Владимир Абрамсон
Отнюдь
Война детей
Перед войной мне исполнилось двенадцать лет. Сладко грезить о юных светлых годах. Но завтра была война.
Последние сорок лет я пишу лишь инженерные сметы да выговоры нерадивым работникам, искореняя завет «платите нам сколько хотите, только не заставляйте работать». Полагаю, в писательстве, как в любом деле, есть методы и правила. Как закон стройки: котлован, фундамент, стены, наконец крыша. Открыл Интернет на «Литературной учебе».
«Первая, начальная фраза должна заклинить внимание читателя и информировать, куда он попал. Придумайте примеры. Написалось: «Наконец больной сам протянул ноги», роман из больничной жизни. «Рожать Инночка категорически отказалась, мотивируя слабым здоровьем мужа». Бытовая драма по телевиденью».
Затем автор должен перейти к действующим лицам и кратким характеристикам.
Агеев старше на год, простоват и мускулист. С ним драться – себе дороже. В третьем классе тягал девчонок за косы. Курил, но бросил. Врет, будто водку пил. Подделывает в дневнике подпись матери. Она малограмотная. Кличка Агей.
Мать ходит на работу по ту сторону Москвы – реки по льду. Замерзает страшно. Стану капитаном, буду ее на ледоколе отвозить.
Израиль (имя) по двору, конечно Изя. Что ни спроси, Изя знает. Он боится инвалида – сапожника, тот деньги у ребят вымогает. Изя украл у матери тридцатку. Сапожник такой суммы испугался и денег не взял. Мы купили килограмм ирисок. В жару они растеклись коричневым месивом. Три рубля разменяли потри копейки. Рядом с Дворцом культуры имени Горбунова трамвайный круг номеров 31 и 42. Укладывали медяки на рельсы и трамвай превращал их в пятикопеечные. Сбыть их можно на Фабрике – кухне. Так называлась трехэтажная рабочая столовая на Первомайской. При этом осталось еще море денег от Изиной тридцатки.
Учится Изя плохо, у доски молчит. Училка ставит неуд, неудовлетворительно. Спрашиваю – ты что, не знаешь, куда впадает Днепр?
– Знаю, конечно. Но скукота. Спросила бы что – ни будь…об истоках Нила, например. Англичанин открыл, Джон Хеннинг Спик. Офицером он воевал против России в Крыму. Помнишь, в «Севастопольских рассказах», как снаряды посыпались, старый солдат говорит юнкеру, то есть Льву Толстому, «шалит англичанка».
Я пристыженно кивнул.
Потом он годами путешествовал по Африке и открыл озеро Виктории, откуда течет Нил. В середине девятнадцатого века. Вернулся в Англию и погиб на охоте. То ли самоубийство, то ли застрелили. Она же, географичка, дальше Днепра не знает.
Решил, буду читать книги и стану умным, как Изя.
Я рыжеват, голубоглаз, курнос. Кличка Вевеле: домработница Фрида кричит из окна «Вевеле, домой!». От настоящего имени Владимир. В семье не знают идиш, хотя пришли в мир из черты оседлости. Фрида разговаривает сама с собой. Она из городка Александрия на Украине. Учит меня: фалле ду дурх эрде – провались ты сквозь землю. Юден, кум а гер – евреи идите сюда. Шикса – шлюха. Медль дие уншульд ферлорен – девушка, потерявшая невинность.
– Ты пока этого не поймешь, – говорит Фрида.
– Почему же, пусть поищет, завалялась где – ни будь, – отвечаю, поняв лишь два слова: девушка и потеряла. Фрида смеется.
Я стану военным летчиком. Мама сопротивляется опасностям профессии и дальним гарнизонам. Видит меня врачом, как отец. Он ко мне удивительно равнодушен и вовсе не замечает. Не по злобности характера. Я ему неинтересен.
Плохо, нашел дневник, девичьи записки мамы. Самое худшее – я прочел их. Еще до революции семья по каким – то причинам перебралась на Урал. В Благославенск, сейчас Красноуральск, на медные рудники. Мама и сейчас говорит «рудник» с ударением на первом слоге. Ей нравится молодой инженер Смеляков. В сюртуке горного инженера, с погончиками. Рассказывает, в медных залежах есть капли алмазов и даже золота. В подарок алмазная капля. У него прекрасная лошадь на выезд, или под седло. Они катаются по вечерам. В Благославенске он словно с другой планеты. Вокруг города красные глинистые увалы медных выработок. Уезжают далеко, оставляют бричку. Тайга.
Мама знакомится с родителями жениха. Непременное условие свадьбы – крещение невесты. Беседы со священником. К будущей христианке он равнодушен.
На этом дневник обрывается. Крестилась ли мама. Была ли свадьба. Чей я сын?
Папа и мама живут дружно. Отец педиатр – фтизиатр, то есть специалист по детскому туберкулезу. К советскому празднику написал небольшую газетную статью «Детский туберкулез в Подмосковье побежден». – Зачем врать, – закричала мама и ударила свернутой в трубочку газетой по лысине.
Мы живем в Москве, в Филях. К войне мы готовы, весь наш поселок Первомайский работает на знаменитом, секретном авиазаводе номер 23 имени Горбунова. Строим истребители ЯК – 1 и бомбовозы Пе-2. Там где река Москва делает почти замкнутую петлю, вырезая полуостров, заводской аэродром. Огорожен бетонной стеной до самой воды. Войдя в реку, обойдешь стену.
Увидели живой истребитель, сияющий под полуденным солнцем и полезли по приставленной лестнице, прикоснуться. Пришла большая овчарка и смотрела на нас. Прибежал красноармеец, пнул собаку и отвел нас в сарай. Милиционер с одной шпалой на вороте гимнастерки домогался, кто нас послал. Пугал детским домом.
– Мы купались, товарищ майор – сказал Агей. И это правда.
– Там где пехота не пройдет, и бронепоезд не помчится, угрюмый танк не проползет – там пролетит стальная птица, – сказал интеллигентный Изя. Какая – то тетка говорила о том и сем и вдруг спрашивала, что мы хотели в кабине отвинтить. Наклонилась к столу и вырезе платья видны груди. Но не до конца, конечно. Поменьше Фридиных. Мамины совсем маленькие. Она врач заводской поликлиники и все её знают. Выдернула нас за проходную. И стали мы как братья. Ни у кого из нас братьев нет.
В Изином семействе обнаружилась пропажа. За тридцатку он даже подзатыльник не получил. Разговоры разговаривали. Лейнбогены меня искренне интересуют. Владимир Германович среди наших фуражек носит берет. Здоровается с каждым, даже незнакомым. Мадам делает голубой маникюр и – сказала мама – красит ресницы. Я думал, маникюр может быть только красным. Мадам одевала фильдеперсовые чулки. Ноги казались длинней. Изя изъяснил, родители микробиологи. Таинственно.
Постепенно кончились дворовые игры. Уединившись с Изей, говорили о серьезном окружающем мире. Несколько лет назад объявилась Еврейская автономная область на Дальнем Востоке, пятнышко на карте России. Приглашали добровольцев переселенцев. Владимир Генрихович, Мадам и Изя уехали в Биробиджан. Микробиологи там без надобности. Поселили временно в деревне на берегу Амура, определив в рыболовецкую бригаду. Амурский осетр, белуга, горбуша.
Школа в бревенчатом доме. Ребята местные, ни понимания, ни друзей. Каждый день после уроков Изя шел на почту. В лесу было пасмурно и страшно. Не потерять бы узкой тропки. Номер поселковой почты 87. Ночью снилась упавшая набок восьмерка и семерка как виселица. – Проживу 87 лет – рассказывал Изя. – Или 8+7=15. Всего? Отец Изи ждал письма из Москвы. Полтора года прожили на Дальнем Востоке.
Я слушал напряженно. Будто в резиновых сапогах выше колен вхожу в амурскую воду. Вот я на свадьбе. Конечно, фаршированная рыба. Невесте подают рыбью голову. Гости ждут. Если быстро вычистит вилкой и съест, станет хозяйкой семьи, детей нарожает.
Я будто жил на третьем этаже за черной дощечкой «В. Г. Лейнбоген». В реальности одну комнату занимали дядя Толя и тетя Аграфена, или Граня. Толя в гражданскую войну командовал красной полуротой. Тихий регулярный алкоголик. В регулярные дни приглашал Владимира Генриховича выпить, и обижался отказом. Тетя Граня высока и толста, не помещается в туалете и дверь не закрывает.
Я хранил и не выдал тайну: Мадам носит на сгибе локтя левой руки коробочку без дна. В ней вши. Напьются ее крови и в лабораторию на подопытные пробы. Как бороться с вшивостью на случай войны.
Началась война и в июле немцы бомбили Москву. Излучина Москвы – реки светлой летней ночью далеко видна, и завод и поселок бомбили часто. Мы хватали одеяла и бегом в Филевский парк. Отец полагал, лес бомбить не станут. Через неделю при налете густо посыпались на парк бомбы. Узнал от взрослых, наши саперы запрудили ничтожную речку Фильку, разлили, как Москва – реку. Фашистские летчики потеряли ориентиры.
Детей вывозят из Москвы. По Первомайской улице подходят автобусы и на тротуаре мы с дерматиновыми чемоданами и печальными родителями. Долго ехали и в сумерках очнулись в покинутом пионерском лагере где – то под Истрой. Пионервожатую тетку лет пятидесяти мы редко видели. Были последние жаркие дни августа. Плавали с Катей и Мариной в теплой речке. У Изи девочки не было, сидел на берегу. Однажды в воде я схватил Марину, прижал к себе и поцеловал. Она вырвалась. – Плебей ты, Вова. – Кто такой Плебей я не знал и не обиделся. Приехали к своим деткам женщины. Мне письмо от мамы. Отец в армии, она едет в эвакуацию со всеми заводскими. Позже писем не стало. Я остался один и плакал по вечерам. Никто будто не замечал. Было уже в нас остервенение, драки за лишнее одеяло, за место в столовой.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)