Деградация морали Запада
Критический вывод на основе анализа тридцати произведений последних десятилетий
Константин Трунин
© Константин Трунин, 2016
ISBN 978-5-4483-0754-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Данная книга не планировалась в виде самостоятельного издания. Предлагаемый читателю текст должен был стать частью анализа произведений, номинированных на литературную премию «Ясная поляна» за 2016 год. В ходе работы выяснилось наличие сходных моментов среди иностранной беллетристики, чьё присутствие должно заставить читателя задуматься. А в том ли направлении развивается западная литература и должна ли русская литература иметь с ней общие черты? Западные писатели, а с ними и авторы Востока и Африки, прикоснувшиеся к культуре Запада, подвержены использовать реализм сексуального толка, то есть они экстраполируют собственное интимное мироощущение на интересующие их эпизоды истории и нынешнего человеческого бытия.
В качестве номинантов на «Ясную поляну» были выдвинуты ранее отмеченные международными премиями произведения (в основном), а также труды обладателей Нобелевской, Гонкуровской, Пулитцеровской премий, в том числе и удостоенные Букера. Они не имеют строгой привязки по времени написания – значение имеет их перевод на русский язык. Например, «Человек в этом мире – большой фазан» Герты Мюллер написан в 1986 году, а переведён в 2014 году и до сих пор не вышел отдельным изданием: его можно найти в журнале «Иностранная литература».
Деградация морали – самоё ёмкое определение, которое может быть использовано для того, чтобы охарактеризовать обозначившиеся тенденции в западной литературе. Разумных пределов придерживаются только авторы, чья аудитория преимущественно детская и ранняя подростковая, тогда как более взрослая направленность обнажает язвы общества, возможно и не подозревающего, насколько довлеющая необходимость привносить в культуру художественность низкого пошиба ухудшает положение западного мировосприятия в глазах остального мира, старающегося придерживаться этических норм и не нисходить до излишней откровенности.
Запад пестует сексуальную распущенность. На страницах произведений, стремящихся стать коммерчески успешными, обязательно присутствует гомосексуальная связь, в красках описываются сексуальные извращения, а главный герой мастурбирует. Читатель может подумать, что в этом нет ничего особенного, если бы авторы подобным же образом не описывали события прошлого, иначе заставляя воспринимать некогда происходившее. Надо полагать, современники далёких лет проявляли скромность и не позволяли очернять художественную литературу, уберегая её от сравнения с макулатурой, годной для использования в туалете.
Остаётся предполагать следующее – современные западные авторы используют в произведениях требуемые настоящим временем элементы, создавая иллюзию дозволенного. Читатель, не имея ничего подобного, желает прикоснуться к запретному, используя для удовлетворения доступную ему продукцию. Наступает разрядка, крепнет вера в возможность осуществления любых фантазий. Если это не так, то остаётся ссылаться на деградацию морали.
Ряд авторов осознаёт проблему – они открыто об этом говорят. Их беспокоит уничижение искусства, грядущий закат книгопечатного дела и ожидаемая смена парадигм. Казалось бы, им и следует показать на личном примере, каким образом нужно создавать художественные произведения, но они этого не делают.
Пусть читатель сам решает, какие книги ему читать. Предлагаемый анализ тридцати произведений последних десятилетий может послужить вводным материалом для дальнейшей проработки обозначенной проблематики. Впрочем, факт отрицания заслуг авторов-современников прослеживается на протяжении нескольких веков. Весьма вероятно, выделение «сексуального реализма» в отдельный литературный жанр произойдёт при тех же условиях, согласно которым ныне благостно воспринимаются творения модернистов, абсурдистов и представителей прочих направлений.
Австрия
Даниэль Кельман – Измеряя мир (2005)
Ныне измерение расстояний не вызывает затруднений – существуют методы и инструменты, позволяющие это сделать без человеческого участия. Но в начале XIX века людям приходилось прибегать к различным ухищрениям, вроде правила треугольников, когда зная длину одной стороны и угловой градус, можно выяснить нужную информацию о недоступных измерению остальных частей геометрической фигуры. Может показаться, что нет ничего проще, но для осознания этого кому-то всё-таки требовалось дойти своим умом. Главные герои произведения Даниэля Кельмана «Измеряя мир» активно используют в своих исследованиях именно вышеозначенный метод. Александр фон Гумбольдт делал это на местности, а Карл Фридрих Гаусс практически не выходя из дома. Их судьбы периодически пересекаются, а в остальном читатель знакомится с яркими моментами их жизни, разбавленными солидной порцией авторской фантазии.
Первое, что вызывает у читателя чувство неловкости – это новаторский подход Кельмана к тексту. Иногда писатели чувствуют острую необходимость внести некий нестандартный элемент, никем не применяемый ранее, чтобы читатель глубже осознал происходящее на страницах. В случае Кельмана всё иначе – он принципиально не выделяет прямую речь, оставляя её трактовку на усмотрение читателя. Если бы данная особенность была присуще единственному произведению автора, тогда с помощью неё можно было обосновать гениальность главных героев, чья жизнь удостоилась ещё одного достижения от благодарного потомка. Отнюдь, Кельман таким образом пишет и другие книги, а значит нужно приспособиться. Читателю следует считать, будто герои произведения общаются мысленно, не теряя времени на слова.
Основные достижения, о которых пишет Кельман, Гумбольдт начал осуществлять в тридцатилетнем возрасте, исследуя Южную Америку. Успел проехаться Гумбольдт и по России, о чём Кельман написал ещё путанее, своеобразно представив читателю эту страну, где учёному все были безумно рады, помогали ему во всём, вследствие чего Гумбольдт лишь пожалел о зря потраченном времени, устав от постоянных рассказов о своём самом первом путешествии. Устаёт и читатель, ранее насытившийся описанием приключений учёного. Гумбольдт измерял всё на своём пути, совершал открытия и отвергал теории разных учёных, позволяя мировому сообществу придти к более правильным заключениям.
Пока Гумбольдт борется с силами природы и испытывает действие яда кураре на собственном желудке, Гаусс неспешно принимает участие в съезде математиков, плавает на воздушном шаре, измеряет территорию Ганновера, делает вычисления от ста одного и изобретает бинарную систему для общения на расстоянии. Вклад его в науку Кельманом продемонстрирован наглядно, о чём бы на самом деле не думал сам Гаусс. Даниэлю важнее было связать судьбы детей немецких земель в единое повествование, находя для действующих лиц постоянную возможность узнавать друг о друге, следить за достижениями и делать на этой основе личные выводы.
Если верить Кельману, Гаусс постоянно сожалел о том, что живёт не в будущем, когда человек познает гораздо больше, а в довольно отстающем в области познаний мире, вследствие чего он постоянно думает о предстоящем. Конечно, Даниэль знает о многих достижениях человечества, свершившихся после смерти учёного. С таким подходом к видению мира и жить смысла нет, поскольку надо сожалеть о невозможности летать со скоростью света и разговаривать с людьми из любой точки на планете посредством маленького аппарата, располагающегося на ладони. Впрочем, Кельман всё-таки нагоняет на главных героев произведения хандру, когда к старости им сообщают о том, что они едва ли не прожили жизнь зря, ведь теперь все их достижения никому не нужны, так как были изобретены более удобные средства для измерения.
Не имея другого источника информации о жизни Гумбольдта и Гаусса, «Измеряя мир» подойдёт идеально. Кельману удалось связно рассказать читателю историю об их исследованиях и достижениях, а это уже само по себе достойно уважения. Мало какой читатель до знакомства с книгой вообще представлял себе, кем собственно являются эти люди. Белых пятен в истории стало меньше.
Великобритания
Антония Байетт – Детская книга (2009)
Отчего представители цивилизации Запада так любят тему половой распущенности и однополой любви, считая обязательным об этом говорить, допуская прямую речь о жестоком обращении с людьми и насилии над ними? Для них это считается нормальным явлением, о котором нужно сообщать с максимально возможным количеством отвратительных подробностей. Допустим, у Антонии Байетт в «Детской книге» всё начинается с невинных оттенков человеческих взаимоотношений, вырождающихся к заключительным страницам в педерастию. Возносить подобное литературное творение на Олимп читательского почёта – минимум звоночек о неполадках в некогда датском государстве. Если бы автор старался не просто выудить информацию из прошлого, а сопровождал повествование нравственными муками действующих лиц или сообщая, что подобное отношение к людям ныне искоренено, то было бы понятно. Однако, славные западные ценности произрастают из клоачных глубин, требующих адекватного с ними обращения в последующем. Вместо осуждения – пестование.