Иштван Эркень
Путь к гротеску
Предисловие
«Родился я в 1912 году в Будапеште. Отец мой был аптекарем, мать — превосходной домохозяйкой, сохранившей это умение до конца дней своих… Сочинитель, говорите? Воля ваша, но уже в самом этом слове есть нечто подозрительное. Немало мы их повидали на своем веку, сочинителей этих. Забежит, бывало, эдакий щелкопер в аптеку за пилюлями, и покупке-то всей — грош цена, а он и ту норовит в долг забрать… Ладно, сказал отец, хочешь стать писателем — пиши. Но прежде хотелось бы ему хоть краем глаза взглянуть на мой диплом провизора.
Сказано — сделано, через четыре года отец держал в руках диплом, подтверждающий, что его сын стал провизором. Для меня открылась пора радужных мечтаний, но тут последовало новое условие отца: чтобы встать на ноги, мне нужен второй диплом — инженера-химика. И я стал инженером-химиком — в обмен на пять лет своей жизни. Едва успел увидеть свет тощенький сборничек моих рассказов, как началась война.
Между мною и писательским столом всегда оказывалась какая-нибудь помеха, и, чтобы обойти очередное препятствие, требовалось, как правило, лет пять: война, плен… Откладывать было некуда, и я начал писать. Я писал романы, рассказы, хватался за пьесы, брался за киносценарии. Поначалу все, что выходило из-под моего пера, получалось в эдакой легкой, гротесковой манере, потом манера моя год от года все утяжелялась и утяжелялась, пока не забуксовала окончательно под собственной тяжестью.
И наконец в зрелую пору жизни, когда юные годы стали для меня далеким прошлым, мне все же удалось возродить в себе многое из давних, юношеских склонностей моей натуры: склонность к юмору, гротеску, к отображению комического и трагического. В этот период были опубликованы мои повести и короткие рассказы, более известные как «рассказы-минутки», потому что некоторые из них укладывались строчек в десять, а иные и вовсе выходили короче вполовину. Добавлю еще, что первой моей пьесой, шагнувшей на театральную сцену, была «Семья Тотов».
В рамки этой шутливой автобиографии укладываются основные моменты жизни и творческой деятельности Иштвана Эркеня (1912–1979), видного венгерского современного писателя, драматурга, лауреата премии имени Кошута: успешное начало писательской карьеры в предвоенные годы и ее последующий вынужденный перерыв; период нелегких творческих поисков и окончательное обретение своего писательского «я», снискавшего Эркеню широкое признание в его родной стране и за ее рубежами. Талантливый мастер сатиры и гротеска, И. Эркень обращал грозное оружие смеха против всего, что мешает людям жить достойно своего высокого человеческого звания: против насилия и социальной несправедливости, лжи и фальши, обывательского равнодушия и моральной беспринципности. Активная деятельность человека, стремящегося преодолеть недостатки как собственной натуры, так и окружающей действительности, активное противоборство насилию и социальному злу, вера в неизбежное торжество гуманизма — таков общественный пафос его творчества.
Через всю свою жизнь И. Эркень пронес глубокую, убежденную ненависть к фашизму, к его отвратительной, античеловеческой сути и в борьбе с этим жесточайшим порождением нашего века успешно использовал в качестве оружия меткое писательское слово. Советскому читателю, знакомому с повестью «Семья Тотов» и прежде публиковавшимися рассказами на антифашистскую тему, небезынтересно будет прочесть сейчас один из наиболее ранних рассказов Эркеня «Море волнуется…», который сам писатель считал программным в своем творчестве и даже дал такое название первому сборнику рассказов, вышедшему в свет в 1941 году. Чудовищную, гротескную картину победы безумия над разумом и не назовешь провидческой: автор, можно сказать, делал зарисовку с натуры. Беспощадная, разнузданная стихия уже захлестывает мир волной коричневой фашистской чумы, и лишь сознательные, организованные силы социального, человеческого добра и разума способны противостоять ей, оказать должный отпор. А дабы у читателя не оставалось сомнения в смысле аллегории, автор безошибочной приметой смело вводит в рассказ такую деталь: один из главарей вырвавшихся на волю сумасшедших — шизофреник, толстяк Геринг.
Эркень неоднократно говорил, что важнейшим событием, повлиявшим на формирование его мировоззрения, на отношение к жизни и к людям, была война. К теме войны в различных ее аспектах писатель возвращался во многих своих произведениях. «Когда же настанет конец войне?» — страстный, наболевший вопрос, не перестающий мучить поколения людей, переживших это страшное бедствие, последствия которого продолжают сказываться еще много лет спустя. Упорным, самоотверженным трудом можно восстановить дома и заводы, наладить разрушенное хозяйство. Но как залечить душевные раны? Ведь война калечит души так глубоко, что даже спасительное, врачующее время оказывается здесь бессильно.
Непримиримому осуждению подвергает автор безразличие, равнодушие. Это — казалось бы, безобидное — человеческое качество, возведенное в степень общественного зла, способно творить чудовищные преступления. При молчаливом попустительстве равнодушных совершаются предательства и убийства, развязываются войны и мировые катастрофы. А ведь с какой «мелочи» порой все начинается! В рассказе «Последний поезд» дается тончайшая психологическая зарисовка — анализ истоков подобного рода бездушия и эгоизма. Среди ужасов войны девушка в белых кружевных перчатках, воплощение чистоты и красоты, умудряется жить в нереальном, вымышленном мире, отгораживаясь от действительности, даже когда та насильственно вторгается в ее судьбу. Девушка не отдает себе отчета, что в ее жизни произошло чрезвычайное событие: она встретила и потеряла близкого человека, упустила свой шанс на любовь и счастье. Не понимает она, что лейтенант, оставшийся на вокзальном перроне, обречен на расстрел за дезертирство. Ей кажется, что она едет навстречу новой, лучшей жизни, и поэтому она ни на миг не задумывается над вполне реальной опасностью, которая грозит и ей. Ведь медно-красные жандармские перья, которые кружат на перроне, беря в смертельные тиски лейтенанта, вскоре сомкнутся вокруг таких, как она — людей мирных и далеких от политики, — беспощадным нилашистским террором.
Отвратительно и подло равнодушие обывателей, которым безразлично все, что совершается в мире, лишь бы это не касалось их непосредственно. А если и происходят социальные катаклизмы, величайшие потрясения вроде мировой войны, то в представлении обывателя «не так уж и страшно», когда взрываются бомбы и гибнут люди где-то в другой части земного шара («Что объявляют по репродуктору?»).
Склонность к моральным компромиссам, умение закрывать глаза на неприятные факты и явления действительности и заглушать укоры совести — также отнюдь не безвредные свойства человеческой натуры, в определенных жизненных и социальных обстоятельствах способные вызвать цепь далеко идущих последствий. Казик Рутковский, герой рассказа «Царевна иерусалимская», «в сущности хорошо переносил невыясненные ситуации», в целях самозащиты нередко отмахиваясь от щекотливых вопросов. Человек, чуть ли не героически выдержавший ужасы гитлеровской оккупации и заключения в гетто, способный писатель, который мало пишет лишь потому, что некогда взяться за перо, чуткий товарищ для коллег и верная опора для старых друзей, — к такому стереотипу причисляет себя Рутковский и живет, убаюканный этой иллюзией. Однако в какой-то момент вынужденный сопоставить эти свои представления с неприкрытой действительностью, он убеждается, что всю жизнь обманывал себя и тем самым предавал своих близких: не уберег от гибели сына, подтолкнул к смерти жену, изменил дружбе с Барбарой, да и в творческом плане добился немногого. Печальный конец Рутковского — это закономерный крах человека, не пожелавшего вовремя должным образом оценить свои поступки и привести их в соответствие с действительностью. От собственной совести никуда не уйдешь, она непременно настигнет — голосом давно погибшего сына, проникновенным взглядом когда-то любимой женщины или гротескным видением старухи, качающейся на детской лошадке. Автор не знает жалости к своему герою: сам как бы отторгший себя от людей, Рутковский и в последние мгновения жизни обречен на одиночество.
В одном из своих выступлений, говоря о задачах писателя, И. Эркень подчеркивал, что его пером водит не абстрактная любовь к людям вообще, а к своему народу, интерес к его судьбе. Вероятно, поэтому в его творчестве отчетливо звучит и мотив ностальгической привязанности к отечеству — как бы в предостережение тем, кто в силу тех или иных причин решается оставить родину. Автобиографический, почти документально короткий рассказ «Магнитофонная запись» исполнен щемящей тоски по родным корням и неприятия чужой почвы; сколь бы плодотворной она ни казалась, а выходцу из других краев на ней не прижиться. Мягким юмором окрашено отношение писателя к старикам Прохоцки, героям рассказа «Сибирская куница». Жизнь, полная скитаний, бед и унижений, ждет их на чужбине, в то время как дома и родные стены придают силы и уверенность в себе и своем будущем.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/3/0/5/4/8/130548.jpg)