Её последнее желание
Ирина Константиновна Версадисс
© Ирина Константиновна Версадисс, 2017
ISBN 978-5-4485-5932-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Ранняя капель, в воздухе пьянящий запах весны, ещё день другой и февраль неохотно уступит место неугомонному марту. Солнце старается изо всех сил, прогревая озябшие крыши домов, всё вокруг просыпается, оживает. А ведь когда-то, в той жизни, она очень любила весну: за её настойчивость, за теплоту, за стремление менять людей, давая надежду и оптимизм. Весна всегда была началом чего-то нового, непостижимого.… Но в этом году она была другой: не предвещая, не предвкушая, не обнадёживая. В этом году она просто была, как любое время года, «без иллюзий».
Ольга несмело поднялась на ступени «поезда Столыпин», повернув голову назад, пыталась разглядеть то место, откуда её увозили уже в другую жизнь, в ту жизнь, где ей уже никогда не стать прежней. Ещё вчера она была уверена, что всё делает правильно, и шанс, который она использовала, чтобы наказать этих отморозков, был единственным правильным решением. Но что-то пошло не так, и вот её везут этапом почти на край земли.
Внезапно подул ветер, девушка с наслаждением подставила лицо под струю свежего воздуха.
– Ты скоро? Чего зависла? – окликнул Ольгу молоденький конвоир. – Шевели булками, ты здесь не одна. Ольга промолчала на хамство солдатика и живенько зашевелила «булками».
Конвоир не очень выбирал выражения: «оно и понятно, чего с ними церемониться». Это всего лишь осуждённые (и поделом им всем)! Он открыл решётку, и Ольга снова оказалась среди тех женщин, которых она видела сегодня в машине автозак и потом уже на перекличке. В купе сидели пять женщин, примерно, одного возраста и с любопытством рассматривали Ольгу, которая, по их мнению, была совсем другая…
– Ну что, птичка? Бросай кости сюда, – указала ей женщина на место рядом с собой. – Я Зоя, вторая ходка, – женщина оглядела Ольгу хитрым прищуром и растянулась в дружелюбной улыбке.
«Неожиданно», – подумала Ольга, и решила, что вот с этой – надо быть начеку.
– Ну чего стоишь, как вкопанная! Говорю, садись, стоя ты точно не доедешь.
Зоя рассмеялась, и её тут же поддержали все женщины в купе. Ольга поняла, что в этом месте надо смеяться, и присев рядом с Зоей, скривилась в нелепой улыбке.
– Ну вот, так-то лучше. Не дрейфь, рядом со мной не пропадёшь, – с довольным видом заверила её женщина и покосилась на присутствующих. – Правильно, девчонки? – продолжала тщеславиться Зоя. На что девчонки хором отвечали:
– Да, да! Наша Зоя всех пригреет!
– Ну, допустим, не всех, – внезапно внесла коррективы метившая в авторитеты Зоя, – а только тех, кто заслуживает.
– Ну да, это да! – поддакивали попутчицы по этапу.
– Сейчас, бабы, будет шмон, так что выворачивайте сумки, после шмона чифирнём, нам пилить ещё долго, – женщина тяжело вздохнула и вспомнила свой первой этап: – Вот жесть! сто восемь километров три месяца преодолевали.
– Ладно, что было, то было! – снова вздохнула Зоя и обнажила в улыбке жёлтые зубы. «Вероятно, от чифира», – подумалось Ольге.
После шмона все обратно вернулись в камеру «вагона Столыпин», и время приобрело особый смысл и режим.
Чифир был заварен и благоухал на столе. Кружка с этим удивительным напитком пошла по кругу, Ольга отпила глоток и сморщилась так, что попутчицы снова рассмеялись. Она и в изоляторе пыталась пропускать этот ритуал чифирного оргазма. «Но тут это не прокатит», – подумала она с досадой. Во время этапа в купе-камере, пили все из одной кружки, и её это весьма смущало. По натуре она была брезглива, но так как та жизнь осталась где-то там, в прошлом, то в этой жизни было не до выбора. Присутствующие в камере по очереди называли ей своё имя, на что она всем отвечала:
– Я Ольга, первая ходка, пять лет.
Потом неожиданно для всех брякнула: – Ну и гадость, этот ваш чифир!
– Ничего, привыкнешь, поверь мне, птичка, пройдёт пару месяцев, и он станет тебе роднее родных. Ольга не стала спорить и, пересилив себя, сделала ещё глоток. «Ну и дрянь», – подумала она, но улыбнулась присутствующим, делая вид, что уже начинает привыкать.
– Вот видишь, – деловито заметила Зоя, продолжая блистать желтизной зубов, – не так страшен чёрт, как его малютка! Ну, а теперь расскажи, за что пять лет впаяли? Ты, вроде, вообще далека от криминала, такие честные глаза, прямо не вериться, что могла пойти против закона. Правда, девчонки? – обратилась она к группе поддержки, а те с удовольствием (только им известно с каким) подтверждали всё, о чём говорила Зоя.
– У меня глаз-то намётанный, давай, колись, очень интересно послушать.
– Даже и не знаю, с чего начать.… Но я попробую, – добавила Ольга и обвела присутствующих интригующим взглядом.
– Ну, давай уже, не тяни кота за яйца, – рявкнула Зоя и шикнула на двух женщин, которые о чём-то перешёптывались.
– Короче, посадили меня за кино, – выпалила Ольга и посмотрела на реакцию окружающих исподлобья. Её сейчас не прельщало себя оправдывать и говорить, что ни за что. Заранее зная, что её не поймут, и более того, не было никакого желания вызывать к себе жалость. «А потом для этой публики, чем быстрее я стану своей, тем легче мне будет прожить эти пять лет. В этой общей массе людей с криминальным прошлым, да и настоящим, нет смысла становиться белой вороной, чего-чего, но последние события из её жизни на многое открыли ей глаза. Этот урок она усвоила на всю жизнь: в волчьей стае, научись выть по-волчьи, а не блеять как овца».
– Как за кино? Ты чё, типа, режиссёр что ли?! – выкрикнула Зоя, широко распахнув глаза.
– Ну, можно и так сказать, срежиссировала своё кино. Ну, что-то не оценили моего таланта, и вот я здесь, с вами.
Девчонки пытались иронизировать, думая, что Ольга снимала «порно», перебивая друг друга, они выдвигали версии насчёт её режиссуры.
– Да нет, вы что?! – пыталась Ольга осадить женщин, которые так рьяно высмеивали её. – Я по 105-ой, – вдруг выпалила она, и тут же осеклась.
– Ну, ни хрена себе! Во… даёт! – переглянулись женщины.
– Цыц! – шикнула Зоя, и в купе образовалась почти гробовая тишина. – А ты не отвлекайся, рассказывай.
Ольге не понравился повелительный тон Зои, и только она хотела открыть рот в возмущении, как та, повернувшись к ней, улыбнулась и положила свою ладонь ей на руку.
– Ну вот… – протянула Ольга, пытаясь восстановить дрожь внутри себя от внезапного гнева. Медленно освобождая руку из-под Зоиной ладони, она всё же решила продолжить.
– Однажды вечером я возвращалась с работы домой, а наш менеджер иногда подвозил меня, вот и в этот вечер ему, как бы, было по пути. Ну вот, чтобы соседи меньше сплетничали, я его попросила остановить машину за два дома до своего. Иду я, значит, а уже темно, пытаюсь выбирать дорогу, как вдруг слышу стон. Я остановилась и стала прислушиваться. Стон снова повторился. Я посветила фонариком на телефоне и смотрю, на земле лежит что-то непонятное и стонет. Подойдя ближе, я пришла в ужас: на земле лежала наша баба Шура, лицо её было в крови, она стонала и говорила: что дни её сочтены.
– А кто такая, эта баба Шура? – тихо спросила Зоя.
– Баба Шура, «блокадница», это мы её так прозвали. Короче, эта женщина осталась без жилья и жила в подъезде того дома, где раньше была у неё квартира. Пережив блокаду Ленинграда, стала бомжом под старость лет. После смерти мужа осталась совсем одна, и решила обменять двушку на однокомнатную с доплатой, но попала под аферу чёрных риелторов, которые обменяли её квартиру на подъезд. Вот уже два года баба Шура ходила по инстанциям, но так и не успела довести дело до конца. Так вот, «скорая помощь» не успела довести её до больницы, бедная старушка скончалась от внутреннего кровотечения. Но успела мне сказать, кто сотворил с ней такое.
– Ну и кто это? – встряла белокурая женщина со второй полки, которую тоже звали Шура.
– Сейчас всё расскажу, наберитесь терпения, – обратилась Ольга к сокамерницам. – Надо всё по порядку, а то сама запутаюсь.
– Ну вот, в эту ночь я так и не смогла уснуть, пошла к своей подруге, и мы с ней всю ночь поминали бедную старушку. Она действительно была хорошим человеком, и я часто доверяла ей самое сокровенное. Мы подолгу болтали у подъезда на скамье, она открывала мне душу, а я ей свою. Не раз, когда родных не было дома, я пускала её к себе. Она мылась, потом переодевалась во всё чистое и смотрела свой любимый сериал «Кассандра». Вещи я ей стирала и потом уже выглаженные отдавала обратно. Удивительная была старушка, после её разговоров я всегда чувствовала себя умиротворённо, начинала искать смысл, заглядывая себе в душу довольно глубоко. Я ей как-то сказала, что душа болит, а она мне говорит: