И тотчас же в лицо чихнувшего впились сотни глаз.
Чжу Шэнь-инь торжественно поднялся и возопил:
— Men, именем всемилостивейшего Христа нашего зову вас, внемлите: некто в этом зале чихнул, и с его верхнего места изверглась гнусная жидкость. Святотатство! Скопище смрада! О, мерзопакостное предвестие гибели верхнего яруса! Да поразит его громом Иегова! Men, внемлите: неправдою пролез на верхний ярус этот богоотступник! Он ниж!-не!-я!-рус!-ник!..
— Хватайте его! — завопило собрание.
С десяток полицейских набросились на чихнувшего и, надев на него наручники, выволокли из зала.
Священник перевел дух.
— И пусть хитростью и обманом проникают к нам нижнеярусники. Святое око, оно везде их найдет. Чиханье сие — знак, поданный нам святым оком.— И он обратился к господу с благодарственной молитвой.
Духи стали расходиться. Нас Лу Юэ-лао оставил ужинать. За столом сидели также Пань Ло, Ба Шань-доу, Чжу Шэнь-энь.
Пань Ло просил священника отнестись к принятым законопроектам с должным вниманием и поручил ему разъяснить пастве из верхов и низов благие намерения великих простолюдинов, дабы паства с чистым сердцем защищала их.
— Прошу запомнить,— говорил Пань Ло,— законопроекты необходимо пропагандировать. И вот еще что: тебе поручается секретная миссия. Если возникнут беспорядки, ты должен уведомить нас, а также выявить главарей. За вознаграждением не постоим.
Священник отхлебнул вина, лицо его покраснело.
— Успокойте души свои, именем всемилостивейшего Христа ответствую: дело сие у меня здесь,— он ткнул себя в грудь.
Мы собрались уходить. Неожиданно простолюдин Лу протянул мне чек на десять тысяч юаней.
— Господин Хань, мало, мало тебе внимания уделил, хлопот полон рот, собирался послать папирос, вина, да все руки не доходили. Сам купи. Бери, чего там.
Этого еще не хватало! Я вежливо отказался.
— Бери, господин Хань,— стал меня уговаривать Чжун-но,— у простолюдина Лу щедрая и открытая душа.— Он так выразительно посмотрел на меня, что я повиновался.
В машине, по дороге домой, г-н Сяо сказал:
— Простолюдин Лу считает нас своими людьми, и пренебрегать этим не следует; его дела — наши дела, его тайны — наши тайны. А?
— Ладно, хватит. Нечего кружить вокруг да около. Я давно все понял.
Чжун-но крепко стиснул мою руку и принужденно рассмеялся.
— Прости, я забыл о твоем благородном сердце.
День любой...Приближались выборы. Все оживленнее становилось на газетных полосах. Жирные иероглифы на первой полосе кричали: «Осталась одна неделя!» Большинство газет пророчило победу Ба Шань-доу, и лишь одна-две упорно продолжали цепляться за кандидата партии корточкистов Дунфан Даня. Сообщалось, что через два-три дня типографии начнут печатать избирательные бюллетени по образцу, опубликованному заранее. В некоторых газетах расписывался весь церемониал выборов. Первый день — голосование, второй — спортивные состязания, третий — парадный банкет, а также многое другое, что мне не удалось запомнить.
Г-н Сяо и его крошка отправились в ресторан. Явились Жао Сань со своей новой подругой, немного поболтали и тоже исчезли, сообщив мне новость о предстоящей через пару дней свадьбе Сыма Си-ду. Кстати, получил ли я приглашение?
В три часа дня пришел врач со странной фамилией Цзян Соевая Подлива, «специалист по нервным болезням», как я прочел в его визитной карточке. Ему нужен был г-н Сяо, но он был не прочь познакомиться и со мной. Поговорили о выборах. Затем он намекнул мне, что, мол, ходят слухи, будто я на дружеской ноге с простолюдином Лу, и он, доктор, был бы счастлив видеть меня завтра у себя за столом. Он надеется услышать от меня много нового о прогрессе медицины в мире людей.
— Простите,— возразил я,— но я совершенный профан в медицине.
— Пустяки, пустяки. Расскажете о чем-нибудь другом. Я с радостью приму вас в моем доме. Приходите пораньше вместе с господином Сяо и его крошкой.
— Боюсь, господии Сяо не сможет. Завтра они решили идти в звуковое кино.
Я пообещал ему быть в одиннадцать.
Что-то сегодня от гостей нет отбою. Не успел уйти Цзян Соевая Подлива, как в дверях показался корреспондент, отрекомендовавшийся Ба Фаном и заявивший, что именно я ему и нужен. Корреспондент-хроникер и по совместительству школьный учитель, он был родственником Ба Шань-доу. Признаться, этот неожиданный визит меня озадачил.
— Господин Хань, почитаю за честь говорить с вами,— начал он.— Я по поводу статьи Вэй Сань-шаня о ситуации в Энском цивилизованном государстве в мире людей. Мне бы хотелось услышать от Вашего превосходительства и другие удивительные факты из жизни данной цивилизации.
— Другие удивительные факты? — повторил я.— Но статья Вэй Сань-шаня не имеет ничего общего с фактами. Даже дикари в мире людей не столь жестоки и кровожадны, как это представляется доктору Вэю.
— Это ваша точка зрения? — ошеломленно пробормотал он.
— При чем тут точка зрения? Я говорю о фактах.
— Значит, вы утверждаете, что они не едят человеческого мяса, а их женщины...
— Все, что говорит доктор Вэй, вздор!
Хроникер почесал затылок и попятился к дверям.
Вечером я получил приглашение на свадьбу Сыма Си-ду и его крошки.
День любой...Во всех газетах под заголовком «Хань Ши-цянь против Вэй Сань-шаня» появились статьи и заметки, где сообщалось о моем отрицательном отношении к научным изысканиям доктора Вэя. Часть газет, выражая, так сказать, общественное мнение, надеялась, что власти заинтересуются моей личностью, ибо я объективно играю на руку кровожадным и жестоким низам из мира людей, сам склонен к «онизению» и прочее и прочее.
— Ты что натворил? — просмотрев газету, вскричал Чжун-но.
— Отстаивал правду.— Я был рассержен.
Тогда он стал меня успокаивать, пусть вмешаются власти, не беда. С ним не пропадешь.
В одиннадцать часов за мной пришла машина от доктора. Из-за этих газет я совсем забыл о встрече.
— Простите,— Цзян Соевая Подлива поднялся мне навстречу,— я пригласил своего друга и не сообщил об этом вам. Он интересный собеседник, поэт.
Мы вошли в библиотеку. Там сидел Сыма Си-ду.
Обменялись рукопожатием. Поэт был явно расстроен.
— О, вы знакомы. Чудесно,— обрадовался хозяин. Поэт-декадент повернулся к Цзяну, видимо, продолжая прерванный разговор:
— Прошу тебя, помоги. Я знаю, в литературных кругах у меня авторитет уже не тот, а все же какое-то положение я занимаю... Если это случится, моя репутация будет втоптана в грязь... ты не можешь оставить гибнущего друга в беде, нет, нет! Ты только подтверди, и все. Послезавтра моя свадьба. И я хочу все уладить заранее. Помоги.
— Я ведь не отказываюсь помочь тебе. Ты пойми, у меня имя, и если заведомо здорового человека я назову больным... это неудобно... врачебная этика...
— Я, Сыма Си-ду, не боящийся чумы, прошедший через дизентерию, клянусь щедро отблагодарить тебя!
— Э, да разве в этом дело.
— Ты боишься, что ложь пошатнет твое положение?
— Да, боюсь.
— Но я же тебе говорю, никто об этом не узнает.
— Ладно, я подумаю.
Обед подали только к трем часам. Старая история. Теперь-то я постиг всю эту премудрость. Из уважения к гостям обед сколько возможно оттягивали, и закуски заблаговременно не подавали. Как же! Это могло обидеть Сяо Чжун-но: не накормил, мол, друга досыта. Будь я в гостях один — и это меня бы не спасло. Закуска, появившаяся на столе перед обедом, оскорбительно ухмылялась бы: глядите, как он беден, даже позавтракать досыта не в состоянии! И я хоть и был чертовски голоден, не проронил ни звука, боясь обнаружить плебейские наклонности.
За обедом хозяин все расспрашивал меня о мире людей. Он поинтересовался, правду ли говорят газеты, будто я отрицаю факты, изложенные в докладе Вэй Сань-шаня.
— Да, отрицаю, во имя фактов.
Он ответил, что по этому поводу ничего сказать не может. Он врач и в вопросах истории полный дилетант. Ему думается, что в докладе доктора наук ошибки быть не может, но и в моих возражениях, бесспорно, есть здравый смысл.
После обеда Сыма Си-ду снова заговорил о своем деле. Он так отчаянно умолял, становился на колени и плакал, причитая: «Спаси меня, спаси», что доктор в конце концов сдался.
«Настоящим,— написал он на листе бумаги,— я, невропатолог Цзян Соевая Подлива, свидетельствую, что крошка литератора-декадента Сыма Си-ду действительно страдает неизлечимым одряхлением нервной системы в резкой форме, аналогичной болезни Сыма Си-ду». И расписался.
Сыма Си-ду удовлетворенно поднялся со стула и бережно взял документ.
— Благодарю тебя. Во имя спасения друга ты принес в жертву свои принципы. Спасибо.
День любой...Сегодня свадьба Сыма Си-ду.
Рано утром прибыли со своими подругами Сыма Си-ду и Жао Сань и стали нас торопить.
— Сегодня, надеюсь, ты станешь купаться? — шепотом спросил г-н Сяо жениха.