Читать интересную книгу Молево - Георгий Тимофеевич Саликов

создав нечто, похожее на очередь. В голове её оказался Мирон-Подпольщик. Он, уяснив за собой первенство, наигранно и не без элегантности выставил грудь вперёд, гордо вознёс голову, сжал губы и поднял брови, создав комедийный кичливый облик. А замыкал шествие учёный-эволюционист Денис Геннадиевич. Лицо его было несколько покошенным. По-видимому, из-за укуса гусыни, да мелкой обиды на недавние обвинительные речи в его адрес. Особенно из уст предводительницы всей честной компании. Та сделала рот трубочкой и медленно покачивалась всем телом. Остальные почти ничего не выражали. Правда, Ксения исподтишка остро вонзала взор во все предметы, попадающиеся на пути, выделив увесистые краснеющие яблоки у калитки, и щёки у неё попеременно загорались да гасли.

– Здесь у меня, так сказать, покои, – хозяин указал на избу слева, – а тутошки будет начало художественной галереи, – тяжеловатая кисть руки пала в сторону правой избы. – Нам туда.

Мирон-Подпольщик, было, первым кинулся в дверь, поскольку занимал удобную для того позицию, да вдобавок относился к цеху изобразительного искусства, и в нём возник пылкий интерес к тому, чтобы сходу оценить помещение для экспозиции. Но вовремя вспомнил о вежливости, и, расслабившись, услужливо пропускал вперёд всех остальных попутчиков, получая от них улыбки. Более всех это полюбилось Ксениюшке. Она отвесила ему реверанс. Только Денис Геннадиевич посильнее скривил рот. Тем не менее, последним вошёл всё-таки хозяин.

– Павел Саввич Семиряков, – представился он гостям. И каждому пожимал руку, повторяя «…ряков… ряков». Те лаконично называли свои имена.

Интерьер дома явил собой свободную и довольно высокую горницу с пятью окнами, украшенными льняными занавесками с вышивкой древнеславянского узора. Полы имели заметную обновлённую латку на месте русской печи. Её отсутствие создало прибыток общему вместилищу. А взамен того знатного сооружения, свойственного вековому укладу деревенского жилища, появилась небольшая «голландка», немного накосяк стоящая в дальнем углу. Обстановка являла собой словно некий осиротевший антикварный магазин. К одной стене прижался небольшой древнерусский дощаный лежак с сундуком, иначе говоря, топчан. В середине стоял небольшой круглый столик в венском стиле из гнутого дерева с притиснутыми к нему несколькими стульями самого различного происхождения. К другой стене по углам приставлены два массивных кресла из резного дерева. Они эдак фланкировали длинный низкий кожаный диван, создавая скромную торжественность. Над ним в самый раз приладилось единственное художественное полотно, утыкаясь в потолок.

– А вот моё начальное приобретение для коллекции сельского искусства, из-за которого даже пришлось поднять потолки всей избы. – Павел Саввич с нескрываемой радостью указал на замечательное живописное изделие, высотой в великую сажень, а шириной в сажень мерную, где тщательно выписан в полный рост розовощёкий усатый господин, лет около тридцати, эдак в экспрессивной позе, одетый в простонародный костюм, но сапоги на нём были явно дорогими и начищенными до блеска, режущего глаз. Он стоял на новеньком деревянном мосту, одной ладонью как бы поглаживая перила с изысканно вытесанными балясинами, поблёскивающими на солнце, а в другой держал длинную курительную трубку, по-видимому, в ту пору модную. Фон изображал перспективу аллеи из молодых ясеней, заканчивающуюся зеркалом пруда, где плавало несколько белых лебедей, и один чёрный. А за ним на небольшом бугорке вырисовывалась усадьба, выполненная в стиле Чинквеченто а ля виллы Джулия, увенчанная изящной башенкой. По широкой лестнице спускалась статная женщина под кружевным зонтом, а перед ней, на лужайке девочка, лет шести, ловила бабочку сачком. Над усадьбой с прудом сияло пышное сизое облако.

Абрам Ицхакович не стал подражать Мирону-Подпольщику по части деликатности, он первым подошёл поближе к картине. Поцокал языком, точно так же смачно, как давеча, когда обозревал колокольню. Он делал выражение лица, будто раньше не видел это произведение искусства первой половины 19-го века. А оно ведь присутствовало в избе, по меньшей мере, с утра, и было немым свидетелем соглашения на счёт съёма «комнатушки». Возможно, тогда он всецело проникся сложными задачами непростой сделки, да не глядел на произведение искусства с надлежащим вниманием. А теперь взял, да обратился полностью свободным зрителем всего целостного убранства своего временного жилища и удостоился оценить его в деталях.

– Я уже новую раму заказал. Хочу из диковинного дерева. С художественной резьбой. И табличку медную с гравировкой имени автора и названия полотна, – Павел Саввич подпустил грудь вперёд, создав двойной подбородок.

– Так ведь город не под боком, хлопотно, небось, туда ездить, – молвил бывший скульптор, побряцывая штихелями в кармане.

На картину он взглянул вскользь, без участия. Должно быть, ему как авангардисту не слишком близка живопись девятнадцатого века, да к тому ещё провинциальная. Или просто неудобно было изучать её достоинства из-за того, что он стоял к ней под острым углом зрения, и та сильно отсвечивала глянцевой поверхностью, играя лишь кракелюрой.

– А зачем город? – вежливо ухмыльнулся начинающий галерист, – у нас тут свой умелец имеется. Василёк, Сусаннин приёмыш. Универсальный умелец. Всякая работа в его умных руках ладится.

– Замечательно, – выступил поэт-актуалист Авксентий, кидая взгляд по углам картины, – А кто у нас автор, и кто персонаж?

– Автор будет неизвестный, но наш. Аноним, так сказать. Наш аноним. Так и напишем на гравировке. А персонаж-то вполне знаком всем нам: помещик Тит Веспасьяныч Флавьев. Правда, было дело, пропал без вести. Давно. Очень давно. Только молва о нём жива-живёхонька, и не забывается здешним народом. Даже наращивается всё новыми тонкостями. Таинственными.

– О! – воскликнули почти все постояльцы классическим терцовым аккордом. И доминантное восклицанье вышло у Ксениюшки, одновременно с покраснением щёк. Они будто произвели своеобразную перекличку с подобными щеками господина, представленного на полотне.

– Но к делу, к делу, – сказал Семиряков, слегка покашливая.

– Да-да-да-да, – подтвердила Татьяна Лукьяновна, подбоченившись и по-хозяйски озирая помещение с прокрутом на одной ноге. – Мы с Ксенией обоснуемся здесь, а мужики пусть забираются в светёлку.

Боря сморщил лоб, но тотчас мысленно подчинился.

– Да, да, да, да, – хозяин высоким тоном, почти фальцетом подхватил идею и стиль речи атаманши, – обе светёлки занимайте.

– Отлично, – вымолвил Денис Геннадиевич, подыскивая для себя подходящую издевку над спутниками, доставшими его всякой эволюцией. – А подполья, случаем, нет у вас? – он покосился на Мирона-Подпольщика. Тот хихикнул.

– Есть подполье. Тоже ёмкое. Пустое. Но там дух не очень-то. Но если кому охота, пожалуйста.

С этими словами хозяин подался в сенцы и поднял там люк в углу.

– Хорошо, идёт, учтём, – уже совсем развеселился бывший гений. – Учтём.

– Ладно, мужики, – жёстко сказала предводительница, – ступайте, делите жилплощадь, не мешайте нам с Ксениюшкой устраиваться. – Давай, давай, давай, давай, Ксения, вещички раскладывать. Ну, ты где будешь? Выбирай.

Девушке пришёлся на вкус топчан, и она немедленно испытала его на удобство. Мужики послушно удалились