«Но мне не пришлось сказать о теневой стороне появления миссионеров на островах Тихого океана. Эта теневая сторона, по моему мнению, состоит главным образом в том, что за миссионерами следуют непосредственно торговцы и другие эксплуататоры всяческого рода, влияние которых проявляется в распространении болезней, пьянства, огнестрельного оружия и т. д. Эти «благодеяния» едва ли уравновешиваются умением читать, писать и петь псалмы!»
То есть болезни если и возникали, то после появления не миссионеров или исследователей, а торговцев! Кстати, я потом нашел в сети несколько подтверждений этому тезису.
Поэтому от меня требовалось всего лишь соблюдать не очень сложные правила:
– не посещать остров, если чувствую недомогание;
– перед каждым визитом мыть руки;
– не чихать на аборигенов и не есть с ними из одной посуды; и вообще держаться на некоторой дистанции.
Последнее у меня получалось само собой – ведь я все-таки пришелец с неба, а не гость с какой-нибудь Мангаревы.
Заболевшие поправились через неделю, и за это время вода в озере более или менее прогрелась. Правда, ее уровень заметно упал, но в последние дни падение почти прекратилось – видимо, грунт вокруг водоема пропитался водой и перестал так уж свободно пропускать ее. Но вообще пруд стал каким-то полюсом холода, вокруг него даже начали было чахнуть кусты. Однако потом они вроде бы адаптировались, и островитяне тоже скоро привыкнут.
Их, кстати, заинтересовало, что это за белые куски плавали в моем пруду поначалу и куда они делись потом. Я притащил из Москвы пару кусков льда и показал Хане с Тимом, как они тают, а молодые люди, прослушав первый в их жизни урок физики, отправились просвещать своих соплеменников. И теперь островитяне знали, что на небе очень холодно – настолько, что даже вода превращается в камень. В общем, обычному человеку там ни за что не выжить.
Теперь, когда у меня появился запас воды, можно было задуматься о развитии земледелия. Потому как здесь не дача, где мне самому приходилось ковыряться в глине. Сельхозрабочих вполне достаточно, на мою долю останется только общее руководство процессом и дегустация полученного урожая. Вот только земля на Хендерсоне была такая, по сравнению с которой глина на моем участке вполне сошла бы за чернозем. И как только на этих камнях ухитрялись расти здешние кусты? Правда, горох у резиденции принялся неплохо, только его приходилось регулярно поливать.
В общем, до так называемого сезона дождей оставался месяц местного времени, и за это время следовало подготовить островитян к ведению сельского хозяйства. Почему я назвал сезон дождей так называемым? Да потому что времена года на Хендерсоне выглядели так.
Лето – оно жаркое и сухое.
Осенью могут пройти дожди, но мало. А могут и не пройти.
Зима чуть попрохладнее лета, но тоже сухая.
Весна полностью аналогична осени.
В данный момент на острове был конец лета. В Москве – середина февраля.
В один из дней на работе меня пригласил к себе шеф. Поинтересовался, где это я так загорел, и мне пришлось сказать чистую правду – дома, где я делаю блок питания для мощной ультрафиолетовой лампы. Ведь я действительно недавно подрядился за шестьдесят тысяч создать именно его, а что тот дом стоит в тропиках на берегу океана – так шеф меня про это и не спрашивал.
Впрочем, это было вступление. А за ним пошли начальственные претензии.
– Я тебя очень ценю и позволяю многое, – капал мне на мозг шеф, – поэтому ожидаю хотя бы понимания! А ты? Что ты сказал позавчера заму директора?
Смысл тут был в том, что не так давно по институту прокатилась волна смены аппаратуры. Вышел приказ, согласно которому с первого февраля сотрудникам запрещалось работать на несертифицированном и непроверенном оборудовании. Перед этим мы составляли заявки и, что меня несколько удивило, получили все требуемое, причем быстро. Я тоже, мысленно подивившись, какие заковыристые формы иногда принимает распил бюджета, потому как никакого другого смысла в акции усмотреть не мог, написал заявку и через неделю получил все требуемое. Но мой старый «Тектроникс» так и остался стоять на столе, и лабораторные источники питания еще с советских времен тоже. Что сильно не понравилось как-то раз зашедшему в лабораторию заму.
– Ладно, могу убрать, – утешил я начальника, – но не на помойку, мне это пригодится. Пока суну под стол, а в воскресенье на вахте будет дежурить мой знакомый, тогда и вынесу.
Шеф начал было вякать, что в случае чего он меня покрывать не будет, но, увидев полное отсутствие беспокойства с моей стороны, в свою очередь, перестал волноваться. Действительно, чего мандражить-то? Я не собирался напрягать своего знакомого с проходной – открыть переход прямо с рабочего места будет нетрудно. Заодно и вынесу кондиционер на основе элементов Пельтье, который я собрал из имеющейся у нас некондиции неделю назад. Потому как уже довелось убедиться, что иногда на Хендерсоне бывает довольно жарко.
А вообще-то я собирался на работу в выходные не только затем, чтобы без помех переправить на Хендерсон барахло. Мне надо было еще поработать на фрезерном станке, потому как в мастерской на острове пока стоял только токарный. Что там, со слов Маклая, тащили несчастным дикарям торговцы, кроме болезней и водки? Огнестрел. И тут я был не совсем согласен с великим русским путешественником – если оружие дать в хорошие руки да потом за этими руками присматривать, то никакого вреда от него не будет.
Ханя с Тимом уже вполне освоились с «крысом» и теперь учились стрелять из пневматического револьвера. Он у меня был еще до начала эпопеи с переходами, причем форсированный.
Как-то раз я купил ижевский «МР-651КС». Машинка понравилась мне продуманностью конструкции и хорошим качеством изготовления ствола. Ну, а что местами она была сделана явно через задницу, так чего вы хотите от оружия за полторы тысячи рублей? Чай, руки у меня есть, подумал я, разбирая револьвер с целью понять, как он должен работать, если все сделать по уму.
Вскоре диагноз был ясен. Главным тормозом данного револьвера было отсутствие промежуточного объема между баллоном и клапаном. Ведь как все это работает?
При нажатии на спусковой крючок клапан открывается. Газ в баллоне вскипает, но это не мгновенный процесс. Мало того – он проходит через тоненькую дырочку в игле, и ее никак не расширить! О какой мощности тут может идти речь?
А вот если между баллоном и клапаном будет промежуточный объем, причем в разы превышающий объем ствола, все пойдет по-другому. Пулю будет выталкивать заранее созданное давление в этой камере, а оно при комнатной температуре равно шестидесяти пяти атмосферам.
В общем, я кое-как вкрячил в пистолет этот самый газовый буфер объемом в два с половиной кубика. Правда, для этого пришлось распилить не только рукоять, но и пластиковую накладку на нее. Потом рассверлил входное отверстие клапана до пяти миллиметров, а выходное – до четырех с половиной, отцентровал барабан и минимизировал зазор между ним и стволом. Получилось совсем другое оружие – у него даже появилась отдача, а пули легко прошибали четырехмиллиметровую фанеру. В первое лето на даче я охотился с ним на ворон, по результатам чего дошел до небольшой модернизации боеприпаса. Если в пульку «Гамо Экспандер» сзади вбить тонкий гвоздик, а потом откусить выступившую спереди часть, то на ворону попадание такого снаряда производит куда более серьезное впечатление.
Впрочем, они оказались умными птицами и быстро улетели с моей дачи, но про голубеобразных с Хендерсона этого сказать не получалось. Ханя научилась ловко сшибать их, подкрадываясь на минимальное расстояние. Даже если птица все-таки взлетала, девочка иногда ухитрялась снять ее влет, выпуская по три-четыре пули одну за другой.
То есть явно настала пора вооружить ее чем-нибудь посерьезнее, и именно этим я собирался заняться в ближайшие выходные.