чтобы не пугать женщину:
– Извините, что снова беспокою. Я майор Делестран из уголовной полиции. Мне необходимо видеть святого отца по важному делу.
Его голос звучал спокойно, но женщина вздрогнула. Ее насторожили последние слова полицейского, и он постарался успокоить ее:
– Ничего плохого не случилось, мне просто нужна информация. Надеюсь, святой отец сумеет мне помочь. Можете позвать его? Пожалуйста!
Женщина откинула прилавок, выбралась из своей норы, поправила платок, двинулась в глубь церкви вдоль колоннады и исчезла за тяжелой деревянной дверью, которую толкнула обеими руками.
Полицейские ждали. Майор сделал несколько кругов, подняв глаза к потолку и не различая ничего, кроме свода. Его всегда поражал строительный гений человечества.
Отец Вацлав, представитель польской католической миссии, оказался импозантным мужчиной лет шестидесяти, спокойным и элегантным. Он был в цивильной одежде подчеркнуто строгого образца – брюках из плотной черной фланели, темно-серой рубашке с белым подворотничком и черном пиджаке с серебряным крестом на лацкане. Его французский был мелодичен, с характерными для польского акцента тональными интонациями и ударением, почти всегда падающим на предпоследний слог. Его не удивило появление в церкви полицейских. Он без страха смотрел на Делестрана, углядев в его взгляде настороженность, связанную с непривычной для него обстановкой. Священник, угадав сдержанность полицейского, счел нужным уточнить, что именно в этой церкви в 1842 году состоялись похороны Стендаля и это свидетельствует о большой терпимости церкви к неверующим – нет, к верующим, но не ведающим об этом, уточнил он с оттенком озорства в голосе.
– Никогда не поздно, подумайте об этом. Впрочем, вряд ли вы пришли ради исповеди. Чем я могу быть вам полезен?
Легкая улыбка тронула губы сыщика – он оценил подтрунивание.
– Господин кюре, – начал майор, не в силах заставить себя называть священника отцом, – у нас с вами довольно странные профессии. Нам случается слышать такие признания, которые проливают свет на человеческую природу, иногда мы сопровождаем граждан в их последний приют. Сейчас как раз такой случай. Сегодня утром в саду Тюильри нашли тело неизвестного, и наша первостепенная задача – опознать его.
Лицо священника омрачилось.
– Есть ли среди ваших прихожан человек по имени Жорж, лет шестидесяти, выглядящий как бездомный, возможно бывший военный? Нам сказали, что он посещал вашу церковь.
Полицейские сразу поняли, что попали в яблочко. Священник склонил голову, помолчал и поднял на них полные ужаса глаза.
– Он не просто посещал нашу церковь. Он здесь жил.
И священник рассказал изумленным полицейским всю историю.
* * *
Жорж Бернар действительно был когда-то военным и служил в Иностранном легионе. Тяжело раненный в Африке, он чуть не потерял руку. Военные хирурги сотворили настоящее чудо – спасли его от ампутации. Жорж больше не мог участвовать в боевых операциях, но легион не бросил его, совсем наоборот. Он стал инструктором и в конце карьеры обучал французскому языку молодых добровольцев со всего мира, получил звание главного старшины [15]и был награжден за боевые заслуги.
Отец Вацлав не знал, чем занимался Бернар в первые годы после отставки. Нелегко, должно быть, вернуться к гражданской жизни после тридцати лет в легионе, единственной семье, которую он знал. Бернар впал в депрессию, был не в состоянии адаптироваться в чуждом ему мире. Тем не менее по рекомендации одной прихожанки его около трех лет назад приютили в польской миссии, выделили комнатушку в пристройке; он взял за правило ежемесячно платить арендную плату, а столовался с семинаристами. В конце концов Жорж Бернар нашел свое место в общине. Три раза в неделю он давал уроки французского священнослужителям, некоторым прихожанам и даже бродягам, на которых стал немного похож.
– Он принимал участие не во всех службах, был и в этом не таким, как все, но верным человеком с доброй душой.
– Вы знали кого-нибудь из его семьи?
– Нет, он никогда об этом не говорил. Не думаю, что у него были родные.
– А та женщина, что рекомендовала его вам?
– Мне неловко об этом говорить с вами, однако, учитывая вашу профессию, вы, скорее всего, привыкли к такому. Эта женщина – «галантная дама», понимаете? Господь ведь все понимает, верно?
– Раз она его рекомендовала, значит, уважает и, следовательно, хорошо знает?
– Мне так кажется. Во всяком случае, она была к нему очень привязана. Думаю, они постоянно виделись.
– Вас не затруднит назвать нам ее имя? Мы хотим сообщить ей об утрате.
– Ее зовут Николешка Застевьоска, но мы знаем ее как Николь. Вы найдете ее вечером на площади Мадлен, в старой «Ауди» с включенными подфарниками, чтобы ваши коллеги не штрафовали.
– Николь?!
– Вы ее знаете?
– Все полицейские Парижа знают Николь! Невероятно… Она, если мне будет позволено так выразиться, чертовски хорошая женщина и точно попадет в рай!
Я не знал, что Николь посещает церковь, что она полячка…
– Она приходит на все воскресные утренние мессы, иногда молится и днем. Если можно, не говорите ей, что…
– Конечно, святой отец, тайна исповеди, я понимаю. У меня к вам тоже есть небольшая просьба.
– Слушаю вас.
– Не могли бы вы проводить нас в комнату Жоржа Бернара?
– Обыск?
– Нет, обычный визит. Как я вам уже говорил, открыто расследование, и нам придется покопаться в жизни этого человека. Вы, кстати, знаете дату и место его рождения?
– Нет.
– Вот видите, а нам, возможно, удастся найти в его комнате документы, удостоверяющие личность… Мы обязаны предупредить членов семьи и официальные органы. Не волнуйтесь, это произойдет в вашем присутствии; ваше имя мы укажем в протоколе, который вы подпишете в качестве понятого.
Отец Вацлав согласился не сразу. Нет, он не беспокоился о том, что могут обнаружить полицейские; его скорее смущал тот факт, что он нарушил правила, пригласив этого человека в миссию.
– Понимаете, господин Бернар занимал эту комнату неофициально, так сказать. Платил наличными. Правила были нарушены, но эта комната больше напоминает чулан, и мне почти стыдно показывать вам ее, хотя Жорж никогда не жаловался, совсем наоборот. Он говорил, что счастлив иметь собственное место в жизни.
– Понимаю,