Кувалдин Юрий
В садах старости
Юрий Кувалдин
В садах старости
1
Каких только садов не бывает на свете! Вот, например, сад мертвых языков: с веток свисают языки, красные, длинные, а с них капает слюна. Вот колбасные сады: в гастрономе на Тверской, бывшем купца Елисеева, как в каком-нибудь Нью-Йорке, от которого млели советские дипломаты, висят на никелированных трубах сотни сортов... - Уби мэль, иби фэль (Где мед, там и яд)! - сказал Старосадов, садясь к огромному столу на плюшевый стул. - То, чем мы любуемся, то сами и пожираем. Это уже я сам, без латыни, изрекаю. Скажу вам по секрету: теперь я хочу есть маленьких детей. Толстуны такие! На сковородочку их и в печечку, микроволновую. На сем и покончить с родом моим, то есть человеческим, поскольку со дня падения последнего Генерального секретаря ЦК КПСС смысл человеческого бытия утрачен... На блюдце с золотым ободком лежала вишня с зеленой плодоножкой и листиком на ней, по которому ползла зеленая же мошка, скорее всего тля. Над блюдцем изредка пролетала крупная иссиня-черная муха. Когда муха с гудением отлетала к дальнему узкому окну, сквозь которое на пол падал луч, над блюдцем начинал сверлить воздух суетливый в вечных своих поисках крови комар. - Фашист летающий, - равнодушно сказал Старосадов, подумал и продолжил: Жрут друг друга и довольны! Панэм эт цирценсэс (Хлеба и зрелищ)! Вот и все. Безмозглые приматы! Выпускают танки и зарплату требуют. Изжарить всех вас в печах... - Уже было, - сказал Серафим Ярополкович, весело подмигивая. - Когда? - Тогда! - Понятно, мин херц Адольф, мин херц Иосиф! Имена-то какие красивые... Теперь я их начинаю понемножку понимать, потому что сам прихожу к мысли, что всех этих засранцев нужно сжечь, освободить Землю, она такая хорошая будет без этих двуногих. Еще Ювенал, обличая своих современников, говорил, что их можно купить довольно дешево: дать им хлеба и зрелищ. Вот именно. Дать им хлеба и зрелищ - и поджечь, пока наслаждаются (во время зрелища). Комар стал прицеливаться к носу Старосадова. Комара можно было убить, вишню съесть, тлю раздавить, мухе оторвать голову. Но делать ничего не хотелось. Хотелось сидеть за столом, положив голову на руки, и смотреть на вишню, и говорить с Серафимом, и вспоминать КПСС, и льготы, и блага... Все, чем жил идеологический работник ЦК (бывший), а также отставной профессор педвуза Старосадов Николай Петрович, он же Серафим Ярополкович, 88 лет, с белой бородкой, в узбекской тюбетейке, в чеховском пенсне. Рядом лежала газета: сероватая бумага, испещренная черными значками; если смотреть с точки зрения Старосадова, эдак в одной плоскости, то покажутся убегающие черные линии, без всякого партийно-политического смысла. Конечно, смысл с этой точки зрения тоже можно отыскать. Например, вишне дать фамилию "Петрова". Подойти к вишневому дереву, всякую ягоду надобно как-то отличить, а для того наградить фамилией... В старой березовой роще было кладбище, со времен Траяна, который, основавши Киев, сам сгнил в руссенборгской земле, в варяжских камнях, откуда русые пришли к мерям и весям и русскими стали, писати же и читати не умели аж до самого протопопа Аввакума - первого русского писателя. Теперь о кладбище напоминают лишь плавные холмики. А под каждым холмиком - вишня с фамилией, то есть человек с фамилией. Светоний, например. Какая разница! Сам Светоний не заботится о психологической последовательности: он перечисляет добродетели и пороки каждого императора по отдельности, не задумываясь, как могли они вместе жить в одной душе. Светоний не беспокоится о хронологии: он соединяет в одном перечне факты начала и конца правления, без логики и связи... К чему же тогда стремился Светоний? Не желая ничего объяснять и доказывать, он хотел лишь оценить события: разделить дурное и хорошее, бросить их на разные чаши весов и посмотреть, какая чаша перетянет. Кто покоится на кладбище в старой березовой роще? Да и кладбища-то самого нет - перестали хоронить на нем еще до войны. В войну загс сгорел, архив сгорел, все сгорело. Сгорела память, сгорели фамилии. Все растаяло, как сахар в чашке с чаем. Старосадов перевел взгляд на корешки книг, придвинул чашку, отпил. У этого чая фамилия будет "Византийский". - Товарищ Византийский, - сказал Старосадов, - а ведь я вас выпиваю. Можно сказать, кровь вашу пью... М-да. Он опять положил голову на руки, уставился на блюдце с вишней. Тля все ползала по листику плодоножки. Пусть ползает. Дарую жизнь. И даю тле фамилию: "Усладина". - Почему "Усладина"? - спросил Дормидонт. - Хочу я так. "И Дормидонт будет доказывать, что он самый умный, - промолчал Серафим Ярополкович, - причем будет говорить без пауз часа полтора, насилуя мой слух". - Дед, ты оглох? - громче повторил этот самый Дормидонт, умный, лысый, пузатый, 28 лет. - Где бутылочка из-под кефира Савватия? Из-за угла выскочили двое бесштанных упитанных ребят и, крича "Няу-няу-няу!", промчались мимо блюдца с вишней и исчезли. - Кто это? - равнодушно спросила Усладина. - Ратибор с Харлампием за кошкой побежали, - сказала Петрова. - Омниа морс экват (Для смерти все равны), - сказал Старосадов. Дормидонт с голым пузом - он был в шортах - продолжал искать бутылочку своего Савватия. Дормидонт ходил как слон. Пол под ним прогибался. Лестницы дрожали. Весу в Дормидонте было за двести килограмм. "И он начнет убеждать меня в том, что я ничего не понимаю в современной живописи, - опять промолчал Серафим Ярополкович, игнорируя этого отвратительного толстого Дормидонта, - как будто он что-нибудь понимает в той живописи, которая была современной в мои 28 лет". - Я всегда презирал умных, - сказал Серафим Ярополкович. - Я всегда презирал дураков, - сказал на это Старосадов. - Дураки безвредны, - возразил Серафим Ярополкович, - а от умных одни неприятности. Ну, вот, например, этот толстенький, маленький, симпатичненький Гайдар. Взял и отдал здания, сооружения, станки и механизмы - кому? Да все той же коммунистической партии Советского Союза. То есть он главный коммунист, выше Ленина, Маркса, Сталина и Шатова из "Бесов". Горбачеву люди поверили, самые талантливые поверили, выделились из государственного сектора, создали кооперативы, стали наживать добро, готовы были за хорошую цену купить и здания, и станки, и механизмы... Тут нужно было закон о запрете на профессию коммунистам ввести, и дело было бы сделано, как в ГДР, как в Чехии... Но куда там. Пришел славный "Тимур" со своей командой и роздал все б е с п л а т н о этим прямоходящим. Теперь они главы концернов, банков, фирм (потому эти организации так плохо работают!)... Одним словом, Горбачев дал, а Ельцин с Гайдаром отобрали. О-хо-хо! - У вас, Серафим Ярополкович, в голове сущий ералаш. Тут дело идет о конце собственного Я, поскольку бессмертия не существует, о роли, так сказать, моего семени в истории, а он об этих толкует, о государственном капитализме!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)