всего, подвергнут обряду белого сна. Ты не умрешь. Но будешь вечно находиться в Капище Древних Богов, заточенная в хрустальный столб, заполненный светом. Вечность, которую ты проведешь не умирая, потому что с твоей смертью дух темных сможет вырваться в этот мир. Представь себе, каково это — минута за минутой, день за днем, год за годом, торчать в этом столбе не умирая, в полудреме, которая позволит тебе непрерывно осознавать свою беспомощность. Вот поэтому я и надел на тебя эту прелестную цепочку — ты нужна мне здесь. Кстати, она отлично оттеняет твои глаза, жаль, что ты не можешь увидеть какого она красивого оттенка. Запомни: уйдешь от меня — навсегда останешься немой. А теперь …
Договорить он не успел, потому что с мягким стуком распахнулась дверь и в домик вошел тот самый старец, который требовал от меня назвать свое имя.
— Как твоя жена? — Обратился он к Кинжалу с сочувствием в голосе. Тот приветственно кивнул и встал.
— Уже лучше. На нее пало какое-то проклятье, которое и стало причиной столь странных припадков. Мы ночевали в глуши и я отправился на охоту, чтобы добыть нам ужин. А моя милая девочка в мое отсутствие забрела в какой-то заброшенный сад и нарвала там плодов. Она так хотела порадовать меня! Не удивлюсь, если она попала в заповедный сад эльфов или других дивных. Скорее всего проклятье было нацелено на любого, кто украдет плоды из заповедного сада. Это точно мерзкие эльфы, уж больно заковыристая у них магия!
— Может быть наги? — Озабоченно спросил старик, но тут же покачал головой. — Странная эта магия. Слишком темная, даже для дивных существ. Вы случайно не останавливались на каких-нибудь руинах? Не проходили мимо заброшенных храмов?
«Да, да, да! Останавливались и проходили! Это ты прямо в точку, дяденька!» — завопила я мысленно, но вслух ничего сказать не смогла, лишь клацнула зубами. Я сделала несколько движений головой и, с досадою, выяснила, что совершенно не ощущаю ни горла, ни языка, ни рта, будто у меня их больше нет. Я скорчила ужасно напряженную рожу, пытаясь высунуть язык изо рта, и поймала недоуменные взгляды.
— Часто у нее такое? — Спросил старец и наклонился ко мне, его тонкие пальцы пробежали по моему горлу, но этого я тоже не почувствовала. Кинжал притворно вздохнул.
— Да с той самой ночи, как мы поели яблок из заброшенного сада. Бедняжка! Она так страдает! Потому-то мы и в пути, я слыхал у Восточной Заставы обитает белый лекарь, который отлично работает с магическими болезнями.
Он склонился тоже и погладил меня по голове. Я, с негодованием, отдернула голову от его руки. Вот же засранец! Ну погоди, придет время и я тебе дам прикурить скипидару … причем с нижнего конца. Ты у меня попрыгаешь, гад! Опытным путем я выяснила, что больше не могу ни мычать, ни шипеть, ни рычать, ни вообще издавать хоть какого-то звука, кроме тихих стонов. Правда, мне удалось вцепиться в его пальцы и, с мстительным удовольствием, сжать их с такой силой, что у Кинжала заметно дернулся глаз. Вот бы сломать парочку!
— Переночуете здесь, в храмовой деревне, — сказал ему старик, Кинжал в это время безмолвно силился отнять у меня свои несчастные пальцы, — извини, что нам пришлось обыскать твою жену, сам понимаешь — феи не врут.
— Да ничего страшного, я не в обиде, — кивнул Кинжал.
Стоп, что?! Меня обыскали? И это он-то не в обиде после этого?
— Поверьте, мы вам искренне благодарны за то, что вы разобрались в ситуации, — лебезил он перед старцем, — ведь вы же ничего не нашли? Ну, а что она проникла в дом фей — да, это неприятно, но ведь не преступно, в конце концов! Я отвлекся ненадолго, чтобы разыскать нам какой-нибудь ужин, кто ж знал, что Мари в это время уйдет так далеко, да еще и в домик фей заберется? Возможно, бедняжечка искала какую-нибудь еду, в пути нам часто приходилось голодать.
Старик внимательно оглядел Кинжала, затем меня, и кивнул.
— Я распоряжусь чтобы в дорогу вам выдали провизию. — И он, не прощаясь, вышел.
ГЛАВА 8.
Кинжал шумно выдохнул, ожесточенно потер лицо руками, затем одним движением рухнул на табуретку, заставив ее неприятно скрежетнуть. Он долго рылся у себя за пазухой, затем вынул оттуда какой-то ветхий сверток и принялся бережно разворачивать его. Это оказалась очень старая карта. Кинжал осторожно расстелил ее на столе. Внушительно ткнул в нее своим грязным ногтем:
— Вот. Гляди сюда. Это старая карта, в новых темные храмы уже не обозначают. Благо, что я такой запасливый, — и он с гордой рожей погладил себя по груди, — в общем, я думаю ты все поняла. Хватит уже разговоров. Покажи где находятся сокровища темных богов, в каком из храмов.
Блин, мужик, откуда я знаю? Да я только сутки как в этом мире обретаюсь! И вообще — ты меня голоса лишил, так что теперь как-нибудь сам.
Я отвернулась к окну и принялась равнодушно смотреть как постепенно тускнеют солнечные лучи, сочащиеся сквозь темную густую листву деревьев. Но Кинжал больно схватил меня за волосы и ткнул носом в карту:
— Хватит валять дурака! Не покажешь где сокровища — останешься голодной.
Я мрачно посмотрела на него. Блин, что обидно с этой гадской цепочкой я даже язык ему показать не могу.
— Покажи мне где сокровища, — он стиснул мой загривок, вонзив в кожу острые ногти, — не хочешь?
Извернувшись, я укусила его руку. Кинжал отдернул ее и он с размаху отвесил мне пощечину. Я подняла руку и попыталась ответить тем же, но Кинжал перехватил ее. В дверь кто-то постучался и сразу же распахнул ее. На пороге стояла изящная девчушка, слишком миниатюрная и красивая, чтобы быть человеком. В руках она держала корзину, из которой соблазнительно пахло горячей едой. Кинжал немедленно отдернул руку, отпустив меня. Девушка с испугом смотрела на мое лицо, полагаю потому, что на щеке отпечаталась Кинжалова ладонь. Ага, давай, расскажи ей теперь как ты меня, милую бедняжечку, любишь и жалеешь. Мерзавец.
Кинжал любезно оскалился, протянул руку и вежливо отобрал корзинку.
— Спасибо, — сухо сказал он и выразительно посмотрел на дверь. Девушка смутилась и тут же исчезла. Проклятье, надеюсь она догадается рассказать об увиденном тому старику?
Кинжал поставил корзину себе за спину.
— Итак, — мрачно сказал он, — продолжим наш разговор. — Он опустил руку к поясу, а когда поднял ее, в его руке блеснул кинжал. Надо полагать именно поэтому он и получил свое прозвище.
— Думаю,