Рассказы Игоря Сутягина
Приказ Ежова
Для того, чтобы выглядеть сильными, мы должны быть современными.
Дм. Медведев, президент России
28 октября 1937 года народный комиссар внутренних дел СССР Николай Иванович Ежов подписал приказ № 00698. Во втором пункте приказа говорилось: "…Применением широких репрессий пресечь все связи посольств и консульств… с советскими гражданами, подвергая немедленному аресту всех советских граждан, связанных с личным составом этих диппредставительств".(1)
А 19 апреля 2000 года избранный, но ещё не вступивший в должность второй президент России пришёл в Государственную Думу. Он должен был выступить перед депутатами Госдумы по важному вопросу, но ещё более важным для себя счёл сначала высказаться по поводу контактов граждан нашей страны с иностранцами. Сказано было следующее:
"Уважаемый Геннадий Николаевич, уважаемые депутаты! Прежде чем я доложу по существу сегодняшнего вопроса, я бы очень хотел коротко отреагировать на замечания, которые, полагаю, без внимания оставить не должен.
…Если министр иностранных дел будет замечен в том, что он вне рамок своих служебных обязанностей поддерживает контакты с представителями иностранных государств, то он, так же как и любые другие члены правительства, депутаты Государственной Думы, руководители фракций, так же как и все другие граждане Российской Федерации, будет подвергнут определённым процедурами в соответствии с уголовным законом. И должен сказать, что те последние мероприятия, которые проводятся в Федеральной службе безопасности, говорят нам о том, что это возможно. Это первое."(2) То есть "замечен в контактах с иностранцами -- будешь подвергнут уголовному преследованию". Никак иначе.
Обратите внимание, что человек, считающийся юристом по образованию, даже не говорит о наличии признаков состава преступления. Основанием для уголовного преследования в его трактовке должен быть сам факт контактов с иностранцами.
Вообще-то статья 8 действующего в нашей стране Уголовного кодекса РФ основанием уголовной ответственности называет наличие всех признаков состава преступления -- и объективной, и субъективной его стороны. 19 апреля 2000 года избранный, но ещё не вступивший в должность президент фактически объявил, что приказывает не обращать в правоприменительной практике ФСБ внимания на уголовное право страны. Потому что ни в одной из 262 статей Особенной части Уголовного кодекса РФ нет такого состава преступления: "Контакты с представителями иностранных государств". Нет даже какого-нибудь "указа от девятнадцатого-четвёртого". Вот если бы 19 апреля, "19.04" президент подписал указ, объявляющий контакты преступлением, тогда хотя бы видимость законности была создана. Но не было "указа от девятнадцатого-четвёртого". Поэтому произнесённые с трибуны Госдумы слова -- "Будет подвергнут… в соответствии с уголовным законом" -- несли в себе неустранимое внутреннее противоречие. Потому что "в соответствии с уголовным законом" за это как раз "подвергнуть" нельзя. Так что ещё не вступивший в должность президент своим заявлением взял да и освободил Федеральную службу безопасности от "химеры", именуемой уголовным законом России. Просто объявил: "Будет подвергнут".
Служба дисциплинированно взяла под козырёк. И если до "девятнадцатого-четвёртого" следователи ФСБ в моём, например, деле ещё пытались как-то выяснить, откуда же всё-таки объявленный шпионом Сутягин взял свою информацию, то с начала мая все подобные попытки фээсбэшников как отрезало. К этому времени, правда, все 134 свидетеля, допрошенных по моему делу (две трети из них -- военные, все, с кем я когда-либо общался), пояснили, что к секретам я доступа никогда не имел, допуск мне не оформлялся, а сам я ту информацию, за которую меня обвиняли, никогда не выведывал и не похищал. Грубо говоря, сейфы не вскрывал, в секретные учреждения незаконно не проникал и в перелеске у военных объектов не прятался. То есть шпионажем, как по большому счёту было доказано сотней свидетелей, никогда не занимался. Возможно, это повлияло на направление следствия. И прозвучавшие в Госдуме слова просто спасали разваливавшееся дело. А может и правда чекисты взяли под козырёк. Этого я не знаю.
Но с начала мая 2000-го следователи прекратили рассылать запросы о том, "где должна находиться информация", полученная мной из газет. Вместо этого все усилия следствия были брошены на максимально объёмное документирование моих контактов с иностранцами.
-- Вы проводили социологическое исследование по заказу консорциума канадских университетов? -- спрашивали меня.
-- Да, -- отвечал я -- и в деле появлялось новое обвинение в государственной измене.
-- Вы давали интервью о событиях в Югославии выходящей в Москве англоязычной газете "The Moscow Times"?
-- Да, -- и обвинение распухало ещё на один пункт.
-- Вы встречались с военно-морским атташе посольства США Брэнноном?
-- Да, он просил меня о встрече -- и я доказывал ему, что наш флот имеет полное право совершать плавание в международных водах и наблюдать за тем, как Штаты бомбят Югославию! -- был мой ответ, а канал РТР на всю страну сообщал, что Сутягин злобно выдавал американцу секреты. (Обвинение, разумеется, стало ещё на одни пункт длиннее.)
Занятно, что в связи с моим контрактом с консалтинговой фирмой "Альтёрнатив Фьючерз" чекистов абсолютно не интересовало содержание той информации, которую я в виде обзоров прессы подготовил для англичан. Просто в начале следствия мне задали вопрос, я взял свой блокнотик с записями, прочитал оттуда ряд пунктов (причём далеко не все) -- и сказал, что это и есть содержание обзоров. И всё! Изо всех 34 томов моего уголовного дела явственно следует, что проверить правдивость моих слов чекисты даже не пытались. Содержание собственно попавшей к иностранцам информации их не интересовало.
Зато они скрупулёзно выясняли, в каких номерах и каких гостиниц я останавливался, отправляясь в командировки за рубеж. Тщательно перечисляли все телефонные звонки, поступившие мне из-за границы. Любовно приобщили к делу справку о том, что такого-то мартобря гражданин Сутягин Игорь Викторович был замечен входящим в американское посольство в Москве. (На суде я робко напомнил, что моего папу зовут вообще-то Вячеславом -- и поинтересовался, какое отношение справка про Игоря Викторовича имеет к обвинению против меня. Прокурор, разумеется, гневно отверг моё возражение как попытку уйти от ответственности.)
Углублённому расследованию подвергся тот факт, что Рождество 1999 года я с семьёй встречал в православном монастыре в Суздале. (Через Владимирское управление ФСБ были истребованы документы о регистрации, меня допрашивали несколько дней, пытаясь поймать на противоречиях. В те же дни, как оказалось, в Суздаль ездил американский военный атташе, жил с семьёй в гостинице -- так что факт государственной измены с моей стороны был налицо.) Были допрошены все мои знакомые и сослуживцы: особый упор делался на то, встречался ли я с иностранцами. Допросили на этот счёт и моего папу, Вячеслава Андреевича:
-- Как вы думаете, ваш сын, выезжая за рубеж, встречался с иностранцами?
Папа мой только из-за зрения не стал когда-то военным лётчиком. Поэтому ответил он по-авиационному быстро и чётко.
-- Да, думаю, что, выезжая за рубеж, сын с иностранцами встречался. Видите ли, там, за рубежом, вообще живут почти поголовно одни иностранцы.
Показания на этот счёт В.А. Сутягина в число доказательств обвинения не вошли.
Огромные силы были положены госбезопасностью для того, чтобы выяснить круг моих служебных обязанностей. Истребовали должностную инструкцию, отчёты о проделанной работе за два года, даже тексты подготовленных мной в Академии наук аналитических записок. Центральной темой на допросах служила проблема:
-- Входила ли в ваши служебные обязанности передача иностранцам сведений о России?
Это уже впрямую указывало на исполнение распоряжения избранного президента. Потому что с трибуны Госдумы прозвучало: "Будет привлечён… если… вне рамок своих служебных обязанностей поддерживает контакты с иностранцами". То есть и в моём тоже случае дело не в информации, а в том, "входит ли в служебные обязанности" (сами по себе контакты вроде доказали). И уж если не входит, то…
В итоге в Московском городском суде я предъявил все те газеты, из которых была выписана в мой блокнотик информация (помните, я читал в самом начале следствия пункты из блокнотика?). Прокуроры не привели ни единого факта, что буквально повторяющие газетные строки пункты из блокнотика шпионским путём были украдены мной откуда-то ещё, а не из печатных изданий. Выяснилось, что один из зачитанных прокурорами пунктов обвинения не соответствует ни моим показаниям (а других-то и не было!), ни исследованным материалам дела, и вообще неизвестно откуда взялся. И только в одном сошлись во мнении суд, я и прокуроры. В том, что с июня 98-го по июль 99-го я поддерживал контакты с представителями британской консалтинговой фирмы "Альтёрнатив Фьючерз". Причём в моей должностной инструкции не было пункта, обязывающего меня поддерживать контакты с британской фирмой.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)