Долго ждала бабка Мелано свою корову. Деревенское стадо, подняв пыль, медленно прошло в сумерках мимо её двора и потянулось дальше, но к калитке Мелано ни одна скотина не завернула.
Тогда старуха побежала к пастуху.
— Не может быть! — возмутился пастух. — Второй год хожу за стадом и не то что коровы, ягнёнка ни разу не терял.
— Что же ты на этот раз сплоховал, козлиная твоя голова!
— Не знаю, бабка… Может, она где в виноградник завернула или в сад к кому-нибудь?
— А это мне неинтересно знать. Сию же минуту ступай и найди мою Цаблу! Не то, клянусь Чукой, я спущу с тебя штаны и так отделаю крапивой, что забудешь, на чём люди сидят!
Пастух знал, что Мелано никогда не клялась впустую своим покойным мужем. Не доев ужина, поднялся он из-за стола и нехотя поплёлся к дверям.
— Где её теперь искать, волки её дери!
— Ладно, ладно! Молод ещё!..
Мальчишка-пастух прихватил длинный кнут и побрёл за старухой, энергично шагавшей по просёлочной. Кнут полз за ними, как змея.
Долго они искали пропавшую корову и вместе и порознь. Долго звали её, ласково и терпеливо. Потом терпение у старухи лопнуло, и она в сердцах пообещала прирезать корову, если та не появится сейчас же. Но Цабла либо в самом деле не вернулась в село, либо стала настолько бесстрашной, что не обращала ни малейшего внимания на угрозы хозяйки.
Наконец Мелано сжалилась над уставшим пастухом и отослала его домой, а через некоторое время и сама последовала за ним — бог с ней, утро вечера мудренее.
Легла она спать, но долго ворочалась с боку на бок.
Уснула наконец, и всё ей снилась Цабла.
То словно волки её задирают и рвут на клочья, то будто бы она сама поддевает волков на рога, а раз приснилось, что сорвалась корова со скалы в пропасть.
Мелано вскрикнула во сне, но не проснулась.
А под утро вроде нашла наконец корова свой дом, подошла к хлеву и замычала.
Мелано раскрыла глаза.
Светало. Серый свет утра брезжил в окна. Было тихо. «Будь оно неладно! — Мелано вспомнила прошедшую ночь. — Давно не бывало такого скверного утра».
Старуха приподнялась на кровати и замерла.
Со двора донеслось мычание коровы.
— Боже мой! Это же моя Цабла!..
Мелано вскочила с постели и, путаясь в наскоро одетом платье, выбежала во двор.
На траве, под сливовым деревом, то и дело оборачиваясь и облизывая бока, лежала привязанная к частоколу корова.
Мелано на радостях расцеловала её морду, глаза и уши и, успокоившись, стала осматривать.
Голова и бока у коровы были в крови, а на задней ляжке явственно виднелись следы клыков.
Вздыхала и причитала старуха и обеими руками била себе по коленям. Наконец, осмотрев корову от рогов до копыт, она попросила её встать.
Корова не послушалась.
— Встань, Цабла, встань, моя добрая!
Корова не шевелилась.
Мелано обозлилась и крикнула:
— Вставай, волки тебя дери! Что ты ломаешься? Не так уж ты изранена, чтобы на ноги не подняться!
Корова замычала и отвернулась.
— Верно, она голодна, бедняжка, — проговорила Мелано, — а я ругать…
Прихватив серп, старуха побежала в сад, срезала охапку сочной травы и вернулась.
Корова нехотя принялась жевать траву, потом опять замычала.
— Горе ты моё! Небось водички захотела…
В мгновение ока старуха принесла сверкающей родниковой воды в ведре и поставила перед коровой.
Та отпила несколько глотков и опять отвернулась и вздохнула.
— Ей соли хочется, а я, глупая, не соображу ничего от радости. Сейчас, моя Цабла…
Мелано принесла лизунец, но корова только раза два ткнулась в него мордой и грустно уставилась на хозяйку.
Мелано схватила её за хвост, потянула, пытаясь поднять. Корова зашевелилась, вроде бы встала, но ноги не держали её, и она с тяжким вздохом улеглась на брюхо.
На этот раз Мелано встревожилась не на шутку, сунула ноги в разношенные чусты, повязалась платком и понеслась к колхозной конторе за ветеринарным врачом. Только чёрное платье её развевалось на просёлочной да испуганно шарахались индюки и куры.
Во дворе перед конторой толпилось много народу. Одни ждали машину на кукурузные плантации, другие — в виноградники на сбор урожая, третьи пришли по своим делам или вовсе без дела.
Ветеринарного врача среди всех этих людей не оказалось.
Мелано обошла весь двор, и тут её внимание привлекла группа колхозников, столпившихся у забора вокруг сторожа Грозного. Видно, Грозный рассказывал что-то занятное — слушатели его то и дело ахали от удивления и смеялись. Мелано подошла поближе, сдвинула платок на голове, чтобы лучше слышать, да так и застыла: Грозный бил себя кулаком в грудь и клялся единственной внучкой, что прошлой ночью видел во дворе академии чертей.
— А может, это были ангелы, дедушка Димитрий? — посмеиваясь, спросил его кто-то.
— Не знаю, сынок! Может, и ангелы.
Стоящие вокруг громко рассмеялись.
— Признайся, дед Димитрий, сколько ты выпил перед сном?
Старик обиделся, хватил шапкой оземь.
— Пусть вот так рухнет мой дом, если мне это приснилось! Я видел всё, как тебя сейчас вижу!
Смех, пробежавший на этот раз по слушателям, был сдержаннее. Все поняли, что старика обидело недоверие.
Грозный и сейчас казался навеселе.
— А хвосты у них были? — поинтересовался седой коренастый мужчина с красным лицом — бригадир овцеводов.
— Не знаю. В такой тьме при свечах не разглядишь ничего. — Грозный опять подобрел к слушателям.
— На что тебе свеча-то понадобилась, а, дед Димитрий? Ты же мог спугнуть их? — спросил молоденький звеньевой, весело щурясь и пощипывая жидкий ус.
— Да не у меня была свеча. Свечи у них были!
— Ого! У них?!
— Ну да, у них!
— Стало быть, это ангелы! — заключил свинарь со свинофермы и подморгнул звеньевому.
— Да, наверное, ангелы, — обрадовался старик. — У одного, высокого, в руках горел светильник.
— Верно, это был архангел!
— Возможно, это был сам архангел Михаил…
В группе вокруг Грозного опять захохотали.
Мелано протиснулась поближе.
— Дедушка Димитрий, а архангел ничего не сказал тебе?
Грозный почувствовал подвох и заволновался.
— А что он должен был мне сказать?
— Не знаю… Например, когда собирается забрать тебя. — Звеньевой возвёл глаза к небу.
Кто-то прикрикнул на него:
— Знай, как шутить, молодой!..
— По-моему, он вовремя навестил тебя, Грозный, — вытряхивая погасшую трубку и улыбаясь в усы, проговорил древний дед Нико.
— И ты туда же, старик? Если кого пора забирать, то твоя очередь вперёд будет! — огрызнулся Грозный.
— Погоди, дед Димитрий, не обращай на них внимания. Скажи-ка лучше, много ли их было, — вступил в разговор ещё кто-то.
— Я не считал, сынок, но думаю, не меньше десяти — двенадцати.
— А откуда они проникли во двор академии?
— Да не во двор вовсе! Они как сумасшедшие вылетели из Преображенской церкви и исчезли за стеной.
— Ну-у! — протянул седой мужчина с красным лицом. — Если они выбежали как сумасшедшие, значит, это черти.
— Что верно, то верно, — осклабился шофёр председательской машины. — Ангелы — народ степенный, положительный.
— Не чета тебе, во всяком случае, — поддели его.
— Значит, не верите мне, люди? — хмурился Грозный.
— Признайся, дедушка Димитрий, сколько ты всё-таки выпил?
— Клянусь моей Леночкой, не больше одного кувшина.
По слушателям пробежал смешок.
— От одного кувшина, мой дорогой, даже буйвол красавицей покажется. Всё это тебе померещилось! — уверял дед Нико.
— Нет! Ей-богу, нет! — божился Грозный. — Как раз в это же время со стороны Кикабаури послышалось мычание коровы и вой волка, а потом крики этих ангелов или чертей — чёрт бы их побрал совсем: скорее, мол, на помощь!
На этот раз даже самые сдержанные не смогли удержаться от смеха.
Но Мелано было не до веселья.
Услышав последние слова Грозного, она растолкала людей и выступила вперёд.
— Как ты сказал, Димитрий? Корова, говоришь, мычала?
— Да вот, бабка Мелано, оказывается, в Преображенской церкви ангелы объявились! — зашумели вокруг.
— Может, они из подземелья выбрались?! — крикнул кто-то.
— Погодите. Дайте человеку сказать. И что же, дед Димитрий? Спасли корову-то твои ангелы?
— Э-э, молодёжь! Никак не даёт до конца договорить. — Грозный отмахнулся от слушателей и обернулся к Мелано. — Поверь мне, я вот так же видел всё своими глазами, как тебя сейчас вижу.
— Говори, бездонная бочка, говори, что ты такое увидел? — торопила его бабка Мелано.
— А то, что от ограды академии они с криками бросились в сторону Кикабаури. А потом поднялась пальба. Такую затеяли перепалку, что хоть уши затыкай.