Авторизованный перевод с чукотского А. Смоляна
ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ
„Молодая гвардия" 1953
Рисунки Л. Худякова
Гравюра А. Ушина
Переплет и титул И. Серова
ОКОШКО
Старый Гэмалькот сидит у входа в свою ярангу и, тихонько напевая, строгает чурку: давно уже пора подновить нарты, с правой стороны двух копыльев не хватает.
Правда, сейчас весна, нарты еще не скоро понадобятся. Но недаром русские говорят: «Готовь сани летом…» Правильно говорят Плох тот хозяин, который вспоминает про свои сани только тогда, когда выпадет снег. Гэмалькот не из таких, он хозяйственный человек. Он даже лета не будет дожидаться, а приведет свои нарты в полный порядок весной, перед тем, как убрать их на теплые месяцы.
— Из этой чурки хороший копыл выйдет, — напевает старик, — крепкий копыл выйдет, ладный..
Он перестает строгать, поднимает голову и ви-дить, что вдоль стойбища идут домой его сыновья — Унпзнэр и Йорэлё. Унпэнэр бережно, обеими руками, несет большой кусок оконного стекла, а йорэлё со своей школьной сумкой из нерпичьей шкуры не идет, а прямо-таки пляшет вокруг старшего брата. То справа забежит, то слева. И все норовит притронуться к стеклу — делает вид, будто помогает нести.
Гэмалькот встает, стряхивает с кухлянки стружки и входит в ярангу. У очага хлопочет его жена Нутэнэут. Старик пододвигает поближе к очагу китовый позвонок, уже много лет с успехом заменяющий ему табуретку, садится и говорит:
— Несут все-таки.
Нутэнэут понимает, что он расстроен. А ведь как весело напевал только что, строгая чурку Но стоит ли показывать, что она заметила перемену в его настроении? Как о чем-то совсем ей не интересном она спрашивает:
— Что несут?
— Что? Будто не знаешь
Старик подозрительно смотрит на жену, — скорее всего она с сыном заодно. Он разгребает щепкой угольки, откатывает один из них, берет его загрубевшими пальцами и кладет в свою трубку. Закурив, он собирается, наконец, ответить, но в это время на него нападает приступ кашля. А когда приступ кончается, отвечать уже не надо: сыновья пришли, Унпэнэр осторожно опускает стекло на земляной пол и, прислонив его к стене, говорит: — Вот. Принесли.
Никто не откликается. Отец взглядывает на Унпэнэра так, словно тот принес в ярангу не оконное стекло, а по меньшей мере бешеную собаку. Затем отворачивается к огню и снова начинает кашлять, хотя, по совести говоря, мог бы уже и не делать этого.
Йорэлё чувствует, что между отцом и старшим братом назревает ссора. А ему так не хочется, чтобы они ссорились Правда, Унпэнэр спокойно счищает грязь, налипшую на торбаза; отец покуривает трубку: мать, как ни в чем ни бывало, продолжает возиться у очага, от которого уже доносится аппетитный запах вареного моржового мяса. Никто еще не сказал ни одного худого слова. Но йорэлё чувствует, что гроза вот-вот разразится. Ему не по себе.
Йорэлё мечтал о том, что, придя домой, они с Унпэнэром сразу же возьмутся за сооружение окна. Об этом, конечно, сейчас лучше и не заикаться. Хорошо бы сейчас рассказать что-нибудь, чтобы нарушить эту напряженную, неприятную тишину… Но, как назло, Йорэлё ничего не может вспомнить: в школе его сегодня не вызывали, ничего интересного, кажется, не произошло.
Йорэлё снимает с себя школьную сумку. Из нее торчит свернутый трубкой лист бумаги — большая журнальная иллюстрация, которую йорэлё еще утром выменял у товарища на красный карандаш. Как же он мог забыть об этом? С тех пор, как он встретил Унпэнэра, несущего стекло, все остальное сразу вылетело у него из головы.
— Смотрите — радостно кричит Йорэлё, развертывая иллюстрацию и старательно разглаживая ее ладонью на низеньком столе. — Это я у Марата выменял. Его отец в Уэллен ездил, оттуда привез. Смотрите
Нутэнэут и Унпэнэр склоняются над большой, во всю журнальную страницу, цветной фотографией. Йорэлё читает:
— «Москва сегодня. Высотное здание на Смоленской площади».
— Вот это да — говорит Унпэнэр и, медленно ведя по фотографии пальцем, начинает считать этажи: — Раз, два, три…
— Двадцать шесть этажей — восклицает йорэлё. — Я считал Марат говорит — двадцать пять, а я пересчитал, выходит двадцать шесть.
— Не сбивай, — отмахивается Унпэнэр, снова переставляя палец на первый этаж.
— До самою неба дом—тихо произносит Нутэнэут. — До самых облаков А что это внизу? Машины такие?
Гэмалькот тоже с удовольствием поглядел бы на эту картинку. Интересно посмотреть, как выглядят нозые московские дома. Но подойти и смотреть через плечи сыновей он считает ниже своего достоинства. К тому же они могут истолковать это как шаг к примирению. Подумают, чего доброго, что можно начать разговор насчет окна… Притащили, несмотря на все его возражения, стекло… Нет, он вовсе не собирается простить их так скоро
А что касается картинки, так могли бы, если уважают отца, сами подойти и показать ему. Рассматривают, будто они тут одни.
Старый Гэмалькот неправ на этот раз. И жене и сыновьям очень хотелось бы показать ему, какой огромный, какой красивый дом построили в Москве. Нутэнэут даже подталкивала к нему младшего сына. Но Йорэлё, видя, что отец все еще сердится, не решается подойти.
Нутэнэут возвращается к очагу: пусть старик не думает, что она против него, пусть не чувствует себя одиноким в семье. А картинку она успеет досмотреть и после, когда старика не будет дома. Или тогда, когда душа его сщ)ва станет веселой и доброй.
— В самом деле двадцать шесть — восхищенно произносит Унпэнэр, кончив считать этажи.
Гэмалькот знает, что в Москве строят новые здания необычайной высоты. Недавно, когда на стойбище приезжала передвижка, он даже видел кинохронику, в которой показывали, как строят один из таких домов. Но дом этот еще не был закончен, к тому же на экране все промелькнуло слишком быстро. Двадцать шесть этажеѵ й? Нет, эта цифра кажется Гэмалькоту невероятной. Тем более, что ее называет Унпэнэр. Что бы ни сказал сейчас Унпэнэр, даже если бы он вспомнил, что пора обедать, отец не смог бы согласиться, хотя и сам уже порядочно проголодался.
— Что? — переспрашивает он. — Двадцать шесть? Нарисовать можно все, что хочешь. Хоть тридцать.
— Так ведь это не нарисовано, это фото — говорит йорэлё, обрадованный тем, что отец вступил все-таки в разговор. — Вот посмотри. Это вправду такой дом. Высотное здание
Мальчик произносит это с таким жаром, с такой гордостью будто он, чукотский пионер Иорэлё, своими руками построил этот чудесный дом.
— «Высотное», — повторяет отец. — Эх ты, школьник В пятый класс переходишь, а по-русски правильно говорить не умеешь. Не «высотное» надо говорить, а «высокое».
Иорэлё очень уважает отца: Гэмалькота в колхозе все уважают. Но печатному слову мальчик верит еще больше. Отец все-таки иногда ошибается, а все, что до сих пор приходилось читать Иорэлё, было правдой, умной и светлой правдой.
— Нет, высотное, — тихо, но убежденно говорит он. — Тут так напечатано.
К счастью, Нутэнэут уже приглашает обедать. Семья садится вокруг приземистого столика. Некоторое время едят молча. Потом Унпэнэр спрашивает:
— Ну, где окно будем делать?
— Нигде не будем делать. И довольно об этом разговаривать. Нечего ярангу дырявить.
— Я все равно сделаю. Не хочу больше в темноте жить.
— Не хочешь с нами жить — строй себе другую ярангу. Живи тогда, где хочешь. А тут я хозяин.
Так и есть. Ссора все-таки разгорелась. И Иорэлё, глубоко обиженный за брата, говорит, укоризненно поглядывая на отца:
— А еще член правления… Если Унпэнэр уйдет, я тогда тоже уйду.
— Вот как? — старик резко встает и, отшвырнув ногой китовый позвонок, гневно смотрит на сыновей. — Вот как? Старший против отца идет и младшего за собой тянет? — Он тяжело переводит дыхание и немного спокойнее продолжает: — Пустое дело ты затеял, Унпэнэр. Подумай сам. Одну дыру в пологе надо делать, другую — в самой яранге. А как зимой будем жить? Холодно будет, замерзнем. Где это видано, чтобы в яранге окно делать? Соседи тебя на смех поднимут Вон у Атыка сын — студент, а не гнушался в простой яранге жить.
— Тылык только на практику сюда приезжал. Если бы он всегда тут жил, обязательно вставил бы окно. Человек — не мышь: не должен в темной норе прятаться.
— Значит, мы, по-твоему, мыши? Да? Ну, Унпэнэр, говори Молчишь?
Гэмалькот быстро подходит к стеклу. Йорэлё затаил дыхание: стоит отцу ударить сейчас по стеклу ногой — и мелкими осколками разлетится мечта об окошке. Но отец неожиданно говорит:
— Ладно. Делай, как знаешь.
И он выходит на улицу, чтобы снова взяться за починку нарт.
Нутэнэут убирает со стола посуду. За стеной яранги слышится покряхтывание Гэмалькота и стук металла о твердое дерево.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)