Кейт Андерсенн
 Тоннель в Паддингтоне
    Пилотная серия. Трубка первая и единственная. Белые перчатки
  ДЕЛО ПЕРВОЕ,
 в котором Кензи Мун прибывает в столицу,
  чему репортер Вуд Бейкер рад, а инспектор Колин Дьюхарст - не особо.
 На одну трубку, о белых перчатках.
  * * *
  Паддингтон. 8.21.
 Лондон. Хуже быть не могло.
 Правда, когда вы хотите попрощаться с прошлым, выбирать не приходится.
 Впрочем, вполне могло. В смысле — быть хуже. Есть бы в сумочке не покоились десять фунтов, а еще письмо от троюродной тетушки Митчемов, сообщавшее, будто ее сосед срочно ищет для дочери гувернантку (надежда призрачная, но лучше, чем никакой). Могло бы там не быть также носового платка — на случай, если нервы, которым приказано держаться со спокойствием наблюдателя, предадут. Разумеется, каждый истинный шотландец знает: наличие носового платка придает уверенности.
 Итак, Лондон, Паддингтон, 8.23. И все совсем не плохо.
 Людской поток потек с вокзала на метростанцию Бишопс Роуд, и мисс Кензи Мун отдалась во власть часа пик, осмотрительно прижимая ридикюль к животу одной рукой и приподнимая подол тартанового платья — другой. В толпе лучше всего делать вид, что вы точно знаете, куда идете и, вообще, совершаете этот путь изо дня в день, и ничего-то, собственно, не боитесь. Даже если совершенно не вписываетесь в композицию.
 Толпа разделялась под указателем направлений: Фаррингтон-стрит и Хаммерсмит-энд-Сити. Адрес соседа тетушки Митчемов недалеко от Сити; Кензи Мун выбрала Хаммерсмит.
 Но судьбоносным моментом может стать любая из восьмидесяти шести тысяч четырехсот секунд в сутках, не так ли?
 Для мисс Кензи Мун все изменило появление чужой руки в белой перчатке на ее расшитом ридикюле. Мисс Мун вздрогнула от неожиданности и, прежде чем успела отпустить подол тартанового платья, чтобы впиться в ношу основательнее, вор перехватил ручку сумочки и рванул на себя. Ридикюль жалобно скрипнул и исчез среди людской давки.
 Кензи Мун обернулась вокруг собственной оси и привстала на носках, прищуриваясь. Тут же кто-то наступил на подол, сбил и толкнул в ребро локтем. Нервы пока со своей функцией справлялись, хотя лоб под вуалеткой все же взмок, а по затянутой в платье спине крупной сеткой проползли ледяные мурашки — в ридикюле осталось все, что оставляло шанс на сносную новую жизнь. Поток добропорядочных лондонцев все так же двигался вперед, и со станции уже тянуло крепким паровозным дымом, но — что это? — ей наконец удалось разглядеть черный цилиндр, исчезавший в противоположном направлении.
 Кензи Мун попыталась броситься вдогонку. У нее не возникло и тени сомнения. Белые перчатки лучше всего подходят к черному цилиндру.
 — Прошу прощения, простите, извините, — прижимаясь к стене, она медленно, но верно следовала за черным цилиндром в белых перчатках. Благо, тот торчал высоко из толпы, и его было легко узнать. Пока не исчез, свернув по указателю на Фаррингтон-стрит.
 Ворчание толпы, недовольной острыми локтями «шотлашки», Кензи Мун совершенно не занимало.
  * * *
   Вуд Бейкер присвистнул, сдвигая кепи на лоб, чтобы почесать русый затылок.
 «Убийство в Паддингтоне!» — с таким заголовком можно сразу на передовую страницу. Повезло, что сегодня утром он направился в контору именно подземкой.
 Скотленд-ярд обездвижил станцию. Однако любопытных внутри толклось немало. Увы, никому ничего толком не было известно, кроме факта, что «жентльмена укокошили». Инспектор осматривал место преступления, и из тоннеля вырывались длинные причудливые тени.
 На шестом зеваке-почтальоне репортеру улыбнулась удача: тот уверенно заявил на смешанном кокни, что «прифыла» несчастного «фотлафка».
 — Откуда знаешь? — уточнил Вуд, вынимая из-за уха карандаш. Блокнот в ладони у Бейкера возник столь быстро, что «свидетель» счел это магией.
 — Дык… видел, — озадаченно, но, вместе с тем вдохновленно, сообщил он. — Ифо певед фтанцией ее пвиметил.
 Вуд Бейкер ликовал. Похоже, Скотленд-ярд еще на этого гражданина не наткнулся, а значит, есть возможность урвать версию до начала официального расследования.
 — Вфё по углам ховонилась, — охотно докладывал свидетель, раздуваясь от растущего чувства собственной значимости. — Думала, я не замефу. Ха! Куда там. Фтавина Вой — не флепой!
 — А джентльмен?
 — А он впеведи фол. Фпефыл. На фтанцию вышел, оглянулша — шотлашка тут же нывь за стену, ну, а мне-то фто, иду, фтупеньки фщитаю. Оно ведь главное в нафэм деле фто? Лифний ваз не девгаться.
 Далее следовал рассказ, как убитый спустился по ступеням прямиком в тоннель, а девица кровожадно прыгнула следом.
 — Это еще не доказательство, — возразил Вуд на всякий случай. Если свидетелю возразить, он может еще что-нибудь вспомнить.
 — А фто в ишо? — возмутился Рой. — Фыбезала, плафет, твясотса…
 — Значит, выбежала и трясется… — довольно сделал Вуд пометку карандашом в записях. — И куда потом делась?
 — Дык, там и ешть, — ткнул Рой пальцем в скорчившуюся на парапете фигурку в легкоузнаваемую тартановую клетку. Рядом, подобно стражам, стояли два полисмена.
 Вуд цокнул языком с досадой. Весь этот разговор на кокни не имел смысла: шотландку давно поймали. Хотя это странно: если она правда убила в тоннеле и сбежала, то зачем бы ей возвращаться?
 — А полицию вызвал ты, Рой?
 — Не, я ф не жнал, фто она ево укокофыла.
 Вот. А если бы и правда укокошила, то держалась бы от Бишопс Роуд подальше, не так ли?..
 Вуд Бейкер опустил блокнот в просторный карман пиджака, карандаш вернул за ухо и направился к полисменам.
  * * *
  Инспектор Колин Дьюхарст отряхнул брюки и с досадой посмотрел на ладони. Слишком много копоти в тоннеле. Он опять забыл носовой платок. А ведь всем известно, что джентльмен должен иметь их три: первый, чтобы высморкаться, второй про запас и третий — подать даме, если она расплачется.
 Энтони Блер, денди из Сити. Получил ножом по горлу, как по маслу — и часа не прошло. Замечательное утро. Увы, с другими должны случаться подобные неприятности — даже смертельные — тогда у инспектора Дьюхарста и работа есть, и статус, и уважение.
 Он заслонил глаза от света. Станция. Зевак немеряно. Все хотят знать, что такого случилось в тоннеле, что поезд на Фаррингтон-стрит не пускают. Инспектор Дьюхарст покачал головой и направился к свидетельнице, которую оставил под присмотром полисменов. Она сидела на тюке со свежей почтой, отвратительно косолапя ноги, и рассматривала