Читать интересную книгу Седьмое таинство - Дэвид Хьюсон

Когда глаза привыкли к новому освещению, студенты разглядели помещение. И еще несколько минут стояли молча, пришибленные, пораженные. Даже Торкья не мог поверить собственным глазам. При таком ярком освещении пещера оказалась еще более замечательным местом, чем он мог предполагать и надеяться.

— И что это за чертовщина, Лудо? — спросил Абати, и в голосе его звучала явная нотка уважения, благодарности и удивления.

При свете всех фонарей Дино мог теперь должным образом оценить все подробности открывшегося перед ними вида: фрески на семи стенах, еще сохраняющие оттенки исходных цветов — охры, красного и синего, лишь немного поблекших за прошедшие столетия. Под каждой стеной — по два ряда низких каменных скамеек, установленных в четком порядке. А в центре между ними, точно в центре, у стены, обращенной ко входу, — алтарь со статуей Митры, убивающего жертвенного быка, — сюжет, настолько характерный для этого культа, словно взят из учебника истории. Когда Торкья проник сюда в первый раз, он целый час любовался статуей, гладил призрачно-белый мрамор, ощупывая точно переданные человеческие контуры. И сейчас чувствовал то же, что и в прошлый раз: он рожден для того, чтобы стать частью этого места; создан, чтобы принадлежать тому, что это святилище олицетворяет.

Лудо поднял с пола два больших фонаря и приблизился к плоской белой плите, уложенной перед статуей. Изваяния казались ожившими: Митра в человеческом облике, мощный и напряженный, стоит, широко расставив ноги, над упавшим в страхе быком, уже бьющимся в агонии. На голове бога — высокий фригийский колпак, украшенный крылышками; правой рукой победитель задирает голову быка, а левой вонзает в горло Короткий меч. Из травы, тщательно вырезанной, высовывается скорпион и жалит кончик вытянутого и опавшего бычьего пениса. К плечу животного припали мощная разъяренная собака и извивающаяся змея — пьют кровь из разверстой раны.

— Насколько я могу судить, — произнес Торкья после продолжительного молчания, отвечая на вопрос Абати, — мы сейчас находимся в самом крупном и самом значительном храме Митры, какой кто-либо когда-либо видел. По крайней мере в Риме.

Он прошел к алтарному столу и провел пальцем по столешнице. В слое пыли остался след. Да, он был прав еще тогда, в первый раз: эти пятна, похожие на застарелую ржавчину, вовсе не узор самого камня.

— Но потом пришли мясники и положили всему конец. Или я не прав?

Остальные в молчании последовали за ним. Абати озирался по сторонам, широко раскрыв глаза.

— Что тут произошло, Лудо?

— Сам смотри. Может, догадаешься.

Диггер отошел в сторону и поднял с пола осколки глиняной посуды. Сосуд явно разбили сильным ударом. Затем Дино стал рассматривать фрески на стене, подойдя поближе: идиллическая пасторальная сценка, сам бог посреди толпы ярых приверженцев. Изображение покрывали симметричные глубокие шрамы — должно быть, от ударов топором. Лицо бога было сбито и теперь превратилось в пятно пыли и плесени.

— Святилище было осквернено, — заметил Абати. — И вовсе не парочкой грабителей могил.

Торкья поднял с пола еще какие-то осколки — кажется, сосуда для церемониальных возлияний.

— Это все Константин натворил.

Самому ему все было ясно и понятно. Место, в которое они сейчас попали, было средоточием идей и верований, ставших потом предвестником и своего рода планом действий для всего, что произошло позже — от крестовых походов до войны в Югославии, от уничтожения христиан христианами при взятии Константинополя в 1204 году до уничтожения христианами ацтеков с благословения священников, которые наблюдали за этим и ни во что не вмешивались. Тогда, через несколько часов после взятия Рима войсками императора Константина, меч христианства взалкал крови другой, противной ему религии, но не на поле битвы, а здесь, в святая святых. Это произошло 28 октября 312 года от Рождества Христова, и весь ход истории оказался изменен: здесь, в этом подземелье, всего через несколько часов после битвы у Мульвийского моста[18] угнетаемые превратились в угнетателей и бросились жестоко и яростно мстить за все то, что было прежде.

Абати рассмеялся.

— Ну, точно ты все равно не знаешь. Может, это случилось раньше. Однако…

Диггер явно был поражен, даже потрясен тем, что увидел. И это обрадовало Торкью.

— Все произошло в тот самый день, когда Константин вступил в Рим. Или, может, на следующий день. Другого объяснения нет. Я сейчас тебе покажу…

Вдохновитель вылазки повел Абати к низкой двери в стене слева. В руке он держал самый большой фонарь. Лудо был очень рад, что пришел сегодня с группой — когда явился сюда в первый раз, один, открытие потрясло его до глубины души.

— Иди первым. — Он пропустил вперед Абати, а потом и всех остальных и направил свет на то, что лежало теперь перед ними: груду человеческих костей — ребер и черепов, раздробленных рук и ног, словно выброшенные на помойку реквизиты античного фильма ужасов, сваленные в кучу, когда в них отпала нужда.

— Господи помилуй! — простонал Абати.

Ла Марка, стоявший позади, вновь завыл от страха.

— А это что за чертовщина? — спросил Дино.

— Тут они их перебили, — объяснил Торкья лишенным эмоций голосом. — Смотри, если нравится. Их тут, наверное, больше сотни, а может, намного больше. Я не специалист, но мне кажется, это по большей части мужчины, хотя, может, есть и дети. Бедняг, вероятно, сначала раздели догола, а потом убили.

Лудо осветил дальний угол.

— Погляди сюда — тут была сложена их одежда, видишь? Я не обнаружил здесь ни оружия, ни солдатских доспехов. Они не собирались драться, все уже было кончено. Их заставили раздеться догола. А потом убили. Видишь на костях следы ударов мечей? Нагнись поближе. Это было массовое убийство. Резня.

Парень из Неаполя трясся, снедаемый одновременно страхом и любопытством. Ла Марка любит насилие, понял Торкья, но только если смотреть на него с безопасного расстояния.

— Не желаю больше это видеть, — пробормотал Тони и, несколько потерянный, отступил назад, в основное помещение святилища.

Абати чувствовал себя точно так же. Бросив на раскиданные по каменному полу кости последний взгляд, он тоже вышел.

— Профессор Браманте про это знает? — спросил диггер, когда все вернулись к алтарю. — И никому ничего не сообщил?

У Лудо на сей счет была своя теория:

— Да что ты такое говоришь! Сам представь: вот ты обнаружил величайший храм Митры. Да в придачу еще сотню скелетов его почитателей, порубленных на части христианами. И что будешь делать с возникшей после этого шумихой?

— Глазам своим не верю… — пробормотал Абати и умолк.

У Торкья эта мысль уже давно вертелась в голове и не давала покоя. Джорджио Браманте сделал величайшее археологическое открытие и нашел одно из самых ранних свидетельств геноцида на религиозной почве. Это же настоящие кости; в соседнем помещении лежат останки реальных людей — шокирующая выставка расколотых черепов и разрубленных тел, сброшенных в кучу; какой-то гнусный предшественник нацистских концлагерей — Освенцима, Берген-Бельзена и прочих. Или тысяч убитых в Сребренице, выданных «миротворцами» сербам, а затем методично уничтоженных, когда христиане иной конфессии решили очистить генофонд своей страны. В те дни по всей Европе прокатилась волна негодования и ужаса, оттого что подобное все еще может иметь место всего в нескольких милях от курортных местечек на побережье, где загорает довольный средний класс. Браманте, вероятно, ждал подходящего момента и подыскивал нужные слова или, может быть, ждал еще какой-нибудь аналогичной находки, которая могла бы смягчить подобную шокирующую новость. Может, у него просто не хватало мужества, и он рассчитывал навсегда сохранить это потрясающее открытие в тайне, что, по мнению студента, само по себе было преступлением.

Выражение лица Абати подсказало Торкье, что тот уже начинает понимать истинное положение вещей.

— Как ты думаешь, почему они тут собрались? Может, хотели драться до последнего?

— Нет, это же был храм, святое место. Здесь нельзя проливать кровь человека. Как по-твоему, папа римский стал бы сражаться перед алтарем в соборе Святого Петра? Эти люди были воинами. Легионерами. Если бы хотели драться, заняли бы позицию снаружи. Нет, они пришли сюда… — Начинающий археолог оглядел помещение. — Они пришли сюда, чтобы помолиться в последний раз.

Перед его мысленным взором возникла эта картина — он видел их сейчас, не поддавшихся страху, понимающих, что конец близок, но решительно намеренных вознести последнюю молитву своему богу, одолевшему быка и давшему жизнь этому миру.

Лудо нагнулся и направил свет на пол. Там стояла грубо сколоченная деревянная клетка, внутри которой лежали кости — видимо, куриные. Сейчас они выглядели как пыльные останки маленького динозавра: лапки сложены под тельцем, головка с клювом вполне узнаваема. У прихожан этого храма так и не осталось времени завершить задуманное жертвоприношение до того, как сюда огромной толпой ворвались воины Константина с крестом на щитах — символом Христа. Они жаждали еще крови, словно им было мало той, от которой покраснел весь город.