Читать интересную книгу Избранница Наполеона - Мишель Моран

Остальные отодвигают кресла и направляются к выходу, когда же поднимается моя мачеха, отец останавливает ее, взяв за локоть.

— Тебе тоже надо задержаться. Ради Марии, — добавляет он.

Я смотрю, как пустеет зал, и когда остаемся только мы впятером, смысл происшедшего наконец доходит до меня. Мне не бывать регентшей моего брата Фердинанда. И неизвестно, на кого возложат эту обязанность, но меня рядом точно не будет. Мне вместо этого предстоит стать женой человека, лишившего наше королевство его богатства и истребившего свыше ста тысяч австрийских солдат, человека, чья страсть ко всему роскошному, грубому и неучтивому известна по всей Европе. Я смотрю на Зиги, и слезы из моих глаз падают на его шерсть.

— Мария, — начинает отец, и мне режет глаз его бледный и опустошенный вид. Он два дня жил с этим известием! — Я хочу, чтобы ты понимала, что никто из нас был не в силах что-либо изменить. — Да. Но и словами тоже ничего не исправишь.

— Да, я понимаю.

— Ты можешь забрать с собой во Францию все, что тебе понадобится. Все, чего только пожелаешь!

Я пересиливаю боль и стараюсь придать своему голосу благодарные нотки.

— Спасибо.

— Французский двор будет совсем не такой, как наш, — предупреждает отец. — Князь Меттерних объяснит тебе.

— И во всех подробностях! — с энтузиазмом восклицает князь, и я вдруг понимаю, что из нас пятерых он один испытывает радостное возбуждение. Интересно, думаю я, какова его роль в организации этого брака и не обнаружатся ли на его счетах щедрые поступления из Франции, если как следует покопаться. — На протяжении этих трех месяцев…

— Значит, свадьба должна состояться через три месяца? — спрашиваю я.

— Да. Но сначала церемония пройдет здесь.

— После которой князь Меттерних и граф Нейпперг сопроводят тебя до границы, — поясняет отец. — А вторая церемония уже состоится в Париже.

— Но его развод…

— О нем будет объявлено завтра. Что касается нашего уговора, то о нем будет сообщено не раньше Нового года.

Значит, надежда еще есть. Может, за эти три месяца он передумает. Может, найдет себе русскую, которая придется ему больше по вкусу. Но отец словно читает мои мысли и качает головой.

— Мария, император — это не твоя мать. — Он намекает на то, что мама меняла свое мнение по три раза на дню. — Он хочет взять в жены именно внучатую племянницу Марии-Антуанетты.

Я-то считала, что мне повезло родиться габсбургской принцессой. Оказывается, все совсем не так.

— Он захочет дать вам новое имя, — говорит князь Меттерних. — Императрицу Жозефину тоже когда-то звали Мари Роз де Богарне. И еще он будет сам выбирать вам наряды, — продолжает князь. — Он очень разборчив насчет того, во что одеты его женщины.

— Да это просто смешно! — восклицает Адам Нейпперг, и мое влечение к нему становится непереносимым. Никогда мне больше не прижать его к себе, не прикоснуться к его лицу, не взъерошить ему волосы. — Какая разница, во что она одета?

— Может быть, и никакой! — с жаром отвечает Меттерних. — Но эти правила не я устанавливаю. Не нравится — говори с императором Франции!

— Но мыться-то мне самой хоть разрешается?

— Конечно. — Меттерних вздыхает, и я в первый раз читаю в его лице намек на сочувствие. — Ваше высочество, угодить этому человеку будет нелегко. Он упрям, ревнив и полон честолюбия. Но он также и мечтатель. Это уже кое-что.

Когда все расходятся, Адам остается ждать меня в холле перед Голубой гостиной.

— Ты можешь отказаться, — говорит он, прильнув к самому моему уху, и меня трогает его готовность биться за меня.

— Я не Елена Троянская, — отвечаю я. — Это корона моего отца. Австрийское королевство для него — все.

— Но ведь нет никаких причин сомневаться, что оно у него и останется!

— Да, если не считать Пресбургского и Шенбруннского договоров, — напоминаю я о двух предыдущих поражениях от «Александра Македонского наших дней».

— Положись на меня, Мария! — Он хочет взять меня за руку, и оттого, что он назвал меня по имени, кровь приливает к моим щекам. — Мы с твоим отцом за тобой приедем.

Но верить таким обещаниям я не должна. На следующей неделе мне исполняется девятнадцать, а все последующие дни рождения я с большой долей вероятности буду отмечать во Франции. Я сглатываю тугой комок в горле.

— Спасибо тебе, Адам.

— Это не пустое обещание, — клянется он. — Мы за тобой приедем! — Он сжимает мою руку. — Считай это клятвой.

Глава 5. Полина Бонапарт, княгиня Боргезе

«Полина Бонапарт была красива до невозможности… Любила она лишь себя одну, и ее главным занятием в жизни было наслаждение».

Князь Меттерних, австрийский политический деятель

Дворец Тюильри, Париж

Я наклоняюсь к зеркалу и с удовлетворением отмечаю, что по лицу не видно, как мне больно. С самого рассвета меня мучают желудочные колики, и хотя доктора твердят, что виной всему «избыточная ночная страсть», я знаю, что это не так. Дело куда серьезнее. Однако, невзирая на болезнь, сегодня вечером я должна блистать.

Я укладываю волосы вокруг лица и пробую представить, как буду смотреться в короне Жозефины, когда брат признает, что теперь королевой должна стать я. Вид короны, конечно, придется изменить. А еще можно использовать египетскую корону, которую он мне подарил. Ни за что не надену то, в чем ходила она, хоть бриллианты и сапфиры мне всегда были к лицу.

— Что скажешь? — поворачиваюсь я к Полю и протягиваю ему два платья — одно небесно-голубое, другое — вишневое.

— Голубое, — решает он. — Это ведь не бал.

Я отбрасываю голубое платье и надеваю темно-красное, оно наряднее.

— Между прочим, ты ошибаешься. Танцы сегодня будут! Он разослал приглашения.

Мой камергер считает Жозефину богиней, шагающей по воде. «Милая Жозефина, очаровательная Жозефина»… Куда уж милей! В первую же неделю после свадьбы наставила брату рога и переспала с этим лейтенантишкой, Ипполитом Шарлем. Очаровательная! Наделала долгов и годами ему лгала. Испортила мои отношения с Фрероном… А он еще продолжает ее жалеть!

— Который час?

Поль смотрит, как я натягиваю перчатки. Мама научила меня, как правильно это делать, когда мне было восемь лет. «Перво-наперво, — говорила она, — надо вытянуть руку вперед. — И дальше мама показывала, как медленно, очень медленно надевать и снимать перчатки. — А потом, если на тебя не обращены все мужские взоры, значит, ты сделала это неправильно».