Думбадзе Нодар
Кровь
Нодар Владимирович ДУМБАДЗЕ
КРОВЬ
Рассказ
Перевод З. Ахвледиани
Стриженый мальчуган с нанизанными на прутик бычками в руке стоял, понурив голову, под липой, печальными глазами разглядывал свои облепленные грязью голые ноги и думал: "До чего же этот старик похож на моего отца! Седые волосы... Черные брови... Широкий нос... Красивые глаза... И голос низкий, приятный... Если закрыть глаза, можно представить, что он - мой отец!.."
И мальчуган зажмурился.
- Вот поэтому-то я и пригласила вас, уважаемый мой Кишварди!.. Нет больше моих сил! Совсем отбился от рук, негодник!.. Все дети как дети - с книгой не расстаются, а он знай себе день и ночь ловит этих бычков!.. А что он выкинул третьего дня?! Бросил в наш общий - с Гоподзе - колодец огромный арбуз! Арбуз лопнул, и вот уже неделю две семьи вместо воды пьют компот!..
- Убей меня бог! Это правда, мальчик?! Уж не беспокойтесь, уважаемая Юлия! Вот как заберу его в Гурию, да как повешу за ногу на чинаре, напляшется он у меня!
- Не знаю, за что вы его там повесите, но я так скажу: счастливая его мать, не пришлось ей глядеть на этого негодника. И отец его тоже, между прочим, счастливый...
- Как вы полагаете, уважаемая Юлия, не будет, значит, с ним сладу?
- Не знаю, ничего я не знаю... Судите сами: послала я его недавно на мельницу... Пуд отборной кукурузы унес, изверг, а вернулся с пятью фунтами муки в мешке. Остальное отдал, оказывается, непутевым детям Валико Кухалашвили! "Много их в доме, говорит, живут впроголодь..." Каково, а?!
- Убей меня бог! Это правда, мальчик?
- Это еще что! Позавчера он да дружок его - босяк Кукури Угулава прокрались в сад - подумать только! - своего же учителя географии Датико Цверава, нарвали персиков и выменяли их на табак! Каково?!
- Убей меня бог! Это правда, мальчик?
- Да что вы заладили - "правда?", "правда?"! Что же, по-вашему, я вру?
- Что вы, что вы, уважаемая Юлия! Это я к тому - неужто нет для него спасения? Неужто он пропал совсем?!
- Нет, почему же... Спасти его, конечно, можно, но это свыше моих сил... Здесь нужна крепкая, мужская рука! К тому же, кроме него, на моей шее еще два зверя - Зураб и Вахтанг, дети моего Коли. Те почище этого. Вот вернутся с выгона - убедитесь сами!
- Мда-а-а... Что же вам сказать, уважаемая Юлия!.. Пока были живы его родители - меня и близко к ребенку не подпускали... А теперь как мне быть? Как приручить его, как согреть его сердце? Чужой я для него, понимаете? Чужой!..
- Не говорите, уважаемый Кишварди! Ведь он как-никак мужчина и с мужчиной легче найти общий язык... К тому же он продолжатель вашего рода...
- Оно-то, конечно, так... А как у него с учебой, уважаемая Юлия?
- Гм!.. Мальчишка, укравший персики у своего учителя и ради развратной книжки "Декамерон" продавший серебряные ложки собственной бабушки, - о какой учебе может думать такой мальчишка, скажите сами ради бога, уважаемый Кишварди!
- Это правда, мальчик?! Решено! Заберу его в Гурию и повешу за ногу на чинаре!
- Да вот, пожалуйста, полюбуйтесь на него: мы тут убиваемся, а ему хоть бы хны! И в ус не дует!
А мальчик стоял под липой с закрытыми глазами и думал: "Устала бедная моя бабушка Юлия... Какой у нее раньше был приятный голос, а теперь во какой злой!.. А может, это мне так кажется? Этот - дед, что ли? - говорит так спокойно и приятно... Да, видать, устала она... Эх, хоть бы сейчас она не послала меня с этим - дедом, что ли? - а впредь я никогда не обижу ее, никогда!.. Лишь бы не послала... Лишь бы не послала..."
- Сирота он, уважаемая Юлия... Кроме розг, ему и ласка нужна...
- Сирота сироте рознь! Много он понимает в ласке! Ласка...
- Это правда, мальчик?! А вот как заберу его в Гурию, да как повешу за ногу... Когда его забрать, уважаемая Юлия?
- Да хоть сейчас! Долго ли его снаряжать?
- Как же так... Мальчишка гол как сокол...
- Таким я и привезла его в прошлом году из Авчала, уважаемый Кишварди... Может, прикажете справить ему чоху с позументом?
- Бедный мой мальчик!
- Откушали бы перед дорогой, уважаемый Кишварди...
- Да нет, не беспокойтесь, уважаемая Юлия... Закусим в Самтредиа, а там и до дому рукой подать...
- Воля ваша... Счастливого вам пути... Да хранит вас святой Георгий!..
- Дай бог вам счастья, уважаемая Юлия!..
- Вот, захватите с собой, уважаемый Кишварди!
- Что это?
- Да документы его разные... В сентябре, надо полагать, пошлете его в школу, - понадобятся... В четвертый класс он перешел... Правда, в справке ошибка - вместо Ломджария Нодари записали Ломджария Надири*. Впрочем, по-моему, не ошибка это, а так оно и есть.
_______________
* Игра слов: Н о д а р и - мужское имя, Н а д и р и - зверь.
- Это правда, мальчик? Что ж, заберу его в Гурию и повешу за ногу на чинаре...
- Вешайте, за что хотите, но только чтоб глаза мои его больше здесь не видели!
- За ногу, за ногу повешу!
- Бог вам в помощь!
- А не поможет, так возьму его в такой оборот, что аж камни от жалости заплачут!
- Ну, так до свидания, уважаемый Кишварди!
- Всего вам хорошего, уважаемая Юлия!
Сия приемо-сдаточная процедура произошла в августовский полдень 1938 года в местечке Хони между имеретинской бабушкой - то есть матерью матери Нодара Ломджария, уважаемой Юлией Микеладзе, и его гурийским дедом - то есть отцом отца, уважаемым Кишварди Ломджария.
А спустя час мальчик, то есть Нодар Ломджария, рожденный 14 июля 1928 года в городе Тбилиси в семье служащего, плелся, словно теленок на веревке, за дедом, понуро шагавшим по раскаленной, пыльной дороге...
Из Хони до Кулаши дед и внук добрались на пролетке, из Кулаши в Самтредиа ехали на линейке. Здесь, не перекусив, пересели на грузовик чайной фабрики, следовавший в Чохатаури. Оттуда пешком направились в село Интабуети.
Дед шел впереди, внук - за ним. Измученный старческим недугом дед тяжело кряхтел и стонал. Завидев идущего навстречу путника, он умолкал, низко с ним раскланивался, а затем, выждав несколько минут, вновь начинал стонать и кряхтеть. Иногда он молча оглядывался на мальчика - так оглядывается старая кляча на отставшего жеребенка, боясь потерять последнего своего отпрыска.
Мальчик шел и думал: "Вот впереди шагает старик - хилый, больной, стонущий, с выцветшей шляпой на голове... Он обещает повесить меня за ногу на дереве... Этот старик - мой дед. Отец моего отца... Дед!.. Что же заставляет меня следовать за ним? Почему я покорно, словно раб, тащусь по этой пыльной дороге? Два шага в сторону - и, пожалуйста, валяй себе на все четыре стороны!.. А вот и нет! Не могу! Сила какая-то толкает меня в спину - шагай за стариком, и никаких чертей! Что это за сила? Почему я, уставший, голодный, изнемогающий от жары и жажды, не смею свернуть с дороги? Почему? Как эта сила называется?"
- О чем ты думаешь, внучек? - обернулся вдруг старик.
- Ни о чем! - ответил, не задумываясь, опешивший мальчик. Он ожидал всего, но только не такого вопроса.
Старик сошел на обочину дороги, присел. Отдышавшись и накряхтевшись, он поглядел на мальчика, потом стал считать, загибая пальцы: 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38.
- Родился ты, внучек, в двадцать восьмом. Теперь у нас - тридцать восьмой. Значит, тебе пошел одиннадцатый. Взрослый уже... Как же это ты можешь ни о чем не думать, а? Или скрываешь от деда?
- Да нет, дедушка, не думал я ни о чем! - солгал мальчик.
- А пора бы и привыкнуть думать, внучек, пора!..
Старик, кряхтя и охая, встал и продолжил свой путь. Мальчик, словно теленок на веревке, послушно поплелся за ним...
Мальчик - загоревший, с взъерошенными волосами - стоял, опершись на заступ, под чинарой, грустными глазами разглядывал свои облепленные грязью голые ноги и думал: "Как она состарилась, согнулась за один год! Лицо одни морщины... Голос какой-то сиплый. И все же она похожа на мою мать молодую, красивую, нежную, кареглазую, добрую мою маму. Похожа и волосами и походкой... Если закрыть глаза, можно представить, что она - моя мать!"
Но мальчик не зажмурился. Мальчик испугался.
- Потеряла я покой, уважаемый Кишварди! Призрак несчастной его матери мерещится мне во сне и наяву... Голос собственной совести преследует меня... С тех пор как вы взяли его с собой, хожу я опустошенная, словно сердце вырвали из груди... Верните мне моего ребенка, уважаемый Кишварди!..
- Гм, ребенком он был тогда, когда я взял его от вас. Теперь он мужчина, и пусть решает сам. Захочет вернуться к вам - я не стану его удерживать.
- Обижен он на меня... Если кто и сумеет помирить его со мной, то только вы, уважаемый Кишварди. Человек вы мудрый...
- У вас ведь еще двое таких, уважаемая Юлия... Оставьте мне хоть одного!
- Да разве в счете дело? Два, десять, сто - все одно! Внук - он и есть внук для бабушки, уважаемый Кишварди!
- Так-то оно так... Но как же мне быть? Ведь после моей смерти счет рода Ломджария должен начаться с него?..
- Я же не изменю его фамилию! Пусть и те двое будут Ломджария, но этого-то отдайте мне!