Читать интересную книгу Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин

году — вас тогда еще у нас не было, кажется — он привел актера Жарова, представляете?

— Молодец. Его тут не разорвали на сувениры?

— Он побыл совсем недолго и уехал на съемки. Зато меня с ним сфотографировали!

— Прекрасно. Впрочем, как вы поживаете? Мы с вами действительно давно не виделись.

Фёдорова вздохнула:

— Я рассталась с женихом.

— Это с тем тощим секретарем комсомольской ячейки? Чем же он вам не угодил?

Фёдорова сделала большой глоток коктейля и с негодованием ответила:

— Представляете, что он мне сказал? Чтобы я бросила журналистику!

— Но зачем? — с недоумением спросил Сафонов.

— Чтобы я была у него домохозяйкой! Бросай ты, говорит, эту газету, мне нужна домашняя жена. Но самое обидное знаете что? Он сказал: не вижу твоего будущего в этих газетах, а вижу тебя барыней с самоваром и в мехах! Как у Кустодиева! У тебя, говорит, и кошка есть!

Сафонов почему-то рассмеялся.

— Извините, но это действительно смешно, — признался он.

— Нет, ну я, конечно, тоже посмеялась. Сначала. А потом сказала: да пошел ты к черту, барин выискался! А еще комсомолец!

— Правильно сделали. У вас хорошие тексты. А секретарей комсомола в Москве хватает.

По ступенькам поднялся корреспондент культурного отдела Шишкин, уставший, взмыленный и беспокойный. Фёдорова тут же вскочила со стула, схватив бокал с коктейлем, и подбежала к нему.

— Алексей Васильевич, добрый вечер! Что за день такой: Сафонова месяц не видела, а вас полтора, и вот наконец-то. Как вы? Садитесь к нам!

— Не спрашивайте, — слабо улыбнулся Шишкин. — Добрый вечер. С удовольствием сяду. Товарища Сафонова тоже давно не видел. Вы все про спорт да про культуру пишете, да?

— Спортивный отдел почему-то любит меня, — ответил Сафонов. — Но вот скоро будет текст про брянского писателя Холодова.

— Слышал, слышал. — Шишкин уселся за стол, следом села Фёдорова. — В Брянск поедете. Я тоже из командировки только что: ехал в Ленинград на встречу с поэтом Белебиным, это было то еще приключение.

— Выглядите уставшим, — заметил Сафонов.

— Еще бы! Я прибыл в Ленинград и только там узнал, что он, оказывается, живет в Парголово и работает там водовозом. Представляете? Поэт — водовозом в Парголово! Пришлось ехать в эту дыру.

— Не такая уж и дыра! — возразила Фёдорова.

— Да, но это не входило в мои планы. И вот я только что с поезда… Впрочем, ладно. Как поживает ваша кошка?

— С кошкой все в порядке. А еще я рассталась с женихом…

Сафонов сделал глоток, откинулся на спинку стула, достал папиросу, закурил и прикрыл глаза. Гостей становилось еще больше: разговоров на верхнем ярусе стало столько, что их трудно было различить. За соседним столиком иллюстратор Варенцов и бухгалтер Седакова говорили о войне.

— А я говорю вам, что война будет, — вполголоса говорил Варенцов. — Это лишь вопрос времени. Не бывает дыма без огня.

— Глупости говорите, — ответила Седакова. — Ну какая сейчас война? Им в Европе войны мало, так еще и на нас лезть? Гитлер — не самоубийца!

— Вы ничего не понимаете. Ситуация сейчас очень плохая…

— Ой, да ну вас с вашими разговорами. Товарищ Сафонов! — обратилась она вдруг в его сторону. — А вот у вас было интервью с немцем из посольства. Как думаете, будет война?

Сафонов повернулся к ним вполоборота, затянулся папиросой и ответил:

— Глупости. Никакой войны не будет. Гитлер не самоубийца, это вы верно подметили.

— Вот видите! — торжествующе обратилась она к коллеге.

— А вы, товарищ Варенцов, бросьте эти разговоры, — добавил Сафонов. — Панику сеете почем зря. Не надо так.

Варенцов замолчал. Вид у него был угрюмый.

Сафонов вновь откинулся на спинку стула, затянулся и на секунду прикрыл глаза.

* * *

Из воспоминаний Гельмута Лаубе

Запись от 2 марта 1967 года, Берлин

Итак, в четыре утра мы выдвинулись из Бриуэги к мосту через Тахунью. Погода неприятно удивила: ночью пошел снег, и земля под сапогами превратилась в хлюпающее месиво. Я подумал, что это неплохо, поскольку слякоть немного задержит продвижение республиканцев, а из-за нелетной погоды они какое-то время не смогут бомбить наши позиции. Еще и мост. Значит, мы выиграем даже не три-четыре, а как минимум пять-шесть часов. И это уже очень хорошо. Ради этого можно потерпеть мерзкую жижу под ногами.

Нас было четверо. Мы были одеты в одинаковые серые шинели и каски Адриана — ползать по слякоти в этом неудобно, но это всяко лучше, чем закоченеть, не дойдя до моста, под этим густым и пасмурным небом.

Меня звали Хосе Антонио Ньето. Это имя было взято не для конспирации (не с моей нордической физиономией притворяться испанцем, да и не нужно это было), а скорее для удобства коллег. За плечом висел на ремне пистолет-пулемет Бергманна[10], который должен был помочь в крайнем случае. За пояс я засунул русский револьвер, из-за голенища сапога торчал нож с гравировкой «Alles für Deutschland»[11], который четыре года назад подарили мне штурмовики на день рождения. На груди болтался бинокль: моей задачей было переползти на другой берег, занять удобную наблюдательную позицию и следить за окрестностями, пока к мосту приматывают взрывчатку, а затем, получив сигнал, переползти на наш берег и скомандовать Хоакину подорвать мост.

Хоакин, небритый и малоразговорчивый паренек из Аламиноса, нес за плечами мешок, набитый брусками динамита, и карабин. Ему было тяжелее всех. Пока я выжидаю противника, он должен был быстро примотать взрывчатку к двум опорам моста справа и подать мне сигнал о готовности, после чего отползти назад вместе со мной.

Слева динамит должен был примотать Аугусто, немолодой широкоплечий андалузец с густыми черными усами. Его, как и Хоакина, вооружили карабином, а за пояс он засунул гранату. На всякий случай — так он сказал мне.

На плече у него висел моток веревки. Всю дорогу он тихо матерился и поначалу пытался шутить, но всем было не до шуток, и мы лишь вежливо посмеивались в ответ, а потом, когда уже почти подошли к мосту, я попросил его немного помолчать.

Кнопку взрывателя должен был нажать Вито, итальянский доброволец из дивизии «Черное пламя», которого придали нашему отряду по прибытии в Бриуэгу. Поначалу я не доверял ему — слишком молодой и дурашливый, — но он, как оказалось, неплохо соображает в деле и отлично говорит по-испански. На плече у него висела винтовка Маузера. Впрочем, я надеялся, я очень надеялся, что стрелять нам не придется. Если бы я верил в Бога, я бы молился ему. Но вместо этого я месил сапогами скользкую жижу и угрюмо думал о деле.

Когда мы