Н. А. Лейкинъ
ВЪ ХОРОШЕМЪ ТѢЛѢ
I
Дѣло было на святкахъ, сейчасъ послѣ новаго года.
Дворникъ Кондратій Ивановъ, осанистый рыжебородый мужикъ среднихъ лѣтъ, грамотный и бывшій солдатъ, только что вернулся изъ трактира, куда ходилъ пить чай съ домовымъ подрядчикомъ-мусорщикомъ изъ подгородныхъ крестьянъ. Въ, трактирѣ они просидѣли до самаго закрытія его, то-есть до одиннадцати часовъ ночи, при чемъ подрядчикъ далъ Кондратію Ивановичу три рубля на праздникъ, чтобы Кондратій не притѣснялъ его передъ домохозяиномъ и выгораживалъ за неисправную иногда очистку двора отъ нечистотъ и снѣга. Кондратій требовалъ отъ подрядчика пять рублей, потомъ четыре, но подрядчикъ торговался и далъ только три, угостилъ его водкой, пирогомъ и чаемъ и обѣщался «бабѣ» дворника, то-есть женѣ, привезти, кромѣ того, въ слѣдующій разъ на поклонъ ситцевый платокъ.
Кондратій вернулся домой въ дворницкую трезвый (онъ выпилъ только маленькій «мазурикъ» водки) и въ самомъ благодушномъ настроеніи. Баба его спала вмѣстѣ съ груднымъ ребенкомъ за ситцевой занавѣской, которой былъ отгороженъ уголъ у печки, и онъ слышалъ ея сопѣніе. По эту сторону занавѣски покоился на ларѣ его подручный Силантій, дальній родственникъ, растянувшись на брюхѣ и уткнувъ лицо въ розовую ситцевую грязную подушку, а на полу лежалъ землякъ Иванъ Бархатовъ, пріѣхавшій въ Питеръ на заработки и пока, до пріисканія мѣста, остановившійся у Кондратья. Бархатовъ спалъ на подосланной рогожѣ, положивъ подъ голову овчинный полушубокъ. Въ дворницкой коптѣла жестяная лампочка съ припущеннымъ огнемъ. Натоплено было страшно. Воздухъ былъ удушливый: пахло людьми, керосиновой копотью, сапожнымъ товаромъ. Послѣ хорошаго воздуха Кондратья ударило этими запахами пo носу.
— Вишь, какъ начадили, дуй ихъ горой! — проговорилъ онъ. — И къ чему было убавлять огонь? Хозяйскаго керосина жалко!
Онъ прибавилъ огня и подумалъ:
«А на лѣстницахъ, поди, огонь не потушили. Да и навѣрное не потушили. Спросить надо».
— Эй, Силантій! Ты потушилъ огонь на лѣстницахъ? — толкнулъ онъ въ бокъ спавшаго подручнаго.
Тотъ приподнялся сфинксомъ и посмотрѣлъ на Кондратія заспанными, прищуренными глазами.
— Нѣ… Зачѣмъ-же я буду гасить, коли ты всегда гасишь! — пробормоталъ Силантій и опять уткнулся въ подушку.
— Всегда гасишь! А если я отлучился? Паршивый чортъ! Только-бы дрыхнуть, лѣшему! Наѣлъ голодное-то брюхо послѣ деревни, да и въ лѣнь играетъ.
Кондратій нахлобучилъ шапку на голову и снова вышелъ изъ дворницкой, чтобы погасить лампы на лѣстницахъ. Гася лампы, на одной изъ лѣстницъ онъ встрѣтилъ хмѣльного жильца въ шубѣ, тащившаго къ себѣ въ квартиру узелъ съ чѣмъ-то, помогъ ему дотащить этотъ узелъ до квартиры и получилъ пятіалтынный на чай.
«Все прибываетъ да прибываетъ къ нашему капиталу», мысленно проговорилъ онъ, сходя съ лѣстницы и даже самодовольно прищелкнулъ языкомъ. «Съ жильцовъ я получилъ праздничныхъ тридцать девять рублей, съ хозяина пять — сорокъ четыре, маляръ далъ два рубля — сорокъ шесть, печникъ два, мусорщикъ три — пятьдесятъ одинъ. Полсотни рублей и рубль!.. Печникъ-то, подлецъ, мало далъ. Сколько ему съ осени-то работы было! Одна печка съ котлами въ прачешной чего стоитъ! Ну, да я съ него на Пасху… Да… Изъ свѣчной лавки еще… И свѣчникъ за керосинъ всего на все далъ только два рубля. А какъ керосинъ-то вѣсить, лысый чортъ! А я, вѣдь, и не смотрю, не провѣряю. Пятьдесятъ одинъ и два — пятьдесятъ три. Да такъ, по пятіалтыннымъ да по двугривеннымъ съ комнатныхъ жильцовъ рубля три съ полтиной набралъ — пятьдесятъ шесть. А что истратилъ? Выпита четвертуха на праздникахъ, ну, да закуски хоть на полтину. Пятьдесятъ два, стало быть, чистыхъ у меня отъ праздниковъ осталось. Да раньше въ коробцѣ двадцать шесть прикоплено было. Выходитъ всего семьдесятъ восемь. Въ деревню на работника послано, бабѣ заячья шуба справлена, сапоги есть, у бабы — тоже, на подати послано, паспортъ до Сентября. Все есть, и семьдесятъ восемь рублей чистыхъ, такъ чего-же мнѣ! Какого еще лыски надо? Богатый я мужикъ», закончилъ Кондратій.
На лѣстницѣ Кондратій увидалъ кошку, поднялъ кусокъ валявшагося кирпича и швырнулъ въ нее имъ, крикнувъ:
— Пшш, проклятая! Чужая чья-то забралась.
Онъ вышелъ на дворъ, заглянулъ въ окно нижняго этажа и увидѣлъ пишущую у стола, при свѣтѣ лампы подъ зеленымъ абажуромъ, молодую дѣвушку въ ночной бѣлой кофточкѣ, и проговорилъ:
— Горе… Пишетъ, пишетъ, а никакого толку… Всѣ вечера пишетъ, а вчера прихожу къ ней насчетъ паспорта, а у ней и на больничную марку рубля нѣтъ. Вотъ, говорятъ, что по письменной части лучше, чѣмъ по нашей… Пустое дѣло! И что она изъ себя такое? Ни одеженки на ней настоящей, ни Боже мой! Всякая горничная куда чище ходить. А вѣдь, вотъ, эта-то ученая.
Кондратій прошелъ по двору къ воротамъ, вышелъ за ворота, посмотрѣлъ на сосѣдскаго дворника въ тулупѣ и съ мѣдной бляхой и спросилъ его, чтобы что-нибудь спросить:
— Сидишь?
— Сижу.
— Пьяные были?
— Даве городовой давалъ свистокъ, но въ участокъ не водили. Туточный чей-то. Сосѣди его признали и повели. Уши ему потерли — онъ и попрочухался.
— Ну, я спать… Дежурство у насъ завтра съ семи часовъ утра…
Кондратій взглянулъ на виднѣвшуюся за деревяннымъ домомъ главу церкви съ крестомъ, снялъ шапку и сталъ креститься…
Черезъ минуту онъ былъ у себя въ дворницкой. Запахъ человѣкомъ опять ударилъ его по носу. Онъ отворилъ дверь, подержалъ ее немного отворенной и, опять притворивъ, переобулся изъ валенокъ въ старые сапожные опорки. Поставивъ валенки сушить къ печкѣ, онъ взялъ жестяную лампочку, перешагнулъ черезъ спавшаго на полу земляка и зашелъ за занавѣски.
Свѣтъ лампы упалъ на спавшую на кровати жену Кондратья, и она, полуоткрывъ глаза, спросонья заговорила:
— Господи Іисусе! Что это такое!
— Нишкни, никшни… Это я… Я только въ сундукъ хочу сходить, — сказалъ ей Кондратій, досталъ ключъ, прикрѣпленный у него на пояскѣ, отперъ висячій замокъ и открылъ сундукъ. На внутренней сторонѣ крышки сундука были налѣплены портреты генераловъ, вырѣзанные изъ какого-то иллюстрированнаго журнала, раскрашенная картинка дѣвочки съ котенкомъ на рукахъ, очевидно, съ крышки бонбоньерки. Кондратій, поставивъ лампу на табуретку около сундука, сталъ рыться въ сундукѣ.
Онъ вынулъ изъ сундука, лежавшую сверху, пеструю жилетку съ синими стеклянными пуговицами, затѣмъ новый картузъ, аккуратно сложенный «спинжакъ», запустилъ на дно сундука руки и изъ-подъ ситцевыхъ рубахъ извлекъ жестяную коробку отъ леденцовъ. Открывъ эту коробку, онъ положилъ къ имѣющимся уже тамъ деньгамъ полученную отъ мусорщика трехрублевку и сказалъ самъ себѣ вслухъ:
— Семьдесятъ восемь теперь должно быть… Семьдесятъ восемь…
Онъ хотѣлъ уже закрыть коробку, но подумалъ:
«Да такъ-ли? Семьдесятъ-ли восемь? Давай, посчитаю».
И тутъ-же, вынувъ деньги, медленно. сталъ считать бумажки, усердно мусоля пальцы. Денегъ онъ, однако, насчиталъ восемьдесятъ одинъ рубль, еще разъ пересчиталъ и задумался.
«Откуда-же еще-то три рубля? Вотъ оказія! Кто-же еще-то далъ мнѣ три рубля? Вотъ это ловко! Неужто это я отъ кого-нибудь спьяна на праздникамъ?.. Да пьянъ я такъ, чтобы ужъ очень, не былъ».
— Дашь, а Дашь! — крикнулъ онъ было жену свою Дарью, чтобы спросить ее, не помнитъ-ли она что-нибудь объ этихъ трехъ рубляхъ, но тотчасъ-же опомнился и сказанъ себѣ мысленно: «Впрочемъ, что-жъ я! Все наше… А больше, такъ даже лучше».
Закрывъ коробку и запрятавъ ее опять на дно сундука, Кондратій прикрылъ все это жилеткой и пиджакомъ, заперъ сундукъ и задвинулъ его на прежнее мѣсто, бормоча:
— Восемьдесятъ одинъ рубль… Восемьдесятъ одинъ… Кто бы это далъ мнѣ трешницу? Должно быть, я при получкѣ съ жильцовъ сбился. Генералъ изъ второго номера далъ мнѣ два рубля, чиновница — два, изъ колбасной лавки два… Рубль… полтора… рубль…
Онъ перебиралъ по пальцамъ, но сбился, зѣвнулъ и сбросилъ съ ногъ опорки.
Черезъ пять минутъ онъ лежалъ около жены на кровати, обернувшись къ ней спиной и мечталъ:
«Какъ до двухсотъ рублей къ будущей зимѣ накоплю — сейчасъ-же себѣ енотовую шубу сошью — и знай нашихъ!»
II
Дворнику Кондратью не спалось. Онъ лежалъ съ открытыми глазами, щурясь на свѣтъ лампочки, и слышалъ, какъ шелестятъ полужесткими крылышками черные тараканы, собравшіеся около водопроводнаго крана, какъ попискиваетъ сверчокъ за печкой, пріютившійся на сыромъ, принесенномъ изъ бани вѣникѣ, какъ сопитъ лежащая рядомъ съ нимъ жена, какъ чмокаетъ во снѣ губами грудной ребенокъ, какъ тикаютъ дешевые московскіе часы съ мѣшкомъ песку вмѣсто гири, какъ по временамъ всхрапываетъ его подручный Силантій, какъ бредитъ во снѣ землякъ, растянувшійся на полу на рогожѣ. Землякъ бредилъ какой-то телкой, раза три произнеся мысленно: «телка, лѣтошняя телка, Мартыхина телка». Кондратій улыбнулся и произнесъ мысленно:
![Во имя любви: Жертвоприношение - Мануэл Карлус - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/5/0/8/18508.jpg)
![Царевна Василиса и приложение «Сказка» - Натали Хэппи Мин - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/7/1/4/4/6/371446.jpg)
![Книжная лавка с сюрпризом (СИ) - Руд Дарья - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/9/9/6/3/2/399632.jpg)
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)