Отрок-властелин
Историческая повесть из жизни Петра Великого
ОТ АВТОРА
Настоящая книга, правдивая историческая повесть из былых времен нашей родины является в то же время прямым завершением моей хроники «Русь на переломе», выпущенной А. Девриеном в прошлом году, и служит как бы второй частью этого труда. Даже подзаголовок у обеих книг общий — «Стрельцы у трона».
Но появление у трона московских государей стрелецкой силы только намечается в помянутой книге. Там, если читатели помнят, начинается рассказ с описания последних лет правления Алексия, Тишайшего царя; обрисовано переходное состояние государства от старорусского уклада к новым, западно-европейским формам. Перед взором читателя я старался развернуть сложные интриги и происки боярщины и последних представителей духовного и светского византизма, желавших по-старому владеть землею и править ею от имени Московского царя.
Повесть обрывается на смерти царя Алексия, с которым как бы сошла в могилу и вся «старая, допетровская Русь».
Содержанием настоящей книги служит краткое царенье Федора Алексеевича, воцаренье Петра, затем — соцаренье с ним больного брата, Ивана Алексеевича. Следует описание первых лет власти Петра, обрисованы попытки Софьи-царевны вырвать эту власть, для чего и был ею затеян целый ряд стрелецких бунтов. Наконец, в развязке найдем победу Петра, полуокрепшего, но уже мощного орленка, увидим его кровавые, жестокие расправы с непокорной стрелецкой силой да и со всеми другими, кто смел стать ему на дороге к той высоте, которая словно была определена судьбой юному титану Севера.
Здесь во всем уже чуется мощный трепет «новой Руси». И сам Петр, который считал себя продолжателем дел, задуманных его предком, ИваномIV,Грозным по прозванью, является не только выразителем и создателем нашего царства, которое он принял в виде «затейливых деревянных хором Московии», а оставил каменным, величавым, хотя и напоминающим казармы, храмом, настоящей мировой Империей.
Первый российский император Петр, по справедливости прозванный Великим, явился и провозвестником и залогом дальнейших преобразований великого славянского царства.
Преобразования дали силу земле; их вершитель Петр именно велик больше как преобразователь, чем как полководец… Это отмечено и современниками его, и голосами истории.
Но в этом же кроется залог народных упований и сил, дающих право России на мировое место не только по численности ее сыновей, но и по вечному стремлению к совершенству, к преобразованиям, что бы там ни мешало такому стремлению, кто бы ни стоял у нее на пути…
Это — одна сторона, придающая особый интерес эпохе Петровских деяний. Но историческим интересом не исчерпывается значение царения Петра.
У многих, наверное, является вопрос: почему автор два обстоятельных тома: «Царь Иоанн Грозный» и «Царь-опричник» посвятил полному описанию жизни царя ИванаIV,а потом сразу, минуя целый вековой период, перешел к Петровским временам?
Сделано это не случайно, не под влиянием каких-либо внешних обстоятельств. Здесь именно и кроется еще одна сторона глубокого интереса, вызываемого в нас личностью Петра, его жизнью. Это — сторона психологическая.
За сто лет до Петра богато одаренный ребенок, впоследствии царь Иван Грозный, рос под ураганом боярской усобицы, бродя по колена в крови, окруженный предательством, опутанный изменой и враждой… И вырос из этого ребенка повелитель, который сумел всю жизнь брести по пояс в крови, но в то же время оставил по себе память как прозорливый государь, как храбрый воитель и строитель царства. Невольно думается: чего мог достичь такой ребенок, если бы он вырос при более благоприятных условиях?!
Невольно являются такие вопросы… Но прошлое говорит только о том, что было, а не о том, что быть могло.
Это сходство внешних событий жизни прадеда и правнука и несходство их личностей представляет зрелище, полное захватывающего, трагического интереса!
Вот почему, минуя загадочную смерть Димитрия Угличского[1], минуя пеструю пору царенья Бориса Годунова, этого Макиавелли на троне, не затронув и красочной, богатой событиями и характерами поры Лихолетья, эпохи самозванцев, пропустив мирный заключительный аккорд — избрание Михаила Романова, я перешел от Ивана Грозного к Великому Петру, которого называли нередко и жестоким… Все темное, правда, почти позабыто и не ставится в незамолимую вину человеку, который наряду с ошибками и бесчеловечными подвигами, вроде казни собственного родного сына, совершал работу нового Геркулеса, очищая русло народной и государственной русской жизни от заносов косной татарщины, от начал византизма и патриархально-приказного строя.
Только с любовью, глубоко проникая во тьму былых времен, мы находим и себя лично, и свое историческое «я»… Прошлое учит нас понимать текущий миг и угадывать грядущие события. Вся мировая культура, все развитие и поступательное движение человечества зависят от более или менее яркой способности и уменья сберегать в памяти прошлое и делать из него правильные выводы.
Поэтому я и решаюсь продолжать свой сложный и, порою, неблагодарный труд.
В пестром узоре текущей современной жизни так странно видеть образы, вызванные во всей их простоте, во всем своеобразии из мрака времен…
Такие странные, не «модернистские» облики и очертания… Такая грубая, порою непонятная современному читателю, «корявая» речь…
Вот о речи, о языке моих повестей скажу еще два слова.
И до сих пор сохраняет силу крылатое слово Пушкина, что «русской речи надо учиться у московских просвирень»… А между тем и литераторы, и профессора русской словесности сами говорят совсем иначе и вряд ли даже легко поймут эту коренную, чистую русскую речь во всех ее оттенках и самобытных оборотах, со всеми славизмами…
Что же сказать о речи, которой говорили при ИванеIV,при Петре Великом? Мы знаем, что в «посольских наказах», даваемых московскими царями отьезжающим послам, хранятся подлинные образцы тогдашнего языка… Мы находим их и в письмах того же Грозного к Курбскому, писанных не церковным слогом, а просто, как тогда говорили. И только славянские цитаты, которыми испещрены эти письма у обоих интересных полемистов, напоминают нам, что Иван был прозван «ритором словенской премудрости», а Курбский — один из ученейших людей своего века, первый русский историограф в полном смысле этого слова.
Письма и записки Петра и его современников тоже дают полные образчики тогдашней разговорной речи. И если характер речи, ее стиль обнажают душу человека, дают нам узнать его «я», то язык, каким говорили в известную эпоху, самый яркий штрих, выражающий ее.
Мы не сетуем, если Помяловский в своих «Очерках» знакомит нас с языком старой бурсы, если Решетников позволяет своим «подлиповцам» говорить, как они умеют, не ломая их речи на барский лад.
И я в первых моих двух книгах оставил во всей неприкосновенности говор Ивановской поры, тяжелый, «корявый» немного, так напоминающий язык современных вятских мужиков или вологодских поселян… Мне хотелось потом и в речах современников царя Алексия сохранить надлом, который особенно ярко выразился в смешанной, польско-малорусской речи вельмож, окружавших Софью и малолетнего Петра, перейдя затем, при Петре-государе, в ту типичную, книжно-надуманную речь, которая и до сих пор оставила следы в литературном русском языке, правда, очищенном колоссами русского гения — Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Тургеневым, Щедриным. Они сумели глубоко обрусить хорошее чужое и вспомнить еще более прекрасное свое, вызвав его из глубины простой народной речи.
Конечно, пору Лихолетья, где смешались все языки и говоры на арене русской исторической жизни, нельзя будет воссоздать с ее типическим языком и придется пользоваться общерусским говором, литературной ясной речью, как будто переводя подлинные мысли и слова действующих лиц на современный язык.
Так и делает большинство исторических писателей, наших и западных.
Наконец, ближайшая пора — царенье Екатерин, Павла и Александра Благословенного — почти не дает материала для таких экскурсий в области лингвистики. Но тем интереснее казалось для меня воспользоваться случаем там, где он был кстати. И если ряд живых картин, смена потрясающих событий, точно и по возможности полно мною описанных, не искупали некоторых трудностей говора, которым изъясняются мои правдивые герои, это я должен поставить в вину не их речи, а моему неискусству автора, за какое прошу не судить строго.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/7/5/1/3/187513.jpg)