Константин Демченко
Синица в небе
Что правит миром? Случайность или судьба?
Вопрос, конечно, риторический, и я сомневаюсь, что когда-нибудь ответ на него найдётся, но тот майский понедельник положил приличный такой грузик на чашу весов с символом Фортуны.
Цепочка событий запустилась немного раньше, но ключевое, то самое, которое в последующем перевернуло (хотя, чего уж там – вывернуло наизнанку) жизни десятков сотрудников компании «Заслон» и стало вехой в развитии науки, произошло именно тогда.
Но, начнём с начала.
В субботу утром старший специалист технической службы лаборатории перспективных разработок под максимально неподходящим наименованием «Олуша», технарь от Бога, Нуруло Дзхураев, заведя двигатель своего «Соренто», услышал нехарактерный звук. Нуруло был человеком опытным и щепетильным, а потому сразу же позвонил в сервис. К своему удивлению, он был приглашён на диагностику уже через двадцать минут – не смог приехать один из записавшихся ранее. Диагностику провели быстро и похвалили хозяина за своевременное обращение: если бы не его тонкий слух, то, возможно, через тысячу-другую километров он бы менял коленвал, а не копеечные вкладыши. Правда, машину пришлось оставить в сервисе, а по личным делам, для которых и нужны выходные, поехать на маршрутке, а потом и на метро.
Нуруло надо было выходить на «Чёрной речке», а на «Петроградской» в вагон зашёл студент-первокурсник Сергей Анисимов. Сергей был в медицинской маске, глаза его слезились, нос то и дело приходилось вытирать одноразовыми платками, а нездоровый румянец указывал на довольно высокую температуру. И пусть они провели рядом от силы минут пять, но этого хватило, чтобы усердно кашляющий в медицинскую маску и пару раз от всей души чихнувший Сергей не оставил Нуруло шансов, щедро одарив его, с детства неустойчивого к инфекциям, своими микробами.
Уже к вечеру Нуруло почувствовал недомогание, а к обеду воскресенья понял, что на работу завтра не пойдёт, о чём и проинформировал начальство – заведующего лабораторией Александра Ильича Григоренко. И заверил его, что все запланированные на понедельник работы в преддверии проведения ответственного эксперимента проведут его подчинённые, Иван и Эмилс, в которых он уверен, как в себе.
Александр Ильич пожелал Нуруло скорейшего выздоровления и, тоже ни секунды не сомневаясь в компетенции всех сотрудников подотчётной лаборатории, спокойно продолжил заниматься совершенно обычными домашними хлопотами.
А вышеупомянутый Иван в это время приехал в гости к будущей тёще, которая, как обычно, накрыла богатый стол, дабы накормить дорогого зятя. Особенно Ивану нравились грибочки домашнего соления, которых он умял половину литровой банки. И всё бы ничего, но именно при засолке этой баночки, одной из многих и многих десятков, вышедших из умелых тёщиных рук, была допущена небольшая ошибка. И часов в десять, уже собираясь ко сну, Иван начал познавать цену той ошибки: тошнота и остальные прелести отравления погнали его поближе к белому фаянсовому другу. Выйти на работу следующим утром он, само собой, оказался не в состоянии.
Хорошо хоть у Эмилса никаких проблем не возникло, и он, как и положено, в восемь утра выехал из родного дома в сторону лаборатории. Выехать то выехал, но доехать до места назначения ему помешал водитель фуры, заснувший за рулём и перевернувший её, да так удачно, что перекрыл трассу в обе стороны. Эмилс прикинул, что на работу он попадёт не раньше, чем часа через три-четыре, накинул ещё часок на всякий случай, и «обрадовал» руководство.
Когда Александру Ильичу сообщили, что «слился» последний технический специалист, он крепко выругался про себя. Ругаться вслух было бы не комильфо: в тот момент он как раз находился на утреннем совещании. Всё шло к тому, что запланированный эксперимент придётся отложить, а делать этого жутко не хотелось. И тогда завлаб вынес проблему на всеобщее обсуждение.
Весь коллектив, как один человек, высказался в том духе, что с технической точки зрения у них, как всегда, всё идеально. Кроме того, в пятницу в конце рабочего дня спецы и так всё проверили, а сегодняшние тесты – просто формальность, да и сам эксперимент уже далеко не первый. Правда, без свежей подписи технарей обойтись всё равно было нельзя…
Григоренко связался с коллегой из соседней лаборатории «Заслона» (хоть подразделение и другое, но все в одной команде, и всегда готовы помочь коллегам в случае форс-мажора), объяснил ситуацию, и уже через пятнадцать минут их техник, ничуть не меньший профессионал, чем Нуруло, начал тестирование и осмотр оборудования.
Он нашёл только одну, даже не неисправность, а мелкую неточность, на которую, в принципе, даже можно было не обращать внимания: один из предохранителей оказался чуть меньшей мощности, чем положено было по инструкции. Само собой, предохранитель он заменил, и доложил, что оборудование готово к работе на сто процентов.
Препятствий для начала эксперимента более не наблюдалось.
Вот только Нуруло бы этот предохранитель заменять не стал.
***
– Синицкий, что у нас с показателями? Давай по порядку.
– Однёрка – норма, двойка – норма, тройка – норма, четвёрка – отклонения… в пределах нормы, пятёрка норма, – бодро ответил я. – Готовы, Александр Ильич!
У нас в лаборатории старше тридцати только завлаб, а я самый молодой из учёной молодежи и потому отвечаю за все технические моменты и научную «бытовуху». Но я не против: во-первых, почему бы и нет, а во-вторых, эта ответственность не на уровне «принеси-подай», а с полноценным включением во все процессы и правом голоса на всех собраниях. Да и вообще, однажды я случайно услышал, как Александр Ильич отзывался обо мне как о «молодом человеке с высоким потенциалом» и что «таких надо доводить до кондиции и ни в коем случае не отпускать», так что мотивация у меня разве что наружу не выливается. И меня нисколько не обижает, что в коллективе я для всех (кроме, конечно, его женской части и завлаба) – «Синица». Я был юркой живой птичкой и в школе, и в универе, так что привык.
– Готовы они… – проворчал про себя Александр Ильич и ещё раз посмотрел на большой экран, разделённый на шесть частей, в каждой из которых одно изображение одного и того же места, но под разными ракурсами.
На белоснежном пластиковом столе стоят два стеклянных цилиндра, в основании которых находятся металлические площадки с весело мигающими диодными огоньками. Между собой они соединены стеклянной трубой, а сверху переходят в металлические колонны, упирающиеся в потолок.
В одном из цилиндров на вершине тонкой ножки лежит стеатитовый кубик.
Когда-то этот кубик