Манчикатут
Ольга Шахматова
Иллюстратор Ольга Александровна Шахматова
© Ольга Шахматова, 2017
© Ольга Александровна Шахматова, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-1145-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Эту историю нашептали мне Алтайские ветры, что несутся в горах и вдоль рек. Каждый раз, когда я бывала на Алтае, мне казалось, что я возвращалась домой, что когда-то раньше (не в этой жизни) я шла этими горными тропами, пила воду из серебряных родников, слушала песнь ветра среди скал, и рукой ощущала тепло, нагретого солнцем камня.
Монголы, татары, калмыки, ойраты – все это названия одного, некогда могущественного народа. Его культуру хотели стереть с лица земли, выжечь из душ, многие великие правители и историки. Если заглянуть глубоко в корни каждого из нас, то там наверняка найдется какая-нибудь бабка – татарка или дед – калмык.
Как жить в мире со своей природой, как понять от куда возникают те или иные желания – это вопрос главной героини, ойратской девушки Манчикатут.
Глава первая
1890 год. Стоял полуденный зной. От земли и камней исходил неимоверный жар. По клубам пыли можно было понять, что с перевала Чике-Таман спускалась повозка и двое верховых. Внизу, у подножья учтиво остановилась татарская кибитка, и четверо верховых всадников – охрана. Они ждали, когда спустится повозка, чтобы начать подъем. Охрана нервничала и все поглядывала назад. Вдруг наверху поднялись клубы пыли, с грохотом повалились вниз камни. Обвал. Когда пыль улеглась, обозначились фигуры трех человек и трех лошадей впряженных в телеги и изо всех сил пытающихся затащить сорвавшуюся с осыпи телегу. Лошади ржали, били копытами. Все зигзаги дороги короткие и узкие, очень большие уклоны. Телега в закруглениях иногда не может повернуться: колеса висят над не огражденной пропастью. А тут еще и обвал. Еще один неловкий шаг лошади, и она вместе с возом сорвется в низ. И вот тут-то начался ад. Ругань самая отъявленная. Парни словно превратились в диких зверей. Они палками и камнями бьют несчастное животное, которое и без того от надсады еле дышит, ноги дрожат, в глазах муть и ужасная боль. Но лишь таким зверским способом можно спасти ее от неминуемой гибели.
Охрана, и вышедшие из кибитки старик со старухой, совсем извелись. Прищурив глаза, старик оценивающе всматривался в место обвала. Старуха, теребя покрывало, покорно ждала. Один из охранников приблизился к ней и протянул курдюк с кумысом, но она, не глядя на него, отодвинула рукой. Видимо читая молитву, она время от времени вскидывала взгляд к небесам. Драгоценное время опять против них. Придется ждать, пока разгребут завал.
А с перевала медленно спускалась разбитая повозка. Измученные мужчины пытались сдержать ее стремительный спуск по уклону перевала. Медленно, очень медленно двигалось это шествие. Но в две повозки на перевале не разъехаться. Старики ждали. Лишь на закате трое крепких парней, взмыленные кони и разбитая повозка спустились с перевала.
Один из охранников подъехал к путникам.
– Велик ли обвал?
– Повозка не пройдет, да и пешим опасно. Укреплять надо. Там дорожка сыпуна. А с ним хлопот не оберешься, не знаешь, в какую сторону поползет.
Служивый все передал старику. Старик долго молчал, глядя в землю. Посмотрел на жену, та ответила ему молящим взглядом. Крякнул в кулак, и сам пошел к парням. Двое из них приводили в порядок разбитую повозку. Третий, повел коней на водопой к шелестящему среди камней, ручью.
– Далеко ли путь держите?
– В Кош-Агач, отец.
– С товаром едете, или за оным?
– И то и другое, батя. А вы, куда путь держите?
– В Онгудай надобно! Срочно надобно!
– Государева служба?
– Хуже… Дочку ищем мы. Пропала она у нас, и вестей нет никаких.
– Так уж поди жена какого-нибудь зайсана. За девкой то, лучше следить надобно! А то в этих краях раз… и в дамках.
– Все так сынок, все так…
Слезы душили старика, седая борода чуть подрагивала. Немного помолчав, собравшись с силами, он опять обратился к парням:
– Как кличут тебя, сынок?
– Фадеем. А то братья мои – это Захар, а тот, что с лошадьми – Егор.
– Помоги сынок, перевал одолеть, оплачу…
– Да ты что батя, тут работы на неделю. Нельзя нам задерживаться. Вон у Захара свадьба скоро, нужно к августу с товаром вернуться.
– А откуда вы путь держите?
– Тарский уезд, Карасук деревня. Да знаешь ли ты.
– Купец Архиереев там живет.
– Ага, вот его дочь-то и сватаем.
– Мил человек, я очень богат, оплачу, не поскуплюсь, да совет дельный дам. Всю жизнь меня добром поминать будешь. А с Онгудая я нарочитого пошлю с депешей. Так мол и так… живы здоровы твои молодцы, по торговым делам задерживаются.
– Складно говоришь старик, да как верить тебе?
– В большом горе я, сынок. В большом горе! А помощь-то она хоть и малая, но цену имеет большую. А поймешь это, когда лиха с полна хлебнешь. Тогда и обещать, и верить, и исполнять обещанное, научишься…. Так на кого депешу писать?
– На Петра Алексеевича Горина. Но привал на ночь все же сделать придется. Лошадей загубим, да и от самих толку мало будет. А тебя-то как величать?
– Ончин-тайчи князь. При монгольском хане я.
«Что-то свиты маловато для монгольского князя» – подумал Фадей, но сомнений своих не высказал. Какая разница: князь ли, бай. Деньги платит золотом, да и слово дельное скажет. И купца Архиереева знает, может перед ним словечко замолвит. А ведь ловко Захарка дочку—то его охмурил. А и не сказать что красавица. Но фигура конечно – мед. Не промах парень. Вот отцу будет большое подспорье. Может в долю возьмет Архиереев-то. Задобрить его хорошенько надобно. Подарков больше привезти, да товару такого, чтобы народ ахнул. Молодец Захар, в Колывани цацек всяких крале своей набрал, предусмотрительный. И чего только в той Колывани нет: и серебряные ожерелья с отменной красоты и чистоты яшмой, порфирах, кварцитах, и браслеты и серьги и кольца. А посуды серебряной – брать, не выбрать. Ты чего молчишь, Захар? Остаемся?
– Стосковался я по Оксюше своей, а ну как другой ей глянется?
– Глянется, значит не любовь у нее к тебе. А так лишь крепче встреча да любовь будет. Вот моя Варюша, ох как горячо встречает из походов-то. А потом немного погодя родит. Один Егор болтается у нас без дела. Уж двадцатый год, жениться давно пора. А ему все любви видишь ли не выпадает. Вон Захар – восемнадцать лет, а уж знает что хочет.
Подошел Егор.
– Хватит зубоскалить. Ставьте палатку. Там за ручьем, немного вниз речушка есть, трава по берегам. Лошади попасутся, да и мы в прохладе да на травке отдохнем.
Спустились к речке. Князь с охраной тоже встали рядом с ними лагерем.
Егор распряг и обтер лошадей, устроил костровище, достал припасы еды, приготовил ужин. Братья закончили с повозкой. Весь товар уцелел. Тюки увязали крепче.
Солнце садилось быстро. Быстро остывали камни. Плотно поужинав, все улеглись спать. Караул выставили по очереди. Фадей первый, затем Захар, а Егор последний. Самые сладкие сонные часы достались Егору.
Князь тоже выставил караул.
Ночь пролетела мгновенно. Уставший Егор не успел коснуться лежака, как пришла пора просыпаться в караул. Он вылез из палатки к догорающему костру, подкинул сухой травы и дровишек, подвесил котелок с чаем. Поджидая, когда будет готов горячий напиток, растянулся в траве. Пахло пряной зеленью, небо прятало в себе россыпи звезд, занимался рассвет. Вдруг он услышал плеск на воде. Егор повернулся к реке, приподнял голову. Охранник князя решил освежиться. Подошел к воде, умыл лицо. Долго стоял у воды, озираясь по сторонам. И вдруг начал быстро скидывать с себя одежды.
У Егора перехватило дыхание. Из-под шапки выпал черный клубок заплетенных волос. Снимая одну за другой рубахи, охранник становился все тоньше, все меньше. Все изящней изгиб спины, все тоньше талия, и вот показалась девичья грудь, маленькая, упругая с торчащими сосками. Егор, сдерживая стон, повалился на спину. Оставшись в исподней юбке, девчушка – охранник быстро искупалась, накинула одежды, отжала и туго заплела в косу волосы, оставив одну прядь. Вымазала эту прядь в пыли, заплела косу на манер татарских воинов, выпустила ее из-под шапки и воин готов!
Егор лежал ни живой, ни мертвый. Не видал он краше этого, почти мальчишеского тела, сильных ног, тонкого стана, маленькой, но такой соблазнительной груди. Она стояла на фоне рассветного неба. Робкие лучи солнца ласкали ее смуглое тело. Так хотелось взять это сокровище и подмять под себя и любить, и тискать так, чтоб голова кругом…. В теле его бушевала буря. Он хотел… Он чувствовал, что если не возьмет ее сейчас – сойдет с ума. Здравый рассудок прорвал его взыгравшееся воображение. Он оценил обстановку, подождал, когда девица усядется на свой караульный пост. Тогда он свистнул своего Горца, вскочил на него и помчался галопом, дабы унять свою плоть, свое воображение.