мало дает во всех этих отношениях (отчего в общественном мнении России прошлого века среднеазиатская геополитика встречала довольно мало понимания и поддержки). Средняя Азия и Казахстан проигрывали в масштабности открытия и освоения новых земель. Так, в Сибири северными и южными путями русские землепроходцы уже к середине XVII века достигли Тихого океана: из устья Лены через Ледовитый океан были достигнуты Чукотка (1648) и Камчатка, южным путем (из Томска) – Байкал и устье Амура (1644); Иркутск был основан уже в 1699 году. Напротив, подобные темпы продвижения в Казахстане и Средней Азии оказались в принципе невозможны, а движение землепроходцев – просто немыслимо.
В данном плане известные поиски Петром Великим путей в Индию и к золотым россыпям Восточного Туркестана казались утопическими (вроде малоизвестного плана Ломоносова, предложившего спустя полвека после инициативы Петра – в 1763 году – план достижения Индии не среднеазиатским сухим, а Северным морским путем). Казалось бы, среднеазиатский вопрос в силу своей «отвлеченности» отпал сам собою и с повестки дня был снят совершенно естественно.
В чисто утилитарной системе понятий финансов и торговли этот вопрос действительно имеет очень мало смысла, если имеет вообще. Столь же невелик его смысл и в узком масштабе двух веков российской истории. Напротив, в системе понятий геополитики и в разделе семи (а то и всех десяти) столетий борьбы России за полноценное выживание и развитие этот вопрос обретает неординарное, ключевое, поистине кардинальное значение. Именно потому актуален совет генерала Снесарева обращаться к истории наиболее глубоко и прослеживать логику процессов максимально длительных. Это необходимо делать, как указывал А. Е. Снесарев еще в 1906 году[58], для исправления сложившейся в среднеазиатской политике России негативной традиции бессистемности, запаздывания, утраты исторической инициативы. Британская империя, подчеркивает А. Е. Снесарев, побеждала и побеждает Россию в центре Азии благодаря системности своего исторического знания и своей стратегии. Полноценно обобщая опыт истории, можно овладевать ее тенденциями и не просто его прогнозировать, но определять, моделировать, захватывать историческую инициативу. «В центре внимания обычной стратегии – маневр в пространстве, – указывает французский генерал А. Бофр, последователь А. Е. Снесарева в области высшей стратегии. – В центре же внимания геополитики как необычной высшей стратегии – маневр во времени»[59], свобода которого – залог успеха. «Генерал Бернгарди обобщать не умеет, а потому не годится в пророки», – неслучайно напишет генерал Снесарев в одной из рецензий[60]; иными словами, без широких и верных обобщений нет маневра во времени и нет полноценной гео[историо]политики.
А. Е. Снесарев подсказывает нам и то, откуда необходимо прослеживать процесс России в центр Азии. Он напоминает о трех волнах нашествий на Русь из глубин Азии: Великом переселении народов, монголо-татарском и менее известном – нашествием людских масс под предводительством Тимура. Если первое прошло в Европу сквозь древнейшую Русь и тем самым стимулировало (хотя и не сразу) сплочение этноса в народ и государство, то два последующих о Русь разбились. Если нападение монголо-татар обернулась для Руси разорением и длительным игом, то Тимур перед лицом сплоченной Московской Руси повернул прочь. (Иной вопрос, стремился ли Тимур всерьез к завоеванию Руси, что сомнительно.) С того поворотного пункта истории, указывает А. Е. Снесарев, и началось продвижение России вглубь Азии.
Нам остается разобраться в причинах, характере, следствиях и значении этого процесса. Но это не значит, что прослеживать сам процесс целесообразно с его первых открытых проявлений. (Кстати, сам А. Е. Снесарев и не настаивает на такой буквальности.) Напротив, логику продвижения России в Среднюю Азию гораздо легче понять, если проследить ход и характер формирования самого субъекта данного процесса – Великого княжества Московского, превратившегося в Московское царство и далее в Российскую империю. Этот процесс прослеживается по трем историко-географическим рубежам – трем «О»: бассейнам Оки, южноуральской Ори и верхней Амударьи («Оксус» во времена Александра Македонского). Как же именно формировалась единая Московская Русь – Российская империя?
На протяжении XVI–XIX вв. она формировалась прежде всего: а) исподволь и б) «в обход». По этой причине А. Е. Снесарев отнюдь не прямолинейно и не буквально понимает продвижение России в Средней Азии «там, где легче было пройти»: путь наименьшего сопротивления может быть как самоцелью, так и служебным средством. Таким средством пользовались (и таким принципом руководствовались) Александр Невский, его потомки и преемники в деле собирания Руси и воссоздания державы. Хорошо известно, что в борьбе с татаро-монгольским игом Александр действовал совершенно нетрадиционно: изощренное военное искусство Востока повернул против германских крестоносцев, аналогичное же военному искусству искусство геополитики – на симбиоз с Ордой. Его младшие внуки – московские князья – успешно применяли его принципы уже в борьбе за «великий стол» князей Владимирских; эта первая ступень крутой лестницы восхождения к мировой империи была весьма высока…
Как же преодолевал ее Иван Калита – первостроитель империи?
В начале XIV века вообще мало кто мог представить, что малозаметное Московское княжество возглавит Русь и победит Орду еще до конца того же столетия. Княжество достигало размеров Швейцарии – с той лишь разницей, что на огромных восточноевропейских просторах оно было окружено многочисленными врагами. Даже минимальных геополитических ресурсов у Москвы поначалу тоже не было. Казалось, что борьба слабой Москвы за «великий стол» изначально обречена: еще в 1249 году московский князь Михаил Хоробрит пытался взять Владимир с ходу и сразу погиб.
Младший сын Александра Невского Даниил Московский и внук Иван Калита поступили иначе. Сперва они мирно заполучили хлебные угодья Переславля-Залесского и речное «окно» во внешний мир – Коломну. Последняя означала не только полный контроль бассейна Москвы-реки (само по себе это немного), но обилие рыбы, лесной дичи и мед Мещерских лесов. Обеспечив минимальную продовольственную безопасность, Калита пошел дальше. Но как? Опять же в обход. От Переславля-Залесского текут в противоположных направлениях две реки с одним названием Нерль. Одна впадает в Клязьму и ведет таким образом прямо во Владимир, другая – в Волгу и вроде бы в сторону от него. Иван Калита выбрал волжский путь. В результате в течение XIV века московским князьям удалось, перехватив северную излучину Волги ниже Твери (своей главной соперницы), присоединить Углич, Галич, Белоозеро, Вологду, Великий Устюг при позитивном нейтралитете Ростова Великого и Ярославля. Образовался геополитический «угол», или «игрек», – опора Владимирского великого княжества с центром в Москве.
Наряду с волжским «игреком» в геополитическом уравнении был и свой «икс». Им стал верхневолжский городок Кснятин (совр. Скнятино) при впадении второй (западной) Нерли в Волгу. Полное изначальное его название – Константинятин. Название