Ультранормальность
Гештальт-роман
Н. В. Дубовицкий
Иллюстратор Людмила Тетюшина
© Н. В. Дубовицкий, 2017
© Людмила Тетюшина, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4483-8962-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Я давно хотел опубликовать свой самый первый опыт в романе, но не находил для этого подходящего повода. Поэтому познакомиться с моей работой читателю придется слишком поздно… Однако, учитывая возвратно-поступательное понимание времени в нашей политической культуре, в то же время – и очень рано. Возможно, именно поэтому некоторые найдут несвоевременную актуальность в том, чем закончится роман. Мы снова вплотную подходим к тому классу проблем, для которых не предусмотрено никаких механизмов отмены и снятия. Вероятно, именно сейчас кажется, что мне и вам необходимо закрыть этот старый гештальт»
Из интервью с Н. Дубовицким
Глава А. Взуважение
Если бы не шпиц по кличке Кнопа, ничего бы этого не случилось.
Маленький белоснежный комочек, воспитанный здоровенными алабаями, со сбитыми инстинктами, и раньше втыкал своё кинжальное зубьё туда, до куда допрыгнет. Маленький изверг с остервенением кидался на все, что двигалось, и потому, когда в последний день лета Стрельцов оспортинивался на корте, тот впился ему бедро и стиснул челюсти с такой неимоверной силой, словно это были гидравлические тиски.
Тварь еще долго преследовала его на своих культях даже когда Федор, окровавленный и охромевший, изо всех сил бежал к забору. Когда же Стрельцов перемахнул через ржавую ограду, эта зверотушка протиснула между прутьями свою пушистую головку и продолжала остервенело лаять, рыть землю и разбрызгивать вокруг белую пену слюны. Глядя со стороны на такую картину, каждый подумает в первую очередь о бешенстве, о том самом rabies virus, от которого раньше делалось сорок уколов в концептуальное место.
Подумал о нем и Федор Стрельцов. И именно поэтому он вскоре оказался в окрестностях Инфекционной клинической больницы №3, чтобы избавить себя от лишних рисков, связанных со здоровьем.
Меж тем 2024 год был богат на события. Мы заняли второе место в летних Олимпийских играх в Новом Орлеане, на Луну отправилась первая пилотируемая миссия, население Земли достигло восьми миллиардов, Казахстан готовился к переходу на латиницу, а наша страна начала сборку сверхзвуковых пассажирских авиалайнеров.
А еще мы готовились выбирать президента. Вместе со старым лидером уходила целая эпоха достижений, провалов и недостигнутых новых горизонтов. Уже никто не помнил его приход во власть, не добропамятовал в каком состоянии находилась страна и с чем приходилось бороться. Жизнь наладилась как бы сама собой, это как бы «случилось», и такому реликту как нынешний президент в ней не находилось никакого места.
Президентская кампания еще не началась, но листовки и баннеры, формирующие общественное мнение, разукрашивали каждый угол. Казалось, если бы их не печатали, а деньги направили в экономику, можно было бы еще разок удвоить ВВП. Стрельцову хватало этих лиц и лозунгов в вузе, где агитаторы пытались заманивать его и других студентов в разные сообщества, клубы, молодежные движения и партии. Но он все равно продолжал переразглядывать яркую печатную продукцию, так как до последнего гнал от себя мысли о грядущих беседах с врачом и, конечно же, уколах.
«Умному человеку делать в политике нечего» – говорил его отец. Эта боевая мантра стала и его принципом, хотя объяснить самому себе что такого нехорошего в этой самой политике он не мог и не хотел. Разбираться в «грязных делах» должны специалисты по грязным делам. Как и в вопросах работы канализации должны разбираться специально подготовленные люди, считал Стрельцов, так и политика – профессиональная среда, где любителю делать нечего. По незнанию заляпаться легко. Косвенно в правоте этой позиции его убеждали и агитаторы в вузе, которые неоднократно высмеивали его не такие уж наивняцкие суждения о власти и о том, как должна быть устроена их страна.
Дом культуры – старое советское здание, протиснувшееся аккуратно между четырехэтажным бизнес-центром и жилой девятиэтажкой – единственное, на котором не было рекламы. Ни продаж таваров, ни кандидатов, ни громких вывесок о дешевых серебряных побрякушках в подарок любимой. Словно поля в тетради, он позволял отдохнуть глазу. Только сбоку кто-то приписал аэрозольной краской: «Я не гей, все геи сидят в Кремле. Никита Воротилов».
Как и многие бюджетные строения, дом выглядел неприбранным и неопрятным, но все же передавал какую-то внутреннюю теплоту давно внушенной неизбежной заботы государства о простых гражданах, плохо помнивших дни той заботы.
Вход, единственное обновление ДК, выполненный из пластика, окружали небольшие бетонные клумбы. Рядом дворник подметал разбросанные по земле листки о продаже башкирского меда и окурки. Рядом стояли два человека средних лет, явные провинциалы, которые бросали фильтры от сигарет прямо на асфальт.
Вывеска все же нашлась. Стрельцов подошел ближе и всмотрелся. На дверном стекле, с обратной его стороны, висел небольшой белый листок формата A4. На нем от руки синими чернилами выведены слова: «Разговоры о языке. Сегодня в 12.00, 14.00 и 16.00. Вверх по лестнице и направо до конца».
Разговоры о языке? Кто так пишет анонсы? Идет ли речь о русском языке, или это беседа торговцев из соседнего мясного рынка, и речь о коровьих языках? У работников Дома культуры не нашлось слов, чтобы правильно выразить свою мысль?
Федор и так целые сутки оттягивал поход к врачу, да и сейчас всеми этими случайными остановками подсознательно прокрастинировал. А надо было бы контркрастинировать. Подумав об этом, он уже было повернулся обратно лицом к проспекту, как услышал, что дверь у него за спиной открылась, из ДК вышло несколько человек. Они ничего не сказали, только произносили какие-то неконтролируемые звуки, какие обычно испускает человек от восхищения или удивления.
Он повернулся. Гостей столицы оказалось всего трое. Двое одеты современно и в целом походили на местную диаспору. Третий постарше, одет в народный костюм южных регионов. Он размахивал руками, но не мог ничего произнести из-за переполнявших его чувств.
– Вот шайтан! Ну и что эта была такое? – наконец произнес он.
Его спутники пожали плечами.
– Кудэсник! – продолжал южанин. – Точно гаварю – кудэсник! Ничиго падобного нэ видел, мамой клянусь!
Получилось похоже на анекдот, или на то, как они видят нас, как мы видим их. Путаница пропозиций.
Двое местных, что стояли поодаль у клумб, переглянулись. Тихо выдавив из себя какое-то расхожее народное ругательство, они побросали окурки на высаженные цветы и направились неторопливо в сторону метро. Южане же отошли в сторону и продолжали недоуменно переглядываться и делать руками вопросительные жесты, не имея слов обсудить случившееся.
Это настолько контрастировало с недавно прочитанным, что Федор сделал несколько шагов вперед, даже поднялся на первые две ступеньки на пятиступенчатом крыльце, и снова пробежался глазами по листку. Сомнений не оставалось: сейчас без десяти четыре, и эта троица явно вышла после очередного «разговора о языке».
Находясь в легком смятении, Стрельцов ненавязчиво приблизился ко входной двери и, повернувшись лицом к зданию, сделал шаг в сторону южан чтобы лучше расслышать их триолог. Потрясенные чем-то увиденным, они высказывали только восхищение, а когда повисала пауза, смеялись и делали неопределенные импульсивные жесты руками.
Что такое русский язык он знал не понаслышке, как и любая жертва средней общеобразовательной школы в этой стране. Нудные зубрежки правил, домашние задания, слова-исключения, наречия, прилагательные, вопросы по ЕГЭ, безударные гласные и бессмысленные экзамены. Даже думать не хотелось, как обходились в прошлом люди без широко распространенных сегодня текстовых редакторов и синтезаторов текста с голоса. Если добавить суда престарелую учительницу Марию Никитичну, которой самое место в сумасшедшем доме, и разговоры возбужденной общественности о величестве и могуществе русского языка в блогах, полные орфографических ошибок, становится понятно, какие чувства испытывает среднестатистический школьник или студент, когда звучит словосочетание «русский язык».
Решив, что русскому человеку не надо рассказывать про его родной язык, он и так все знает, и то, что лекции по русскому языкознанию могут удивлять только отсталых кавказцев, Стрельцов отвернулся от стеклянной двери и афиши. Он уже сделал первые шаги вниз по лестницы, как дверные петли снова скрипнули, и из глубин оскверненного храма культуры вышел на свет вполне успешный человек в дорогом пиджаке, часами «Montblanc» на запястье, играющий ключами от автомобиля. Этот знаковый язык Федор понимал намного лучше, чем язык межнациональных отношений.