Здесь, за зелёным забором, действовали свои законы. Нам было лет по двенадцать-пятнадцать в нашу последнюю встречу. Все эти корпуса, маленькие скверы с клумбами, киоски с комиксами и йогуртами у входа, страшный тёмный коридор на четвёртом этаже… Побывать здесь означало умереть на пару недель и вернуться. Каждый раз мы умирали по-новому.
Здесь каждый день было больно и каждый час – смешно. Здесь мы взрослели, плакали, сочиняли истории, смеялись, влюблялись и давились противной тушёной капустой. Мы не пожелали бы и врагу попасть сюда, но сами были безмерно счастливы снова и снова приезжать из Рязани, Нальчика, Ноябрьска…
Мы знали, что есть те, кому повезло меньше, чем нам. На седьмом – отделение микрохирургии, где детей сшивали по частям после аварий и несчастных случаев. На шестом – ожоговое. На пятом – неврологии; там проживали бедолаги с разной пакостью – от относительно безобидного неврита до паралича. Где-то в соседнем корпусе притаилось зловещее отделение онкологии. Его обитателей – обритых наголо тощих детей без признаков пола – несложно было узнать на улице во время прогулки. Хотя, они редко там появлялись.
Нам повезло немного больше, чем многим другим. Наши весёлые деньки с привкусом гноя и марганцовки протекали на четвёртом этаже в ЛОР-отделении.
Самое загадочное и прекрасное в нашем мире было то, как мы находили общий язык. Как получалось понимать друг друга у дюжины подростков, из которых треть наполовину слышит, а другая треть – наполовину говорит? Однако же, получалось.
Была и последняя треть – «носатые». Гаймориты, фарингиты, риниты… Они как бы выпадали из общей системы координат, потому что не были ничего, по сути, лишены. Глухие и безголосые гордились своими увечьями как крестом. А с носатых что взять – они ж почти нормальные люди! Но к ним относились без презрения – разве что слегка снисходительно.
Поэтому «носатые» не знали проблем с социализацией вообще – ни внутри, ни снаружи этой территории, обнесённой зелёным забором. Остальные же – только внутри.
Первое воспоминание – мне четыре, я захожу в новую палату и вижу пластмассовый трактор. Большой, блестящий. Красно-жёлто-синий. Смуглый мальчик с бинтовой повязкой на ухе возит им по полу. Подкатывает его мне. Я везу его на другую сторону комнаты. Потом обратно. Мы смеёмся, а красная пластмасса кабины бликует апрельским солнцем.
Потом мама рассказала мне, что мальчика зовут Бек, он из Нальчика и старше меня на год. А у меня было чувство, будто я это уже знаю. Словно он мне всё рассказал. Хотя мы не проронили ни слова, катая трактор по палате.
Спустя два дня была каталка, плывущий мимо потолок, долгий вязкий сон, холодный металл катетера в запястье и нестерпимая чесотка под бинтом на голове. Два дня в постели, боль в ухе и капельницы. Перевязки – когда ножницы приближаются к моему лицу, а мне страшно до того, что не пошевелиться и даже не вскрикнуть; один сухой щелчок – и повязка перерезана вместе с небольшой прядью волос.
Год за годом мы приезжали туда в надежде вылечиться. В девять лет мы заучивали наизусть диагнозы из медицинских карт, хвастаясь у кого длиннее и витиеватее звучит. А вечером спрашивали, забравшись под одеяло: «Мам, а что такое «хронический»?».
А потом мы всё равно ждали возвращения, чтобы встретиться со старыми друзьями. Договаривались заранее и заполоняли отделение два раза в год. Нам это было необходимо. А в конце концов стали ездить, просто чтобы провести две недели в другом мире, где все умеют говорить на одном языке, которого снаружи не знают.
Платить за это приходилось слезами, порошком из раскрошенных молочных зубов и кровью. Каждый день после завтрака – осмотр. Кому-то пять, а кому-то и сорок минут выпадало сидеть на кресле в процедурном кабинете и терпеть, терпеть, терпеть. Выполаскивание уха из огромного шприца полулитром раствора фурацилина или марганцовки выглядит страшно – но только выглядит. На деле, кроме головокружения, страшного в нём нет ничего. Но вот чистка вручную острым металлическим стержнем – это наши врачи почерпнули не иначе, как у самого Менгеле.
Однажды, сидя в своём пыточном кресле с повёрнутой набок головой, я увидел, как промывают Тёму – моего друга-носатого. Молодая докторша со светленькими кудряшками, быстро ввела ему в ноздрю зонд шприца длиною в палец и нажала на поршень. Носатый вздрогнул. Через секунду изо рта у него полилась жёлтая фурацилиновая жижа вперемешку с гноем. После очередной промывки вместе с жижей Тёма сплюнул что-то похожее на слизняка размером с хорошую сливу.
После этого я больше не презирал носатых.
В тот раз меня терзали дольше обычного. Тонкая противная железка скрежетала изнутри по моему черепу, выскабливая остатки воспалённой плоти, а я вцепился в подлокотники кресла, сжал челюсти и старался не шевельнуться ни на миллиметр, потому что иначе будет ещё больнее. Слёзы текли из глаз, кровь текла по шее, а передо мной носатого сменила Катя – наша подружка с трахеостомой.
Она запрокинула подбородок, и та же светлая кудряшка в белом халате стала заниматься её горлом. Послышался свист, докторша поднесла к трубке в Катином горле зонд насоса – тонкий шланг, который всасывал всю эту рыхлую кашу, которая там нарастает, мешая нашей подружке говорить и дышать. Шланг был прозрачный, и я видел, как по нему проскакивают похожие на творог хлопья. И звук… Это был тот самый хлюпающий звук, с которым высасывают через соломинку воздушную пену, остающуюся от молочного коктейля.
С тех пор я не могу пить молочные коктейли, не вспоминая этой картины.
В этом облицованном кафелем кабинете мы видели многое, чего не хотели бы видеть, и чего нам не хотели бы показывать. Нам попадались на глаза вещи гораздо более интимные, чем нижнее бельё или страницы дневников. Мы – дети двенадцати-пятнадцати лет – каждый день смотрели на кровь, гной и слёзы друг друга; мы разглядывали обнажённые души в свете бестеневых ламп и замирали от восторга и боли.
Мы находили утешение в том, что смотрели свысока на мучителей. Им не дано проникнуть в мир, который существует у них под носом, в этом самом отделении. Они не умеют говорить на нашем языке. Так мы думали молча, без слов друг друга понимая, и этот навык нас неоднократно выручал.
Когда на прогулочной площадке появился футбольный мяч, это едва не стало катастрофой. Запланированный вначале турнир провести
![Белоснежка - Елена Чудинова - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)
![Во имя любви: Жертвоприношение - Мануэл Карлус - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/5/0/8/18508.jpg)
![Царевна Василиса и приложение «Сказка» - Натали Хэппи Мин - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/7/1/4/4/6/371446.jpg)
![Книжная лавка с сюрпризом (СИ) - Руд Дарья - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/9/9/6/3/2/399632.jpg)
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/6/2/1/1/9/362119.jpg)