8
***
Марина отключилась сразу. А я лежал, оглушенный собственным голодом и желанием этот голод хоть немного ослабить. Тащить ее в душ было бы жестоко, но она пахла так, что голова снова начала проваливаться в туман.
Я кое-как заставил себя оторваться от девочки, укрыл ее и направился к пиджаку за сигаретами.
Уличные фонари стелили длинные выцветшие тени на белом полу и полосовали напряженные руки при каждом движении. Я натянул джинсы, прошел к маленькому балкону и вышел на воздух.
Хорошо тут. Парк перед глазами, запахи леса… И Марины.
Черт.
Я поспешил закурить и уперся спиной в стенку, наслаждаясь передышкой. Дым сигарет на время успокоит обостренное обоняние и даст мозгам проясниться.
Ну и что я делаю?
Сдаюсь. И беру самку себе.
В голове зазвенела пустота от осознания этой простой истины.
Я думал, Марина будет ненавидеть меня, а не заглядывать в глаза своими безднами, полными тайн, загадок и надежды, что не оставлю. А это значило только одно: зверь еще никогда так точно не выбирал. У нее вообще нет вопросов. Она будто всегда жила в моем мире. Быстро освоилась, сочинила достаточно правдивую ложь следователям и потребовала, чтобы я вернулся. Думаю, следователи поверили. Потому что тонкое дрожание вполне настоящих эмоций в ее словах слышалось четко. Но то, что Марина не договаривает, для меня не было откровением.
Только о чем она умалчивает? Как правило, люди прячут от других что-то либо очень личное, либо что-то, причиняющее боль… Но без прошлого у нас с Мариной может не быть будущего.
Будущее… Правда?
Теоретически — да. Возможно. Но только не с ней. Она ни черта не сядет на колени и не доверится. Если жила в приюте, ненавидит мужчин, да еще и никогда в постели ни с кем не была, то напрашивается вопрос: кто из нас еще дикий зверь?
Я выдохнул новую порцию дыма, и та повисла во влажном воздухе. Последние дни лета уже почти не дают тепла. Скоро начнется беспросветная мгла, дожди и сырость… Лапы будут мокнуть в лесной траве, и не только лапы.
Вспомнилось, как я приползал из леса в холодный дом и падал на диван, подолгу пялясь на кресло Полины у камина. За десять лет стало легче. Но на место потери ни черта ничего не пришло. Там так и звенело от пустоты.
Теперь ведь может все поменяться. Почему не попробовать?
Я выбросил сигарету и направился в комнату. А через пять минут уже шагал по коридорам центра к выходу на парковку…
***
Пробуждение вышло странным. Тело наполнено какой-то сахарной ватой, которая то и дело протискивалась в мозги и шептала: «Не вставай, лежи и отдыхай, пока дают». Кое-как сделав более глубокий вдох, я все же разлепила глаза и прислушалась.
Тишина.
Тахира и след простыл.
— Вот козел, — простонала я, переворачиваясь на другой бок… и напарываясь на ехидный темный взгляд мужчины.
Тахир сидел в кресле, расслаблено развалившись. В джинсах и футболке. Вроде бы одет, но вид его голых ступней на полу неожиданно наполнил грудь теплом — босиком он вряд ли просто встанет и уйдет. Успею, по крайней мере, огреть подушкой.
Его усмешка показалась усталой.
— А носки где? — вздернула я бровь.
— Промокли, — оскалился он.
— Ты бегал в носках по улице?
— Нет, ходил в обуви. Но ночью был дождь.
— Ты уходил ночью гулять? — презрительно усмехнулась я.
— Не гулять, — не придавал он значения моим насмешкам. — Что ты ешь на завтрак?
Я сглотнула, чувствуя себя под его взглядом полной дурой.
— Что приходится. Я не выбираю.
— Даже здесь? — вздернул он бровь пытливо.
— Да, — пожала плечами. — Мне как-то приносили меню, но я отказалась от выбора.
— Марин, постарайся начать жить так, как тебе хочется. Надо начинать выбирать.
— Зачем? — усмехнулась я. — Чтобы потом от этого отвыкать?
Он долго смотрел мне в глаза, прежде чем продолжить.
— Меня же ты выбрала. А я предупреждал, что отвыкать от меня не придется. Но ты не веришь.
Я только тряхнула волосами, усаживаясь:
— Хочу мяса. Жареный черный хлеб и колбасу какую-нибудь. И большую чашку чая с молоком и сахаром.
— Можешь, значит, — довольно усмехнулся он и поднялся с кресла. — Сейчас все будет.