Стивен Кинг
Я знаю, чего ты хочешь
— Я знаю, чего ты хочешь.
Вздрогнув, Элизабет оторвала взгляд от учебника по социологии и увидела довольно невзрачного молодого человека в куртке защитного цвета. На мгновение лицо показалось ей знакомым. Он был с нее ростом, щупловатый и… какой-то нервный. Да, нервный. Хотя он стоял неподвижно, такое было впечатление, что внутри его всего колотит. К его черной шевелюре давно не прикасались ножницы парикмахера. Грязные линзы очков в роговой оправе увеличивали его темно-карие глаза. Нет, конечно, она его раньше не видела.
— Сомневаюсь, — сказала она.
— Ты хочешь клубничный пломбир в вафельном стаканчике. Угадал?
Она еще раз вздрогнула и в растерянности захлопала ресницами. Да, она действительно подумала, что хорошо бы сделать короткую паузу и съесть мороженое. Она готовилась к годовым экзаменам в кабинке на третьем этаже Дома студентов, и, увы, конца не было видно.
— Угадал? — повторил он с нажимом и улыбнулся. И сразу в его лице, еще секунду назад таком напряженном, почти отталкивающем, появилось что-то привлекательное. «Миленький» — это слово вдруг пришло ей на ум, и, хотя в отношении взрослого парня такое определение было бы, пожалуй, оскорбительным, в данном случае оно выглядело уместным. Она улыбнулась ему в ответ, сама того не желая. Вот уж чего ей совсем не хотелось: тратить драгоценное время на какого-то психа. Ничего не скажешь, подходящий он выбрал момент, чтобы обратить на себя внимание. Ей еще предстояло одолеть ни много ни мало шестнадцать глав «Введения в социологию».
— Спасибо, не надо, — сказала она.
— Ну и зря, так можно заработать головную боль. Ты ведь уже два часа сидишь не разгибаясь.
— Откуда такие точные сведения?
— Я за тобой наблюдал. — Он одарил ее улыбкой этакого сорванца, но она его улыбку не оценила. Как нарочно заболела голова.
— Можешь больше не трудиться, — сказала она излишне резко. — Я не люблю, когда меня вот так разглядывают.
— Извини.
Ей стало жаль его, как иногда бывает жалко бродячих собак. Он был такой нескладный: куртка висит как на вешалке, носки разного цвета. Один черный, другой коричневый. Она уже хотела улыбнуться ему, но сдержалась.
— У меня на носу экзамен, — объяснила она почти доверительно.
— Намек понял. Исчезаю.
Она задумчиво посмотрела ему вслед, а затем снова углубилась в учебник. Но в голове засело: клубничный пломбир.
В общежитие она пришла в двенадцатом часу ночи. Элис валялась на кровати и читала «Маркизу О» под аккомпанемент Нейла Даймонда.
— Разве эта вещь включена в программу? — удивилась Элизабет.
Элис села на кровати.
— Расширяем кругозор, сестричка. Повышаем интеллектуальный уровень. Растем… Лиз?
— А? Что?
— Ты меня слышишь?
— Кажется, ты в отключке.
— Я познакомилась сегодня с парнем. Странный, знаешь, парень.
— Ну еще бы. Оторвать саму Элизабет Роган от любимого учебника!
— Его зовут Эдвард Джексон Хамнер. Да еще «младший». Невысокий, тощий. Волосы последний раз мыл, наверное, в день рождения Джорджа Вашингтона. И носки разного цвета. Черный и коричневый.
— Я-то думала, тебе больше по вкусу наши, из общежития.
— Это другое. Я занималась в читалке на третьем этаже, он спрашивает: «Как насчет мороженого?»
Я отказалась, и он вроде отвалил. Но после этого мне уже ничего не лезло в голову, только и думала о мороженом. Ладно, сказала я себе, устроим маленькую передышку. Спускаюсь в столовку, а у него уже тает в руках клубничный пломбир в вафельных стаканчиках.
— Я трепещу в ожидании развязки.
Элизабет хмыкнула.
— Отказаться было неудобно. Ну, сели. Он, оказывается, в прошлом году изучал социологию у профессора Браннера.
— Чудны дела твои, Господи. Подумать только, чтобы…
— Погоди, сейчас ты действительно упадешь. Ты же знаешь, я пахала как зверь.
— Да. Ты даже во сне сыплешь терминами.
— У меня средний балл — семьдесят восемь, а чтобы сохранить стипендию, нужно восемьдесят. Значит, за экзамен я должна получить минимум восемьдесят четыре. Короче, Эд Хамнер говорит, что Браннер каждый год дает на экзамене практически один и тот же материал. А Эд — эйдетик.
— Ты хочешь сказать, что у него… как это называется?.. фотографическая память?
— Вот именно. Смотри, — она раскрыла учебник, между страниц которого лежали три исписанных тетрадных листка.
Элис пробежала их глазами.
— Тут что, все варианты?
— Да. Все, что в прошлом году давал Браннер, слово в слово.
— Это невозможно, — тоном, не терпящим возражений, сказала Элис.
— Но они охватывают весь материал!
— И тем не менее, — Элис возвратила листки. — Если эта пугало…
— Он не пугало. Не называй его так.
— Хорошо. Уж не склонил ли тебя этот молодой человек к тому, чтобы ты вызубрила эту шпаргалку и не тратила попусту время на подготовку?
— Нет, конечно, — ответила Элизабет через силу.
— А даже если бы здесь были все варианты, по-твоему, это честно?
Она не ожидала от себя столь бурной реакции, с языка сами слетали обидные слова:
— Тебе хорошо говорить. Каждый семестр в списке отличников, и за все платят предки, голова ни о чем не болит… Ой, прости. Я не хотела…
Элис передернула плечами и снова раскрыла «Маркизу О».
— Все правильно, — сказала она подчеркнуто бесстрастным тоном. — Нечего соваться в чужие дела. И все же… что тебе мешает проштудировать учебник? Для собственного спокойствия.
— Само собой.
Но в основном она штудировала конспект Эдварда Джексона Хамнера-младшего.
Когда она вышла после экзамена, в коридоре сидел Эд в своей армейской курточке защитного цвета. Он с улыбкой поднялся ей навстречу.
— Ну, как?
Она не удержалась и поцеловала его в щеку. Давно она не испытывала такого восхитительного чувства облегчения;
— Кажется, попала в «яблочко».
— Да? Здорово. Как насчет гамбургера?
— С удовольствием, — ответила она рассеянно. Она еще вся была там. На экзамене ей попалось именно то, что было в конспекте Эда, почти дословно, так что она благополучно миновала все рифы.
За едой она спросила, сдал ли он уже свой экзамен.
— Мне нечего сдавать. Я ведь закончил семестр с отличием. Хочу — сдаю, хочу — нет.
— Почему ж ты тогда сидел в коридоре?
— Я должен был узнать, чем там у тебя кончилось.
— Эд, стоило ли из-за меня… Это, конечно, мило с твоей стороны, но… — ее смутила откровенность его взгляда. На нее часто так смотрели — она была хорошенькая.
— Да, — тихо сказал он. — Стоило.
— Эд, спасибо тебе, ты спас мою стипендию. Правда. Но, понимаешь, у меня есть друг.
— Это серьезно? — он попытался придать вопросу оттенок беспечности.
Более чем, — ответила она ему в тон, — Вот-вот помолвка.
— Везунчик. Он сам-то знает, как ему повезло?
— Мне тоже повезло, — сказала она, вызывая в памяти лицо Тони Ломбарда.
— Бет, — вдруг сказал он.
— Что? — она вздрогнула.
— Тебя ведь так никто не называет?
— Н-нет. Никто.
— И он тоже?
— Нет…
Тони звал ее Лиз. Иногда Лиззи, что ей совсем уже не нравилось.
Эд подался вперед.
— Но тебе хотелось бы, чтобы тебя называли Бет, ведь так?
Она засмеялась, маскируя этим свое смущение.
— С чего ты взял, что…
— Не важно, — опять эта улыбка шкодливого мальчика. — Я буду звать тебя Бет. Красивое имя. Что же ты не ешь свой гамбургер?
Вскоре закончился ее первый учебный год, и пришло время прощаться с Элис. Отношения между ними стали натянутыми, о чем Элизабет искренне сожалела. Она чувствовала свою вину: не стоило, конечно, распускать хвост, когда объявили оценки по социологии. Она получила девяносто семь — высший балл на всем отделении.
В аэропорту, ожидая посадки на самолет, она убеждала себя, что ее действия не более аморальны, чем зубрежка, которой ее вынуждали заниматься в кабинке библиотеки. Нельзя же назвать зубрежку серьезным изучением предмета. Повторяешь, как попугай, чтобы после экзамена сразу все забыть. Она нащупала конверт, торчавший у нее из сумочки: извещение о стипендии на следующий год, две тысячи долларов. Этим летом она будет подрабатывать вместе с Тони в Бутбэе, штат Мэн, и эти деньги плюс стипендия решат все проблемы. Спасибо Эду Хамнеру, теперь она проведет чудесное лето. Все идет как по маслу.
Знала бы она, какое лето ее ожидает.
Июнь выдался дождливый, перебои с горючим ударили по туризму, и чаевые, которые Элизабет получала в «Бутбэйской харчевне», оставляли желать лучшего. Но еще больше ее удручала та настойчивость, с какой Тони торопил ее с женитьбой. Он собирался устроиться на работу в студенческом городке или где-то рядом; его заработка и ее стипендии должно было хватить им на жизнь, и она могла спокойно получить степень бакалавра. Странно, но сейчас эта перспектива скорее пугала ее, чем радовала.