Читать интересную книгу Последний богатырь - Николай Шмигалев

– По важному делу пришёл! – ответил Перебор.

– Много тутось таких шастае, «пи важниму дилу», – направил бородач копьё в богатырскую грудь пришельца, его, юный, коротышка-напарник молча повторил движение «старшого». – А с утрэца, либо колокола на колокольне недосчитаимси, либо зюйд-норд-флюгера на пижарной каланчи. Ступай отсель. Нерезиновград не з кавучуковой дрэвэсины зрублена.

– Дедушка, ты чего ругаешься? – обиделся Перебор на беспочвенные подозрения стражника. – Какой такой ещё «флюхер»? – он на самом деле не знал значения этого «бранного» для него слова, – Я к князю иду по важному делу, – признался Перебор и для пущей солидности добавил, – от нашей деревни командирован к нему в качестве ответственно-уполномоченного ходока.

Пусть и слукавил слегка удалой молодец, зато это на удвиление здорово сработало.

– Ах, ко свитлому князюшке! – мигом сменил подозрительный гнев на гостеприимную милость стражник, и в точности выполнил полученную с утра команду «пропускать к князю без промедления, сучка и задоринки». – От оно як! Чегось молчал то, косатик?! Проходь! Ать-два!

По последней команде стражник с напарником синхронно приставили копья к ноге и, расступившись, вытянулись «во фрунт» перед Перебором. Слегка подивившись произошедшей с охраной ворот метаморфозой, польщённый Перебор изящно козырнул им двумя пальцами от бровей и почти классическим строевым шагом вошёл под сени распахнутых городских ворот.

– Вот, внучек, вишь якой большуший бодыбилдырь к нам пижаловив! – провожая взглядом Перебора, вздохнул заслуженный ветеран охранной деятельности. – Меньше бы ты цигарьки бисовы смолив, таким же богатырём бы вымахав.

Седобородый с укором посмотрел на внука, который, виртуозно свернув козью ножку, задымил, задумчиво глядя вслед прошедшему в столицу здоровяку.

Оказавшись по ту сторону ворот, Перебор, как говориться «с порога», окунулся в прелести столичной суетной жизни.

Первым делом, вляпавшись лаптем в свежий конский навоз, и не успев нецензурно возмутиться, он едва успел отпрыгнуть в сторону, когда с криком – «Куды прёшь, слепошара!» – мимо промчалась повозка, запряжённая тройкой лошадей, забрызгав его уже по колено. Но только послал он вслед лихачу дулю проклятья, как за спиной вновь раздался грохот колес и вопль «Прочь, дубина стоеросовая!» возвестил об очередной опасности. Метнувшись в обратную сторону, Перебор выскочил наперерез гружённой дынями арбе восточно-асиятского купца, запряжённой меланхоличным верблюдом, и впервые увидев двугорбую «иномарку» растерялся и, чисто рефлекторно, залепил верблюду боковой в челюсть. Дремавшее на ходу животное, так и не сообразив в чём его вина, теряя остатки сознания, как подкошенное рухнуло на деревянную мостовую. Это происшествие моментально создало пробку на третьем гужевом кольце столицы (а как мы с вами догадались, это было именно оно и ничто иное), а Перебор, грозно поглядев на оцепеневшего купца, с чувством собственного достоинства продолжил путь к княжескому терему. Пусть ещё кто-нибудь только попробует, обозваться!

Когда к месту аварии прибыли дорожные опричники, никто, включая главного свидетеля и участника ДТП – водителя арбы – не смогли описать приметы нарушителя. «Кто-то болшая-преболшая и страшное, каки шайтан-гора, вах-колобах» – единственное, что смогли выпытать (причём в буквальном смысле) опричники у незадачливого бахчеторговца.

А Перебор, тем временем уже добрался до большой площади без названия, но с выкрашенной в красный цвет мостовой.

– Чудно! – улыбнулся он гламурной диковине. – Алая площадь! Диво, да и только!

Сидевшие неподалёку, на паперти покосившейся церквушки нищие калеки, сообразив, что в их ареале обитания оказался провинциальный турист, и, судя по одежде, махровая деревенщина, засуетились.

– Подайте ради бога! – дружно как по команде прогундосили попрошайки, и далее, уже вразнобой жалостливо заголосили. – Подайте, во имя всех святых, на хлебушек! Детишкам на молочко! На зубные протезы! Бога ради, на операцию! В фонд взаимопомощи! На оплату «коммуслуг»! Сами мы не местные! Подайте! Подайте! Подайте!

И до того у них драматично выходило попрошайничество, проникновенно так, я бы даже сказал профессионально, что не вынесло их стенаний-причитаний доброе сердце Перебора. Подошёл он к слепцу, поглядел в его чёрные как ночь круглые очки и, выудив из-за пазухи поповскую ассигнацию, сунул калеке купюру в дрожащие руки. Вся паперть замерла от удивления.

– Червонец?! – прошептал слепец и присвистнул. – Это же целое состо…

– Стоп! – перебил его добрый, хотя в данной ситуации будет правильно сказать щедрый молодец, Перебор. – Как догадался? Ты же слепой.

Перебор аккуратно снял очки с переносицы нищего и увидел вполне осмысленный, правда, довольно испуганный, взгляд голубых, словно васильковое поле, глазёнок попрошайки.

– Я, я, того, – затравленно озираясь по сторонам и судорожно оглядываясь на собратьев по промыслу в поисках подмоги (представляете, как струхнул, бедняга!), заелозил нищий под тяжёлым взглядом нависшего над ним здоровяка.

Остальные попрошайки, поняв, что сейчас, возможно будут по-настоящему калечить «слепца» (отсюда уже можно в кавычках, ведь чудо свершилось), не предпринимали никаких попыток вмешаться в намечавшуюся экзекуцию товарища, как вдруг.

– Я, я, знать того, прозрел внезапно, чудо свершилось! Спасибо тебе, божий человек! Чудотворушка! – завопил «слепец», вместо пресловутой «соломинки» обхватив ноги Перебора (в первую очередь для того, чтобы тот не пнул ими его ненароком).

– Ты это серьёзно? – пришла очередь удивляться бесхитростному Перебору.

– А то! – воздел руки к небу всё ещё испуганный попрошайка. – Твоя доброта и щедрость, сняла с моих глаз пелену тьмы! Долгие десять лет и три месяца я не видел света белого, и тут на тебе, взял и прозрел! Спасибо тебе, мил человек!

Переполненный чувств, бывший слепец, многократно облобызал руку своего «спасителя» (опять же во имя того, чтобы эта рука не соприкоснулась с его губами и зубами по другому, менее радостному, поводу) и, подмигнув своим товарищам-калекам, поскорее умчался прочь, размахивая «чудодейственной» десяткой.

Поражённые происшедшим на их глазах «чудом», калеки, кто на костылях, кто на тележках, в предвкушении «чудес», потянулись к «чудотворушке».

– Подай, добрый молодец, ради бога! – вновь жалостно заголосила толпа калек, хворых и юродивых. – Дай! Подай! Дай! Подай! Дай! Подай!

Поражённый необычным свойством обычных денег, добродушный Перебор вытащил всю пачку ассигнаций и стал раздавать деньги «сирым и убогим». И на его глазах стали твориться многочисленные чудеса: вот, ранее одноногий старик, схватив «пятёрку», вдруг отбросил костыли и, отвязав от пояса «ампутированную» нижнюю конечность, которую он, «в надежде на чудо, носил все эти годы с собой», пустился в пляс; вот однорукий попрошайка, получивший «трёшку» «на лечение», вынул из-за пазухи культю и, узрев, что на ней вмиг «отросла» кисть со всеми пятью пальцами и даже грязными нестриженными ногтями, помчался вслед за «одноногим» и «слепцом» отмечать «чудо». Даже от рваного рубля «паралитик с детства», замызганный мужичёк, вдруг вскочил со своей тележечки и, пожелав доброго здравия Перебору, заковылял в сторону ближайшего кабака. Короче говоря, вскоре вся паперть была освобождена потугами Перебора от своих постоянных «клиентов». Не знаю, надолго ли, ибо такое «свято место» пустым не бывает.

Когда деньги закончились, перед новоявленным «чудотворцем» остался стоять лишь один нищий, неопределённого возраста, с виду вполне нормальный (в смысле зрячий и с полным комплектом конечностей), только уж больно тощий и слегка косящий. В отличие от остальных «лапотно-рубаховых» попрошаек, этот был одет в засаленный халат восточно-асиятского фасона и обут в остроконечные растоптанные чувяки.

– Привет! – поздоровался нищий с Перебором.

– Здравствуй! – вежливо ответил Перебор.

– Кончились? – догадался нищий.

– Угу! – пожал плечами тоже обнищавший одним махом богатырь, однако, порывшись на всякий случай в карманах, нашёл пожалованную ему знахарем Ремулом Авраговичем, монетку, и протянул её собеседнику. – Вот, всё что осталось.

– Спасибо, не надо! – отвёл руку дающего попрошайка. – А ты откуда такой?

– Из деревни.

– Кто бы сомневался. А конкретней?

– Из Слякино… Грязанский уезд.

– О-о, это о многом говорит, – невольно улыбнулся нищий. – Значит из самой за… глубинки? В первый раз в городе?

– Угу.

– Понятно. А зачем пришёл, так, поглазеть, али по делу?

– К князю иду. Насчёт земли поговорить.

– А-а, слышал, слышал, – кивнул нищий, и Перебор с удивлением отметил, что быстро до столицы слухи о его «подвигах» докатились. Тем лучше, значит и князь уже, возможно, в курсе.