Игорь Владимирович Федорцов
Крыса в чужом подвале. Часть 2
1
В капилеи[1] «Зеленые Штаны», что на перекрестке Сапонад и Пригорной, в этот час народишку разного − полнешенько. Столы заняты, но притулиться есть куда. Хочешь в угол, в соседи к компании купчиков с Пристаней. Гуляют второй день с барышных продаж. С ними девки, что за триенс подставят любое место. Давно ли за них с общины парфенофорию[2] взяли, а подишь ты! сами под мужика лезут. Не люба толкотня, поближе к выходу сядь, там спокойней. Бродяжка косматый ест кашу на воде и водой запивает. Или к ветеранам приткнись. Старики в складчину клюкнули по малой, а разговоров и споров − дня не хватит! О былых походах, пустых надеждах и нынешнем поколении, которое ни драться, ни еб…ться негожи.
Курт выложил последнюю монету на прилавок и попросил Каспара, хозяина капилеи.
− Налей.
Просителю стыдно, глаза в сторону отвел. Но что поделать, монета действительно последняя. Да и что за монета! Фолл. На нее сильно не нагуляешь. И ночлежку не снимешь. И жратвы путной не дадут. Остается только пропить. А потом? А потом будь что будет. Потом наступит не раньше, чем монета исчезнет в цепких лапках Каспара.
Курт осмелился глянуть на чернявого сморчка. Не зря Коротким кличут. Росточку, во! подмышку, а своего не упустит. Из глотки вырвет.
− Парень, за такую мелочь у меня даже по морде не бьют, − не принял денег Каспар.
− Налей, − сдержал обиду Курт. — Нету больше.
− Что же так плохо? — скривился правой половиной лица Каспар. Левая парализована с той поры, как его жена с мясником сбежала. Сильно, говорят, любил. За шесть лет совместного проживания не побил, не поколотил ни разочка.
− Было хорошо, да кончилось, − беззлобно отмахнулся Курт. Под хорошую выпивку, он возможно, да нет наверняка бы! рассказал о своих житейских злоключениях. А на трезвую прошлое ворошить, и желания особого нет, и не разжалобишь.
− Тогда счастливого пути, − Каспар отодвинул монету владельцу, и пожелал. — Не запнись о порог.
− Себе оставь. На развод, − огрызнулся в сердцах Курт и похромал к выходу. Он десять раз пожалел, что зашел сюда, сто раз пожалел, что вместо еды дул пиво, а еще больше жалел, что не снял на пару дней угол. Не жравши походил бы по городу, глядишь чего выходил. Работу или службу. Курт подавил вздох. Кто его хромоногого возьмет? Золотарь? Ведра подносить.
Он преодолел часть пути к выходу, когда его осторожно дернули за полу куртки.
− Погоди служивый, − остановил его вкрадчивый голос.
Курт отдернулся.
− Чего тебе? — недружелюбно спросил он, разглядывая остановившего.
Телом хлипковат, морда хитрая, масляная, усики щеточкой, одежка не богатая, но жрет мясо и пьет вино, не пиво. При деньгах. Шапку за столом не снял. Не боится за не уважение от кайракан по шее схлопотать.
− Мне? А тебе чего? — перенаправили вопрос.
− Непродажная, − огрызнулся Курт, отступая на шаг. Увидев удивление в глазах хитромордого, пояснил. — Задница моя не продажная.
− Ах, ты про это, − рассмеялся приставала. Смех его просто ужасен! Тележный скрип, а не смех.
− Про то, − Курт и пошел дальше.
− Значит, работа тебе не нужна? — спросили вдогонку.
Курт оглянулся. Послышалось ему или нет? Работу предлагают.
− Смотря какая, — остановился он. Под сердцем затеплило. Вдруг удача? И как ушат холодной воды — неверие. Ему удача? Посмеяться задумал, наверное, лисья морда?
− А тебе не все равно за что деньги получать?
− Нет. Не все равно, − буркнул Курт, переминаясь, но уходить не спешил.
− Присаживайся, потолкуем, − пригласили его. — Меня Луссом зовут.
Место Курту тут же уступили.
− Курт Дайкен, − назвался он полным именем, присаживаясь напротив.
− Хромаешь…. Из армии?
− Из егерей катепана Рафана.
− Где же ранение получил? — подивился Лусс.
− Ублюдка одного искали. Сказывали, тана убил. Ублюдка искали, а на браконьеров наткнулись. Они стрелой и угостили. Пока до лекаря добрался, рана загнила. Сейчас ничего, поджила. Подлечить малость, нога как новая будет, − на последнем предложении голос Курта сник. Вряд ли когда-нибудь выправится. Да и соврал. Не браконьерская метина на нем. Потому и плохо заживает.
− А лечить, денег нет? Понимаю.
− Так что за работа? — рассердился Курт. Предложит дрянь какую-нибудь. Деньги из шлюх выбивать или покойников с кладбища красть, алхимикам безбожникам продавать.
− Ты не торопись. Разговор обстоятельный предстоит. Чтобы потом без недоразумений. Я не скажу, ты не услышишь, возьмешься за работу, не справишься. Тогда что? С кого спрос?
− С меня и спрос.
− Ошибаешься парень. С меня, − Лусс помедлил и повторил с ударением. — С меня. А уж потом с тебя. Коли жив будешь. Так что садись. Уговор держать. Ведь в жизни уговор дороже денег. Хотя деньга деньге рознь. Вот ты за десять солидов будешь ночные горшки в гирокомии выносить? Или старух немощных обмывать? Или сифиличных паралитиков кормить?
Курт чуть не брякнул — Буду! Десять солидов! Приличные деньги!
− Вижу, нет, − ответил за него Лусс. — А кто и за пять согласится. И за три.
«Эх, сиди теперь слушай треп! По уму уйти бы», — приуныл Курт. Долго и много говорят только по пустякам.
Лусс махнул Каспару. Тот настороженно подошел. Курт уловил его взгляд. Напрасно ты парень с ним связываешься!
− Принеси-ка Каспар-старина, пожевать чего человеку моему, − по-свойски попросил Лусс.
− И выпить, − отчаянно произнес Курт. Коли все прахом, так хоть не трезвому!
− И выпить, конечно же, − дополнил Лусс заказ и поправил. − Фуски.
Курт удивленно глянул на него, а потом на Каспара. Шутит? Каспар отнесся к словам заказчика крайне серьезно.
− В делах трезвая голова, прежде всего, − поучал Лусс. Нравилось ему поучать. − А ты как насчет выпивки? Горло широкое?
Лишнего о себе выдумывать не хотелось, потому Курт решил сказать правду. Да и проще, не запутаешься.
− Выпиваю. Но с понятием. Под плети на службе ни разу не попал.
− Это хорошо, − похвалил Лусс.
Подождали пока выставят на стол отварную говядину, жареную на сале картошку и кувшин фуски.
− Может, о деле договоримся, − поскромничал Курт.
− Ешь, платить не тебе,− заверил Лусс и налил себе из кувшина. С причмоком отпил.
Курт проглотив пару ложек, нашел силы остановиться. Совестно чужой харч жрать. Даже если дозволено. А то получится, за кусок продался с потрохами. Форс тоже держать нужно!
− Работу предложу простую, но ответственную, − начал говорить Лусс не спуская с Курта глаз. Бывший егерь, хоть и не из робкого десятка, а заробел. Неприятный взгляд у собеседника. Словно иголкой норовит душу ковырнуть. Посмотреть больно ли будет.
«Пропаду!» — пожалел себя Курт.
− Ты женат?
− Хотел. Да не сбылось хотение.
− Сколько в карнахах ходил?
− Три года. Только не в карнахах, в егерях.
− В какой декархии служил? Кто декарх? — забросал вопросами Лусс.
− В Роусе, в седьмой опции. Под самим портарием Седдом.
− О, значит не просто дурень с мечом, − одобрительно закивал Лусс и мордочка его совсем уж стала пакостная.
Курт машинально поправил оружие на поясе. Только-то и богатства, штаны и меч.
− Это хорошо, − серьезно заговорил Лусс. Без своей дурацкой улыбки. — Службу предлагаю простую. Помогать одной женщине.
− Помои таскать? — вспыхнул Курт от негодования. Про портария, про седьмую декархию выспрашивал, а в результате? Эксером! Чернорабочим!
− Зачем же помои?! По хозяйству. Белошвейка она. Живет в Старом Городе. Будешь при ней охраной и помощником. Ей и старику, что под её досмотром. Старый Город место не особенно спокойное.
− Она что? Не замужем?
− Вдовая. Был муж, недавно преставился. Тяжело одной управляться. Платить тебе будут пять солидов в месяц.
− Пять солидов? − не поверил Курт. Конечно, не десять, о которых говорили в начале, но тоже не за даром работать. Он четыре в егерях получал! Так там служба ночь-полночь!
− Мало?
− Приемлемо. А от кого охранять-то? Белошвейку? — не верилось Курту, что такая работа кому-то потребуется.
− От посторонних глаз и ушей. Чтобы не беспокоили.
− А если…
− Меч при тебе. Говорю же, служба простая.
− А старик?
− Старик сам по себе. Ему кроме еды ничего не нужно. Главное не мешаться. И другим мешать не давать.
− Понимаю, − согласился Курт.
− Отлучаться из дому без разрешения нельзя, − продолжал Лусс обговаривать условия работы.
− Это что? Все время в четырех стенах? А в храм сходить?
− Двор есть там и гуляй. А в храм? — Лусс ткнул в левую сторону груди. — Создатель в сердце должен жить, а не в храме. А Кайракану слово молвить захочешь, небо всегда над головой. Говори хоть сутки напролет.