Арон Шнеер
Из НКВД в СС и обратно. Из рассказов штурмбанфюрера
Об авторе
Арон Шнеер (род. в 1951 г. в г. Лудза, Латвия) — историк, сотрудник Национального института памяти жертв нацизма и героев сопротивления «Яд Вашем» (Израиль). Автор двухтомного исследования «Плен» (Израиль, 2003), посвященного трагедии советских военнопленных 1941–1945 гг. Живет в Иерусалиме.
Ростовская встреча
Июль 1967 г. В купе СВ поезда «Тбилиси-Москва» едет веселая компания. На столике коньяк, фрукты — словом, застолье. Художественный постановщик мультфильма «Укротитель» Шалва Михайлович Гедонишвили едет со своими коллегами в Москву сдавать фильм. При подъезде к Ростову, в Батайске, один из компании, невысокий коренастый мужчина, лет 50, выходит покурить. В проходе неожиданно сталкивается с женщиной, которая, бросив на него мимолетный взгляд, вздрогнула, повернулась и быстро прошла в свое купе. Мужчина в тамбуре выкурил сигарету, и вернулся к своим друзьям. Через несколько минут в купе появились проводник и комендант поезда, и стали особо внимательно проверять билеты у всей компании, ничего подозрительного не обнаружив, вышли. Однако на перроне ростовского вокзала к обоим выходам из вагона подошли несколько крепких молодых мужчин, а двое из них поднялись в купе проверить документы. Киношники оторопело замолчали, когда они пригласили «курильщика» пройти с ними. Мужчина усмехнулся и вышел. В этот момент, «та» женщина, уже стоявшая на перроне, закричала: «Это он! Он! Из лагеря!». Задержанный нисколько не смутился: «Проведите меня в отделение милиции и позвоните по этому телефону…»
* * *
— Так она узнала вас, через столько лет?
— Конечно, узнала. Я тоже ее сразу узнал. По моему приказу ей 25 плетей дали за то, что не встала и не сняла косынку при появлении эсэсовского офицера.
— А где это было?
— В лагере Флоссенбюрг.
Вступление
Мне необычайно повезло. Один из моих знакомых, зная, что я занимаюсь военной историей, однажды познакомил меня с удивительным человеком. Эти встречи стали основой моего рассказа. Мой герой родился в 1912-м году и до последнего дня жизни сохранил удивительную физическую силу, энергию и бодрость духа. Ясный, критический ум, блестящую память, острый, меткий и выразительный язык.
В хрестоматийной фразе: «Все дороги ведут в Рим», уже давно, особенно во второй половине ушедшего века, можно заменить Рим на Иерусалим. Моя встреча с человеком, о судьбе которого я хочу рассказать, подтверждает это.
Ну какой же причудливый маршрут начертала судьба нашему герою: родиться в России, жить в Грузии и Германии, носить мундир эсэсовского офицера, исколесить всю Европу, чтобы в конце концов вместе с семьей оказаться в еврейском государстве, в его столице.
Все, что он рассказал мне, было настолько необычно, что я не сразу поверил ему. Даже ответ на мои порой провокационные уточняющие, детализированные вопросы, документы, привезенные и показанные мне собеседником, не совсем рассеяли мои сомнения в правдивости и уникальности всего рассказанного.
Его откровения могут послужить сюжетом для многотомного романа о превратностях человеческой судьбы, об удивительных приключениях, о заблуждении и прозрении, о силе и слабости человеческого духа, о войне и мире. Не всегда с ним можно согласиться. Многое из сказанного им вызовет не только непонимание, но, возможно, и шокирует читателя, вызовет раздражение, у некоторых — гнев. Его рассуждения порой откровенно прагматичны, жестоки и циничны. Его рассказы ломают привычные стереотипы восприятия войны, сложившиеся под воздействием одиозной советской пропаганды.
Теперь, благодаря встрече с этим человеком, на многие явления, факты, события, поведение человека в военные годы смотрю несколько иначе, чем раньше.
Наши многократные встречи материализовались в более чем 20 часовые магнитофонные записи. Во время бесед мой герой неоднократно просил меня выключить магнитофон, что я и делал с большой неохотой, поэтому очень многое останется для читателя «за кадром». Изложение воспоминаний не носит последовательный характер, я связал воедино разные по времени откровения.
Мой собеседник согласился лишь на частичную публикацию наших бесед, запретив называть его подлинное имя и тем более публиковать его фотографию. Тому есть основательная причина: 7 лет мой герой носил мундир офицера СС.
Итак, краткое представление:
Имя, фамилия в те годы: Авенир Беннигсен
Последнее воинское звание — штурмбанфюрер, что соответствует званию майора вермахта.
Участие в польской и французской компаниях 1939–1940 гг.
Награды и отличия: Железный крест I степени, Железный крест II степени. Знак «За участие в танковой атаке». Две нашивки за тяжелые ранения.
Трижды ранен.
1941–1944 гг. работа на авиационном заводе по производству истребителей «Мессершмитт», расположенном в Регенсбурге и филиале авиазавода в концлагере Флоссенбюрг.
1944 г. — участие в Арденнском наступлении, американский плен.
Глава 1
«И все-таки вы не знаете, что такое немец…»
Кое-что о танкистах в эсэсовской форме и немецкой психологии.
А.Ш. Александр Петрович, (именно так предложил называть себя наш герой) как складывалась ваша военная карьера?
А.П. Давайте начнем с конца истории. Моя военная карьера началась с Зеппом Дитрихом и кончилась с ним.
Справка.
Дитрих Йозеф.(Зепп) — Группенфюрер СС (генерал-лейтенант). Один из первых членов нацистской партии. В 1933 г. командир «Лейбштандарта СС Адольф Гитлер» — полка личной охраны фюрера. Участник боев в Польше, Франции, России. В декабре 1944 г. командующий 6-й танковой армии в наступлении в Арденнах. В 1946 г. американским военным трибуналом осужден на 25 лет, как один из ответственных за убийство 71 американского военнопленного неподалеку от Мальмеди (Бельгия) 17 декабря 1944 г. Отсидел 10 лет. Умер в 1966 г. в Германии.
В ноябре 1944 г. я попросился добровольцем на фронт, несмотря на свои ранения, и в начале декабря 1944 г. я прибыл в 6-ю танковую армию. Мною гордились: «Инвалид, списанный, а идет воевать, настоящий немец!» Когда я прибыл туда, меня собирались поставить на тыловую работу. Но в отличие от Советского Союза, где «человек — это звучит гордо, а кадры решают все» только на бумаге, в немецкой армии без лозунгов понимали, что человек — это все, что люди — основа любого успеха. Поэтому перед наступлением 15 декабря сам командующий армией Зепп Дитрих обходил прибывшее к нему пополнение — около 400 офицеров. Увидев меня в строю, скомандовал: «Штурмбаннфюрер, выйти из строя!» Я вышел, и он (хотя немцы не целовались) обнял меня. Ведь для него это было воспоминание о боевой молодости, когда он был всего лишь командиром танкового батальона, а я у него командиром взвода, а затем роты.
«Штурмбаннфюрер, пройдите в штаб и ждите меня там», — приказал он мне.
После этого, обращаясь ко всем прибывшим офицерам, Дитрих сказал, что это мой старый боевой комерад. Мы вместе с победы начинали в Польше и победой закончим сейчас здесь.
А когда мы остались наедине, он сделал то, что редко делают немцы. Они во время работы не пьют, и немецкий генерал и офицер с собою блядей не возят и не возили. Рокоссовский двух возил все время. Жуков тоже свою стерву возил и даже в мирное время. Этого ни один американский и английский генерал себе не позволяли, правда, подозревали, что у Эйзенхауэра была, но это исключение.
Итак, остались мы с ним вдвоем, и он сказал: «Давай выпьем. Ты и я воюем давно. Мы не идиоты. Я пью за нашу последнюю атаку с открытыми люками».
Понимаете, когда полный генерал такое говорит майору. Правда, мы знали друг друга с 39-го. В батальоне всего 16 офицеров, 4 командира роты. Мы с ним в Польше и во Франции были. Верил он мне. Конечно, верил, поэтому и сказал про последнюю атаку.
Выпили. «Желаю тебе всего наилучшего…»
Я прекрасно понимал, что он хотел сказать: война проиграна.
А.Ш. Вы участвовали в этом наступлении?
А.П. Я не такой дурак, чтобы атаковать с открытыми люками. Хватит, что во Франции чуть не сдох, когда во время атаки сорвало крышу с башни, а меня так контузило, что выше этого (показывает) я и сейчас руки не поднимаю. Я предусмотрительно был назначен, вернее Дитрих меня спросил: «Кем хочешь быть?» Я говорю: «командиром разведбатальона». И в первой же разведке, взяв взвод танков, я вместе со своей машиной «по ошибке» заехал к американцам, попали в яму. Постреляли для вида, а потом 4 человека экипажа и 5-й — помощник начальника штаба батальона предпочли все же, несмотря на эсэсовскую форму, поднять руки и сдаться вместе с бронемашиной.