Елена Крюкова
Безумие
© Крюкова Е. Н., текст, 2015
© «Нобель-пресс», издательство, 2015
* * *
Книга первая: Корабль
Раскутай простыню болиТы – голый под нейИ выпей из кружки что лиКрасных огней
Ты выжал время тряпкойТы – сутемь и судЧетыре безумных бабкиВ гробу понесут
– Дай сюда звезду.
– Да даю, даю!
– Вот она, красивенькая, блестит как. Оп! Получилось!
– На вот рядом с ней медведя.
– Нет, тут лучше часики.
– Брось ты свои вшивые часики. Гляди, какой красивый!
– Все, часы висят! Тикают!
– У тебя под носом тикают.
– Давай танк! Давай, давай!
– На! Держи! Только не ори!
– Ой, елки, я укололся!
– Это на пользу!
– Как пчелиный укус, хочешь сказать?
– Да ничего не хочу! Вот танк! Качается!
– Загляденье!
– Да ведь еще целых две коробки.
– Да. Много еще.
– До вечера провозимся.
– Дурак ты! Не умеешь удовольствие растянуть!
– Сама дура!
– Дура, дура. На ракету держи!
– Ох! Серебряная!
– А ты на зуб попробуй! Ха, ха!
– У нее ниточка тонкая. Оборвется.
– А ты волос из головы выдери и на волос привяжи!
– Шутишь!
– А то!
– Товарищи, дождь! Где дождь?!
– А он отдельно! В ящике с ватой!
– Где дед Мороз, что ли?
– Да дед-то вот он уже! Вот! Глаза разлепи!
– Ты ему к валенкам цепь присобачил?
– А зачем?
– А по-твоему, как дед будет на потолке держаться? Приклеим?
– Да, елки… Забыл!
– Дурачок, твою мать!
– А что, он так и будет вниз башкой висеть?
– Ты будешь висеть! Понял?
– Понял! Как не понять!
– На Луну!
– Это не Луна! Это спутник!
– Какой еще спутник?
– Искусственный! Бип-бип!
– Точно, рожки у него!
– Это у тебя рожки!
– Убью!
– Это я тебя убью!
– Товарищи, не ссорьтесь! Стыдно!
– Какой красивый помидорчик!
– Это не помидор. Это голова!
– Какая еще голова?
– Отрубленная!
– Товарищи, мне плохо!
– Нет, это яблочко! Красное яблочко! На откуси!
– Сам откуси!
– А ну-ка отними!
– Сам жри!
– Я стеклом подавлюсь.
– Ага, значит, соображаешь еще.
– Выстрелите, елки, в яблочко! Пиф-паф!
– Повесь винтовку. Винтовку, говорю, повесь!
– Давай. Штык так блестит! Я аж зажмурился!
– А вот фонарик, вот фонарик! И еще один! Какой лучше?
– Оба хороши! Мы их на верхние ветки! Чтобы все любовались!
– На котеночка!
– Ой, хорошенький какой!
– Жил да был черный кот за углом… И кота ненавидел весь дом…
– И мяукает!
– Врешь и не краснеешь!
– Вот как здорово висит! Коготки выпустил! Язык высунул!
– Держи голыша.
– Ой какой пупс! Чудесненький! Гладенький! Толстый!
– Здоровый ребенок. Повесила?
– Дай художника с палитрой! Вон лежит!
– С поллитрой?
– А я вешаю крокодила! Крокодила! Только у него ноги человеческие!
– Осторожно! Палец откусит!
– На вот фонарик серебряный. Да держи, чуть не уронил!
– Это не фонарик! Это зеркальце карманное!
– Оп, солнечного зайца пустил!
– Прекрати! Ты меня ослепил!
– Держи ручку с пером. Не уколись. Вешай быстрей!
– Да уж повесила. Вечное перо!
– Ой, шишечка, шишечка…
– А это зачем еще? Лапоть! Товарищи, лапоть, глядите!
– Ха, ха, ха!
– Пережиток прошлого!
– На пирожок похож.
– А вот баба, а башка лисья!
– Сватья баба Бабариха!
– Не баба, а женщина!
– Врешь опять! Не женщина, а товарищ!
– Товарищи! Мы все товарищи!
– Что вешаешь-то?! Обалдел совсем! Выбрось сейчас же!
– А что такого? Блестит же!
– Да это же крест! Нательный! У кого спер?!
– Я не спер! Не спер!
– Нет, спер!
– Да не спер, вот, перекрещусь, не спер!
– Крестишься, советский гражданин?!
– А как поверишь?
– Выкинь к черту!
– Товарищи, а красивый какой! И блестит так! Давайте оставим! Пусть!
– Ну, пусть! Черт с вами!
– Скажем: дореволюционный! Ну как музейный!
– В музеях иконы держат! И ничего!
– У мамки моей вместо иконы – Маркса портрет! И опять ничего!
– А теперь что подать?
– Нагнись над коробкой-то! Глазами пошарь!
– А может, руками?
– Ногами! Не видишь, что ли!
– Что?
– Слепой!
– Пошел отсюда!
– Сам пошел!
– Не пойду!
– Что орешь, как на базаре! Дай лучше сюда знамя!
– Какое знамя?
– Не видишь, сверху лежит! Пылает, ослепнуть можно!
– Ну вот я и ослеп. Не вижу!
– Ну, красное! С золотыми кистями! А древко мальчик держит!
– А, вижу! На! А мальчик кто?
– Ты что, себя не узнал?! Ха, ха, ха!
– Черт! Я опять укололся! Иголка под кожу вошла! Она уж по крови бежит! Теперь врачи не вынут!
– Захотят и вынут. А не захотят…
– Ну, повесил знамя?
– Повесил! Вот! На крепкой леске! На рыболовной! Не сорвется! Издалека видать!
– Дай сюда кремлевскую башню.
– Это какую?
– Красную! Блестками посыпанную!
– Да даю, даю!
* * *
Открыть бутылку зубами. Зуб сломается? Не сломается, крепкий. Белое крепкое веселье, ты не выплесни его. Оно такое драгоценное. Дорогое.
Три рубля с полтиной, и еще гривенник, и еще две копейки – жаль, по автомату не позвонишь уже никому. Три-шестьдесят-две.
– Манита-а-а-а-а! Танцу-у-у-уй!
Ты встаешь и подбочениваешься. Закинув голову красиво, делаешь красивый, крупный, большой глоток. Бутылка блестит в руке, пальцы крепко сжаты, добела, досиня.
Ты видишь себя в зеркало. Синий рефлекс на щеке. Синяя жила на шее. Бьется.
И глаза твои бьются, горят.
Ты не отдашь свою жизнь так просто, за пятак, за понюх табаку. Хотя когда денег нет – боже, как охота курить! Не жрать. Не танцевать. Не возить кистью по холсту. А смолить.
Дымить и погибать в крутых, густых, серых, синих, снеговых клубах дыма.
Воздух твой дым, волосы твои дым. Черные, страшные, грозные, лохматые, – туча, а в ней молнии седины. Жизнь твоя гроза, и ты гремишь и гудишь, и ты исходишь красками и поцелуями, сходишь на нет, а за спиной – тенью – она. Та, что придет за тобой.
Она не в белом халате. В черном.
Зажмурься и не гляди на нее. Лучше станцуй ей.
Свет из угла: в пустой консервной банке – все шпроты подъели, и грязная вилка пьяно рядом лежит, уснув – длинная амбарная свеча. Белый парафин оплавился, края мягко сползают вниз, настывают угрюмыми сталагмитами. А свет – вверх. Пронзает табак и мрак. Наставляет острие горе. В потолок. И в потолке – дыру прожжет. И в дыру выйдет весь людской смог. Весь перегар. Весь запах кольцами нарезанного лука. Весь ужас зубастого, хищного хмельного поцелуя. Все крики, поздравленья и скандалы. Весь, до крошки и капли, тихо сочащийся вокруг, в никуда, плач – то ли женский, то ли детский.
Ты тоже была ребенком. Когда-то.
Все когда-то были детьми. Но это уже неважно.
Лампа под абажуром перегорела. Мрачно виснут бахромой инея пыльные шелковые кисти.
Кисть абажура. Кисть скатерти. Кисть руки.
Колонковая кисть; свиная кисть, мощная щетина.
Только такими кистями и можно написать жизнь.
Что?! Жизнь?! Да разве сейчас разрешено писать жизнь?!
Дьявол! Не жизнь разрешено сейчас писать! А ее жалкое подобие!
Не холсты надобны, а транспаранты!
За плакат – заплатят. За обнаженку – посадят!
Врешь, уже не посадят. Уже… не…
Мужчины ловят тебя за локти. За подол. Задирают платье твое.
Под тканями – под бездарными нищими драпировками – богатая, щедрая обнаженная натура. Выпуклые мышцы. Четкие резкие ключицы. Железные икры. Веревочные сухожилия. Налитые чугунные груди. Шея торчит башней. Ползут змеями волосы. Узор первых морщин – по впалым голодным щекам. Манита, ты больше пьешь, чем ешь! Поела бы хоть что-нибудь!
К чертям еду. Есть не хочу.
Повернулась, взмахнула рукой с бутылкой. Сама потянула подол вверх, к животу. Сверкнул бутылкин бок, мазком перламутра внутри раковины, и объем тут же потерял свой выгиб, сделался нутром, ямой. На дне ямы плещется водка. Это твоя вода. Витька Афанасьев тайком, в области, в глухой деревне, расписывал храм – писал Христа, ходящего, руки раскинув, по синему морю. Вранье! Сказки для детского сада. Детки, не писайте в штанишки, а то придет злой дядя Витя Афанасьев и всех вас нарисует! Как вы по воде по приказу ходите, ревете коровой, боитесь утонуть.
Что нарисует – то и сбудется.
Под складками красивого замызганного платья – лучшая портниха Горького шила! – яснее, резче обозначились наплывы плеч и безумный коромысловый изгиб талии. Плоский твой живот, женщина, уже начал толстеть. Горе не беда! Сегодня баба нежная, а завтра баба снежная. Колени и так на виду. Художники, попяльтесь! Э, да тут не только художники! Кого это они наприглашали? А, Бобра! Бобра из котельной! Вон он сидит, Бобер, нос в стакан уткнул. У Бобра – дочку сцапали за гаражами амнистированные; утром тело нашли, двадцать ножевых, на шее полоса, шнурком от ботинка удавили. Вчера девять дней было. Все, теперь Бобер не остановится. Хана ему. Все пропьет. И пиджак за копейку сбагрит, и кальсоны; голым на кладбище пошагает!