Жрица для дракона — Вика Скляр
Пролог
Любовь — это огонь, зажигающий душу.
© Джордано Бруно
Молодой и сильный дракон в человеческом обличии стоял и смотрел в окно. В правой руке, в унизанных кольцами пальцах он держал бокал с красным вином. Хищный, пугающий оскал заставлял всех слуг разбегаться от мужчины и молить о пощаде, но он плевал на них и их желания.
Его сердце… Бедное, одинокое сердце, разбитое больше полувека назад кровоточило и болело. Ни женщины, ни алкоголь, ни даже драки не помогали залатать эту рану, оставленную одной из десяти жриц.
Глайна. Эта высокомерная, наглая девица, что отказала ему в своей любви и сбежала с каким-то слабым магом!
Гнев затопил все существо дракона, пальцы сжались сильнее, раздался скрежет, стекло раскололось, оставив глубокие раны на мозолистой коже. Остатки вина окропили белую рубашку алыми каплями, немного влаги попало на босые ноги.
— Всевышний, неужели я так много просил? — низкий, приятный голос задал вопрос в пустоту, и тишина стала ответом. — Ты всегда молчишь, но неужели я заслужил эту боль? — губы мужчины болезненно сжались в тонкую линию, и душа его рвалась на куски от одиночества.
Послышался громкий, настойчивый стук в дверь и дракон лениво обернулся.
— Заходи, — разрешил он, устало прислонившись поясницей к подоконнику, и тяжело вздыхая. Зарывшись пальцами в распущенные, длинные белые волосы, мужчина был готов принять любую новость — плохую или хорошую.
В комнату зашел сильный, гибкий дракон. Его близнец и лучший друг, что был отражением его самого.
— Виран, — близнец-дракон был чем-то очень воодушевлен. Его серые глаза пылали загадкой и счастьем, а на губах расцвела довольная улыбка. — У меня для тебя хорошие новости, — последовало гнетущее молчание и Вилан, закатив глаза, продолжил. — Про Глайну.
Это имя… одно только имя этой предательницы заставило дракона полыхнуть ненавистью по фигуре близнеца и зарычать от боли и ярости, что затопили сердце мужчины.
— Не желаю ничего слышать об этой женщине!
— Захочешь, братец, — отмахнулся от слов близнеца Вилан, не обратив и доли внимания на гневную вспышку. — У нее родилась внучка, и твой браслет единения светится золотым, пугая бедных слуг.
Сердце Вирана забилось, словно впервые, после десятилетий мук, руки сжались от едва сдерживаемой ярости, но глупая драконья душа наполнилась надеждой. Кроха, что только появилась на свет и заставила браслет единения пылать ярче звезд смогла сделать невероятное — на мгновение разогнать мрак в теле дракона и подарить шанс на счастье.
— Немедленно пригласи мне сновидца! — приказал на удивление теплым и мечтательным голосом Виран — самый страшный и сильный дракон из правящего Совета, чье сердце разбила Глайна. — Моя маленькая жрица, — мечтательно улыбнулся он, и в другом мире кроха заливисто рассмеялась, словно почувствовав настроение мужчины.
1 глава
Дышащий жаром воздух горячил мокрую от испарины кожу, заставляя нервно облизывать пересохшие и потрескавшиеся губы. Раскаленный до красна асфальт под ногами облизывал резиновую подошву моих сандалий, а люди вокруг всеми силами спасались от неожиданного лета.
В Санкт-Петербурге большую часть времени сыро, холодно и слякотно. Серое окружение наводит на людей депрессию, а постоянная влажность губит любую одежду и обувь, особенно часто страдают макияж и волосы.
Но всю последнюю неделю с городом что-то случилось и он, словно огнедышащий дракон опалял своим пламенем все вокруг — цветы, людей, бедные животные падали прямо на землю, желая хоть немного охладить свои тела.
— Аномальная жара продлится ещё четыре дня, — сообщил бодрый мужской голос в моих наушниках. — В Санкт-Петербурге, сердце нашей необъятной Родины наступило лето, которое все так ждали.
Ага, ждали, конечно.
Нет, я все понимаю. Летом должно быть жарко и загар необходим, не спорю, но не тридцать же шесть градусов! Честное слово, если в ближайшее время ничего не изменится, то мои кости просто расплавятся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В заднем кармане коротких шорт зазвонил телефон. В наушниках прервалось вещание радиостанции, и оглушительно заорал красивый мужской голос, в окружении бас-гитары и барабанов.
Вытащив наушники, провела пальцем по экрану, принимая звонок.
— Да, мам.
— Даша, ты скоро? Ангелина Марковна уже три раза звонила, спрашивала, где её цветы, — голос мамы на другом конце города был чуть тревожным и мелодичным. Я так и видела, как её бровки-домиком насупились и съехались на переносице, а губки-бантиком были упрямо сжаты.
— Я почти на месте, буквально подхожу к её подъезду, — ответила я, прижимая одной рукой телефон к уху, а другой всеми силами пытаясь удержать шестьдесят три розы на длинных стеблях, обернутых красной полупрозрачной бумагой.
Моя семья держала на невском цветочную лавку, и последние пять дней, пока мой брат лежит дома с вывихом (придурок, допрыгался по крышам, блин!), я была вынуждена кататься по городу доставляя заказы наших дорогих и любимых клиентов.
И сейчас, держа в руках, точнее еле удерживая в своих бедных пальцах этот огромный букет, я разве что не проклинала малолетнего бандита, который увлёкся паркуром. Острых ощущений ему, видите ли, захотелось, а я на каникулах теперь вынуждена колесить по Питеру в аномальную жару. Везение это у нас семейное.
Невысокое, серое здание сталинских времен было мрачным, откровенно жутким и от одного его вида у меня все внутри напряглось и перевернулось. Желудок сжал болезненный спазм, заставляя прижать свободную руку к животу и шумно сглотнуть горькую и вязкую слюну.
Испарина выступила над моей верхней губой, маленькие капельки пота окропили лоб и стекали по вискам.
Ненавижу жару! Просто физически ее не переношу, наверное, на генетическом уровне. Все мои родственники были выходцами из суровой русской Сибири, поэтому, когда отец год назад по работе перевез нас с братом и мамой в Питер, то я была счастлива. Безжизненность, холодный, влажный воздух и, главное, культурность — хвала Небесам, я прыгала от радости целый час, целуя отца в щеки и счастливо собирая вещи. К тому же, я поступила в Санкт-Петербурге на очное отделение на недавно открывшийся факультет востоковедения, поэтому была просто в восторге от столь приятного совпадения.
Бабушка, правда, с дедом наотрез отказались куда-либо переезжать, к тому же они считали, что Питер не лучшее место для их солнечной девочки.
От природы у меня медно-рыжие прямые волосы, поэтому иначе как солнечной и огненной меня никто не обзывал. Нет, в школе, правда, частенько дразнились: «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой», однако я солнечная была не только из-за волос, но и того, что постоянно лупила мальчишек, как солнечный удар прямо по голове.
Подойдя к обшарпанному, культурному наследию города с покатой крышей и покосившимися, местами выбитыми окнами, я несколько испуганно передернула плечами.
Странный какой-то дом.
«Ага», — согласилось со мной мое подсознание, чуть встрепенувшись на фоне остальных мыслей. — «Может, свалим отсюда?» — на грани реальности донесся до меня тихий, перепуганный шепот.
Да и я рада бы, вот только за розы нам предложили десять тысяч, поэтому пришлось ехать. Куда деваться-то?
Пожав плечами, я набрала номер квартиры, да, в этом старинном месте, забытом всеми, включая даже животных, был домофон. Но смотрелся он тут как сотовый телефон на выставке средневековья — не к месту и вульгарно.
— Да? — послышался приятный, дюже бодрый и молодой голос.
И этой бабуле восемьдесят лет? По звуку ей не больше двадцати. С таким голосом можно в секс по телефону устраиваться и рубить кучу денег на оголодавших, стеснительных мужчинах и мальчиках. Она бы там точно звездой эфира стала!
— Я привезла вам цветы. Шестьдесят три розы для Ангелины Марковны, — переминаясь с ноги на ногу, снова поправила букетик и почувствовала, как один из шипов до боли врезался в голую кожу рук, проткнув обертку и царапая до крови.