Григорий Покровский
Рабы Империи. ч. 3
Развал
Глава 1
Бортпроводница сообщила пассажирам, что самолёт пересек границу Франции.
— Вот мы и во Франции, — сказал Мишель. Ася в это время дремала.
— Что вы сказали?
Ася, я же просил тебя, прекрати это «Вы». Давно надо перейти на «Ты». Папа русского почти не знает, а мама сразу заподозрит. На дворе уже конец двадцатого века и времена, когда муж с женой обращались на «Вы», давно ушли.
— Прости, Мишель, не могу никак привыкнуть.
— Я говорил тебе, что над Францией летим.
— Откуда ты знаешь?
— Бортпроводница только что сказала, ты спала в это время. Прощай война, да здравствует мир.
Было безоблачное небо, и Ася видела в иллюминатор крошечные поля и селения. Под крылом проплывало жизненное пространство. Оно резко отличалось от лунного пейзажа Афганистана.
— Всё это когда-то была Римская империя, какая мощная была империя, — задумчиво сказал Мишель. Некогда здесь жили кельтские племена. Юлий Цезарь покорил их и присоединил к империи. Представляешь, Ася, сколько надо было пройти пешком, чтобы завоевать это пространство. Кстати, за триста лет до Юлия Цезаря, другой полководец Александр Македонский в Афганистан пешком ходил, — там стоят его столбы, я их видел. Представляешь, где Афганистан, и где Греция, это же в два раза дальше, чем от Рима до Парижа. Париж вырос на месте Лютеции, бывшей римской колонии. До сих пор сохранились развалины римских арен, цирк и виадук. Я тебя как-нибудь повезу туда. Ты увидишь совершенство и лёгкость линий. Это поражает.
Ася закивала головой.
— В пятом веке вторглись на эту территорию племена франков. Они слились с галло-римским населением, и образовалось то, что сейчас называется Франция.
— И стоило сюда идти, чтобы быть разбитыми какими-то племенами, — засмеялась Ася.
— Таков человек, и такова участь всех империй. После распада империи мы стали отдельным государством. Франция — мать всех революций, в том числе и вашей, — гордо заявил Мишель.
— Да уж, — подумала Ася и закивала головой. Здесь родились социалисты-утописты Сен-Симон и Фурье, бред которых подхватил Маркс и социал-демократы России. Не вижу особого повода для радости, — сказала Ася. — Англия живёт с монархией и в ус не дует, а мы всё революцией бредим. Мишелю стало неудобно, он наклонил голову и замолчал.
— Начитавшись бреда вашего Фурье, — продолжила Ася, — великий Достоевский в молодости чуть не угодил на плаху. Только чудо его спасло. Мир бы так и не увидел его великих произведений. Русские стали убивать русских.
— А французы-то причём? — возразил Мишель.
— Да как будто бы и не причём, только вот мы русские подвержены этому
попугайству перед вашим западом. Русские интеллигенты настолько превзошли,
в этом, что даже свой русский язык считали неприличным для общения в
светском обществе. Все пытались разговаривать только на французском. Я бы сказала так: Франция — не мать революций, а место, где появился некий вирус коммунизма, который вырос до пандемии.
Мишель поднял голову и вопросительно взглянул на Асю.
— Да, да, Мишель, не удивляйся. Именно в пандемию, с присущим ей
мором. Десятки миллионов людей погибло от этого вируса, и продолжают
гибнуть, мечтая о светлом будущем. А первым он пошел от вас, здесь была провозглашена Парижская коммуна, государство диктатуры пролетариата. Самой глупой из форм государственного правления, где кухарка и ее, не желающие учиться дети, пытаются управлять экономикой, не зная экономических законов. Где культурой пытаются управлять неграмотные невежды. Вследствие их управления лозунг «мир хижинам, война дворцам» понимается в прямом смысле. Уничтожаются дворцы, памятники старины. Уничтожаются произведения искусства или за бесценок продаются за границу. Запрещаются классики литературы. Выхолащиваются веками сложившаяся культура и вера.
— Позволь с тобой не согласиться. Революция — это прогресс. Она многих вырвала из нищеты, люди обретают свободу и равенство.
— Ты многого не знаешь, Мишель. Того, кто не был в этой эпидемии,
продолжает манить этот материальный рай на земле, который можно пощупать своими руками. Не может быть этого в принципе. Рай на земле для всех — это афера. Для отдельной группы людей, рвущихся к власти, да, я соглашусь, но не для всех. Даже на небесах, сам Господь и то не обещает всем рай, кому-то и ад. И чем же классовый эгоизм лучше национального эгоизма, скажи на милость?
Мишель молчал.
— А ничем, — продолжила Ася. Тем же, чем отличается гитлеровская нацистская Германия от ленинско-сталинского пролетарского Союза. Пожалуй, только одним. Одни превращали людей в пепел, а другие в навоз. При этой пандемии размывается понятие «Отечество», и возникает что-то интернациональное и корыстное. Всё, Мишель, в космосе движется по кругу. «Пойдёшь налево окажешься справа», так, кажется, Ленин говорил. Это закон кругового движения.
— Ну, это ты уж слишком перебрала, — возразил Мишель. — Родина! Отечество! Земля твоих предков была и остаётся.
— Так многие думают. «Социалистическое отечество» — это отечество, кому дали землю? А крестьянину, у которого забрали плуг и лошадку и отправили в Сибирь умирать, почему не принадлежит? Это же и его земля, он тут родился. На каком основании они подверглись уничтожению? Только за то, что их отцы и деды когда-то нажили это добро? Создание светлого будущего для всех, этого земного материального рая, будет всегда сопровождаться войной. Потому, что этот рай создаётся путём отъёма у других. А как же быть с теми, кто не успел или родился после дележа? А с теми чиновниками, которые «из грязи в князи» и, пользуясь властью, нахапали больше, чем другие? Выходит, снова война внутренняя? Да и за внешней дело не постоит. Богатство мировой буржуазии манит, тем более что большинство богатых граждан убежало с деньгами за границу, а в своей стране нищета. Вот и поём «Мы назло всем буржуям мировой пожар раздуем». Раздуть, то раздуем, ума много не надо, только после этого жить приходиться на пепелище. Французы как-то быстро переболели этим вирусом, и через семьдесят два дня уничтожили эту глупость. Зато русские попугаи насилуют этой глупостью страну до сих пор. Из-за этого пожара, который коммунисты постоянно раздувают, погиб мой муж и ты весь израненный. Кстати, созданием рая на земле болеют не только одни коммунисты. Эти только открыто провозглашают. Огромная масса мыслит так же, но не высказывает мысли вслух.
Самолет начал снижаться. Ася и Мишель смотрели в иллюминатор. Внизу простирался город.
— Какой огромный город! — воскликнула Ася.
— Около четырёх миллионов населения, а с предместьями — больше десяти. Как ваша Москва будет.
— Нет, Москва больше, — возразила Ася.
Самолёт коснулся бетона и побежал по полосе. Ася вздохнула с облегчением.
— Почему ты так вздохнула, что было плохо в полёте?
— Нет, я боялась за тебя. После такого ранения перенести полёт трудно.
— Все в норме, я не ощущал нагрузки.
Их встречали мать и отец. Среди толпы встречающих Ася сразу их разглядела. Только двое этих пожилых людей с улыбкой смотрели на неё и на Мишеля. Мишель подвел Асю к родителям. Мать вся в слезах обняла его и расцеловала. Отец стоял в стороне, после обнял его и крепко прижал к себе.
— Знакомьтесь, это моя жена Ася.
Мать подала Асе руку, широко улыбаясь.
— Надежда Михайловна, — сказала она по-русски.
— Отец подал руку и сказал одно слово: — Жак.
— Мишель, как отца по отчеству, неудобно как-то по имени? — спросила Ася.
— Александрович он, — засмеялась мать, — сразу чувствую русский дух. Сама русская и люблю, чтобы русский дух рядом был. Молодец Мишель. Знаете, Ася, я так мечтала о русской невестке. Старый Турене смотрел, не произнося ни одного слова.
— Он у нас до сих пор не выучил русский, — Надежда Михайловна махнула в его сторону рукой. Всего только три слова и знает: люблу, хочью и хорёшё. Все засмеялись. Даже старик понял, что разговор идёт о нем.
Водитель вёл машину медленно; так ему велел старый Турене. На заднем сидении Мишель и мать, знакомили Асю с Парижем.
— Когда ты, наконец, покинешь свой легион? Носишься по белому свету, места себе не находишь, — ворчал на сына Жак. — И мать вся извелась из-за этого.
— Все, папа, по состоянию здоровья ухожу на пенсион.
— И что, нужно было себя доводить до этого. Защитник выискался. Всех не защитишь. А я стар стал. Фирму кому-то надо передавать.
— Вот мне и передашь.
— Слава богу, поумнел. Пьер недавно приходил.
— Чего он от тебя хотел?
— Как будто ты не знаешь — что. Денег просил на освободительное движение африканских стран. Всего лишь миллион, как будто эти миллионы — макулатура, так, вчерашние газеты.