Часть Первая
Божественная Радость
Представь, что я твой друг. Я уже много лет вместе с тобой и ты можешь доверить мне всё на свете. Теперь, представь, что я твой отец. Я заботился о тебе и не знал сна. Все, что я имел – я отдал тебе. Теперь, представь, что я – твой брат. Я всегда защищал тебя от врагов, и ты не знал страха, пока держался за мое плечо. Теперь же, сделай невозможное. Представь, что я – это ты.
В который раз я падаю со скалы в бездонную пропасть и разбиваюсь вдребезги, не оставляя и осколка. Это напоминает мне о мире, которому приказано, блуждая в пустоте, не знать ни покоя, ни цели. И если после этого ты все еще намерен это читать, то лучше не надо – прибереги здравый рассудок для потомков. Ты смел, если продолжаешь читать. Так что, не трать мое время и лучше сгоняй на кухню за кофе. Все лучше, чем читать. Читать – удел безумных. Читать – слишком опасно. Слишком большой риск, что у тебя появится своё мнение.
А началось все с кофе, над которым я склонил голову. Я висел над полуполной чашкой с горьким кофе, думал, как приятно и уютно, удобно и комфортно, по-домашнему приятно было бы сейчас танцевать в петле. Но вместо этого, я сижу и сербаю кофе с печеньем, пристально разглядывая девушку, ради которой отказал себе в удовольствии не быть живым. Такая глупость! Самому не верится, что я способен на что-то не для себя. А все же, лучше посидеть. Ведь кто знает, что будет дальше?
– Нет! Я вам говорю, это полное безумие!
Улица города была уже готова вывернуться наизнанку, показывая всем, кто ещё смотрит, своё настоящее лицо. И лишь я, ослеплённый гневом, старательно не замечал той красоты, от которой меня отделяло лишь мнимое стекло, которое существует лишь тогда, когда я к нему прикасаюсь.
– Успокойся, чем спокойнее человек, тем дольше он живет. А ты пока мне нужен живым. А без безумия – жизнь не жизнь.
Мое лицо покраснело от гнева. Она выводила меня из себя и была тем единственным человеком, который бесил меня настолько, что я терял драгоценное самообладание и спокойствие. Как хорошо было бы, если бы не она. Тогда, жизнь потеряла бы весь свой смысл, и еще одним потребителем стало бы меньше. А так, она была единственным, что продолжало держать меня здесь, хоть и одним из факторов, почему я недолюбливал жизнь. Она потеряла контроль сразу же, как принесли меню. Я очень пожалел, что не приехал в этот город с феминисткой, которая бы работала сама и платила бы за себя в ресторанах. А так, мой кошелек терял вес. Все больше, больше… Принесли чек. Кошелек лишился последних денег и стал тем немногим кошельком из натуральной крокодильей кожи, которым приходилось быть пустыми.
– Да уж, после этого ужина мне будут сниться кошмары, где мой убитый бюджет будет преследовать меня с целью отомстить. И правильно сделает! А во всем виновата ты, голубка моя.
– Ой, успокойся! – Чарли сделала умиротворенное лицо, после очередного глотка капуччино за десять моих долларов.
– Тебе легко говорить, душа моя, – вздохнул я. – Не ты платила.
– Ой все, прекрати! Мы в Новом Орлеане, а тебе жалко пары долларов на вечер.
– 118 долларов, – прочитал я, – плюс чаевые – 130!
– И тебе их жалко?
– Для тебя, дорогуша, мне, конечно же, не жалко. Но сделай мне одолжение, в следующий раз – пей кофе в кофейне напротив, а не здесь.
– Ну ладно-ладно. Все для тебя. А сколько времени? Уже, кажется поздно.
Я взглянул на часы. Бесконечная ночь.
– Без пяти двенадцать. Мы здесь почти четыре часа.
– Что?!
– Да уж, время течет быстро, пока мы говорим.
– И, что же теперь делать?
– А разве у нас много вариантов? Предлагаю идти домой.
– Can I help you? – Спросил неизвестно откуда вышедший официант.
– Yes, you can go to my ass! – Еле сдерживаясь, сказал ему я.
Схватив Чарли за руку, я потащил ее к выходу. Та лишь у самого выхода прокричала официанту:
– Sory!
А когда мы вышли на ярко освещенную, ночную улицу Нового Орлеана, она, с горечью и легким гневом, спросила:
– Зачем, ну зачем ты нагрубил ему?!
– Он меня достал этой фразой: «Can I help you?». Да пошел он!
– Меня тоже он бесит, но разве я не могу сдержать гнев?!
– Можешь. Но теперь, мы идем домой.
Я, уже нежно, взял ее за руку и повел по улице, полной золотых фонарей. Вокруг нас то и дело проходили люди, гудели машины, рестораны и кафе все работали и работали, предлагая своим гостям настоящую, и не настоящую, американскую, и не американскую еду, завлекая посетителей громкой музыкой, джазовыми аккордами, которые сломали бы даже сильных, и стойких, увлекая их внутрь.
Я бы и сам зашел, но все же, жадность побеждает все чувства и желания. Даже желание быть счастливым и делать счастливой Чарли. Хоть она и так радовалась досыта. Я думал, что на мою зарплату, мы с Чарли не будем иметь нужды в деньгах. И тут появляется Новый Орлеан, с его благами и ценностями, лёгок на помине! Люди, живущие здесь всю жизнь, имеют стальные нервы, сражаясь с жадностью и посвящают удовольствиям всю свою жизнь. Но я не родился в Новом Орлеане, для меня всю жизнь посвятить радости – безумие, а бороться всю жизнь за нее – цель. Не знаю как, но афроамериканцы, живущие здесь, намного умнее меня.
Наконец-то, после долгой ходьбы по шумному, тесному и непутному, человеческому городу, мы пришли в сравнительно небольшое, десятиэтажное здание, куда нас, несколько месяцев назад, привел риелтор. Мы купили здесь квартиру. И живем здесь в такой любви и согласии, что скоро будем подмешивать цианид в утренний кофе друг другу.
Это был хороший выбор, относительно жилья. Так как кто мог подумать, что нашими соседями окажутся две девушки русистки. С ними было приятно общаться, и начало нашей дружбы было лишь вопросом времени, а точнее, двенадцати с половиной минут.
Оказавшись в коридоре нашей берлоги, и проходя по мучительным сантиметрам нашего пола, первым, что я увидел, была «Звездная ночь» Ван Гога, естественно, не оригинал. Обычно, она меня вдохновляла. Таинственное дерево на переднем плане завлекали заглянуть дальше. Ветер и свет на втором плане мутили сознание и клонили в сладкий сон зрителя. Маленький город на третьем плане вызывал у любого, даже домочадца, внезапное желание бросить все и уехать куда-то далеко, и держится довольно долго – с полсекунды. Восхитительной секунды! А поля и горы четвертого плана создавали впечатление чего-то родного и спокойного, что было бы близко любому сердцу искушенного зрителя. Именно поэтому, испытав все эти чувства, я бросил на картину мимоходный взгляд и тут же убрал глаза, чтобы больше, никогда этого не видеть, и упал на пол. Я не мог сдерживать слюну, и она потекла из моего рта. Я выглядел жалко и противно, но если не убрать глаза и не пнуть меня от отвращения в первую секунду, то появится желание укрыть меня одеялом и сказать всем окружающим: «Тихо, противные человеки, слюнявый ангел уснул!».
Я устал от жизни. От этого города. От этого Ван Гога, которым я восхищался, но теперь не вызывавший у меня ничего, кроме отвращения. Нет, нужно выкинуть эту картину. Скоро! Потом. Завтра, которое не наступит никогда. У моей спутницы было больше сил. Она дошла аж до кровати, пытаясь не смотреть на эту картину, отпугивающею гостей, после чего повторила все мои действия в идеальной точности. Я никогда не перестану удивляться её силе и стойкости.
Но я, всё же, нашел силы ногой захлопнуть дверь, а потом бревном докатиться до кровати, после чего, силы у меня были только на длинный и сладкий сон.
Пробудившись, я, под наркозом безумия, спросонок, начал вспоминать Есенина:
-И ничто душу не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь.
Кто любил, уж тот любить не сможет,
Кто сгорел, того не подожжешь.
Со мной такое бывает. Возраст тот, когда весь мир болит. Лет таки от двенадцати до довольно еще юного возраста семидесяти одного года. Потом, уже все путем. Если не умрешь раньше. А если не умрешь, так и не до жизни будет. А потом я заметил, что встал с левой ноги.
– Черт, – тихо, но сердито. Лаконично и ясно молвил мой суеверный я.
– Не чертыхайся! – закричала Чарли с кухни.
И тут в дверь кто-то позвонил. Кому нужно приходить в гости в двенадцать часов утра?! И как мне теперь пройти по лабиринту собственной комнаты?! Совсем не знают чувство такта. Но, тем не менее, моя девушка открывает дверь и из их девичьего разговора до меня доносится фраза: «…пьяная шахматистка приползла домой на четвереньках, утверждая, что королева как хочет, так и ходит…».
– Это ты про себя? – добавляю и со смехом иду встречать гостей.
– Ты бы хоть трусы надел, – сказала наша гостья.
Я посмотрел вниз.
Было прекрасное утро. Томик Сартра мирно лежал на чистом столе рядом с чашкой кофе. За окном светило солнышко. От Миссисипи доходил запах свежей, утренней воды. На улице играли свинг. Это было бы идеальное утро, если бы я не вышел встречать гостей без трусов.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)