
— О, из Эльзаса?.. Вы говорите — из Эльзаса?
— Да, а что в этом плохого? Но, прошу прощения, вам уже лучше, правда? Я возвращаюсь к моим зуавам, мне надо их напоить… А раненым нужны заботы Розы… Прощайте, мадам…
— Прощайте! Быть может…
Но Дама в Черном не могла просто так проститься с Розой. Она испытывала настоятельную потребность установить с этой юной девушкой какую-то душевную связь… подарить ей что-то на память… Сама мысль о расставании с девушкой терзала ее сердце… хотелось, чтобы Роза ее не забыла.
Женщина отстегнула с воротничка роскошную брошь с черными бриллиантами и неловко, с бестактностью иностранцев, не знающих ни нашего бескорыстия, ни нашей гордости, протянула ее Розе.
— Мадемуазель Роза, — сказала незнакомка, — примите от меня эту безделушку.
Девушка покраснела, отступила на шаг и с достоинством возразила:
— За стакан воды?.. О, мадам!
— На поле боя стакан воды стоит целого состояния.
— И все же в нем не отказывают даже врагу!
— Вы горды! Это хорошо. Но позвольте, по крайней мере, пожать вам руку.
— О, от всего сердца, мадам, — ответила Роза и протянула руку, которой позавидовала бы графиня.
В это время появился адъютант с приказом обыскать экипаж и препроводить Даму в Черном к главнокомандующему.
Две руки успели соединиться в стремительном рукопожатии. И Роза вздрогнула оттого, что рука Дамы в Черном была холодна, как мрамор.
Экипаж тронулся, и незнакомка, не отрывая взгляда от изящного силуэта девушки, снова прошептала:
— Да!.. Ей было бы столько же лет… Она была бы столь же прекрасна и горда! Ах, будь проклята Франция!.. Да, проклята!.. Проклята вовек!
Сражение на плато становилось все более ожесточенным. Дивизия Боске таяла на глазах. Ее била артиллерия, преследовала кавалерия, теснила пехота. Генерал держался подчеркнуто спокойно, но был очень бледен, на лбу у него выступили крупные капли пота. Он считал минуты, еще немного — и их опрокинут. Оставалось единственное средство — наступление! Только наступление могло поднять дух армии, и тогда она прорвет сжимавшее ее кольцо железа и огня.
Если не придет подмога, они погибнут все до единого.
Окружив своего командира, офицеры связи ждали приказа.
— Что же, господа, передайте команду: мешки на землю — и в атаку!
Офицеры связи пустили коней в галоп и под страшным огнем добрались до командиров корпуса.
И тут же Боске издал радостный возглас, на его мужественном лице расцвела улыбка.
— Англичане! Наконец-то!
Вот оно, долгожданное подкрепление, но с каким опозданием!
Сквозь пороховой дым и мглу пожаров стали заметны английские части, которые продвигались вперед, чтобы захватить наполовину сгоревшую деревню Бурлюк[61], и перейти реку Альму по мосту.
Сбитые в компактные группы, эти великолепные пехотинцы маршировали, как на параде, с оружием наперевес, печатая шаг; унтер-офицеры, оборачиваясь, выравнивали строй.
Грандиозное, величественное зрелище! Но какое же абсурдное!
Ведь лучше было бы развернуться там, куда не достигают ядра! Разумнее было бы разделить войска, расположив колонны на расстоянии друг от друга!..
Русские артиллеристы занимали выгодные позиции. Они стреляли словно по мишеням, и при каждом выстреле снаряды укладывали наземь целые шеренги, точно гигантская коса проходила по маковому полю.
Через пятнадцать минут треть покалеченных бойцов лежала уже на земле.
Но деревню захватили без сопротивления, отважные солдаты форсировали Альму и угрожали теперь правому флангу русских.
— Браво! Красные мундиры, браво! — кричали в восторге французы.
В полках и батальонах дивизии Боске раздавались короткие команды: