Ольга Репина
НЕ ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ
ЧАСТЬ 1
ЛАРА
* * *
Они танцевали, радуясь жизни, вертясь и подпрыгивая вокруг старого стола с подтеками от горячих стаканов на полированной коричневой столешнице. Несколько белых полукружий сплелись между собой, образовав некое подобие олимпийских колец, поэтому, когда в ее номере собиралась веселая компания, Юрик всегда шутил: «Ну что, олимпийцы! Сдадим нормы физподготовки по принятию спирта на одну единицу населения!». Шли веселые семидесятые, страна готовилась к Олимпиаде, поэтому даже в таких полунамеках всем виделись спортивные символы.
Лара смеялась так же заразительно, как и все остальные. Почему-то в компании даже самые большие глупости кажутся смешнее и не смеяться вроде бы и нельзя, хотя она иногда ловила себя на мысли, что в других обстоятельствах вела бы себя сдержанней. Юрик ей очень нравился, поэтому тормоз критичности был снят при первом его появлении.
Их бешеный танец был началом всего. Так казалось Ларе.
* * *
…Она случайно получила эту путевку в профкоме. Никто не хотел ехать в межсезонье в какой-то заурядный пансионат. Лара же согласилась сразу, как только их важная дама от профсоюзов предложила: «Лариса, не поедешь ли?»
Понятно, что это был не ведомственный санаторий, но и не трестовский пансионат на Азовском море. Ей, обычной чертежнице в крупном геологическом тресте, мало что светило из социальных благ. Уж очень длинная очередь более важных людей, чем Лариса Коломейко, выстраивались в очередь с заветной дверью родного профкома перед летней раздачей путевок.
Ларе не хватало романтики, которой были сыты по горло геологи, по полгода проводившие в полевых условиях. Ей всегда нравилось слушать начальников партий и главных инженеров проектов, которые, приходя по делу, задерживались у приветливых чертежниц и охотно рассказывали любопытным женщинам о производственных делах, устройстве баз, очередной выходке механика Гарбуза, местной алкогольной достопримечательности, и некоем Димыче, вечно пьяном сожителе геодезистки Натальи.
Лариса целыми днями, согнув спину баранкой и почти цепляя кальку носом, вела свои бесконечные изолинии, смеясь над шутками местных ловеласов и не более того, – все местные мужчины находились под бдительным надзором своих жен, работавших в этом же тресте. Правда, по геологическим партиям жены не ездили, считая это уделом той «черной кости», прибывавшей в город из провинции и радовавшейся любой работе, особенно, если при этом еще прилагалось хотя бы простенькое жилье.
Конечно, Лара никогда не считала себя красавицей, и место, которое определила ей жизнь, знала хорошо. У нее была своя квартира, работа. Ларисе хватало своей зарплаты: она умудрялась даже экономить. Что это значит, она хорошо понимала еще с детства: значит, была отложена энная сумма денег, значит, не были совершены некие случайные покупки в магазинах. И в результате этих несложных сберегательных операций Лара могла похвастаться то новеньким розовым плащом из кожзаменителя, то сумочкой, или даже ухитрится сшить недорогой наряд к Новому году на общую трестовскую вечеринку. Конечно, не ей равняться на жен ведущих геологов, которые сидели по нескольку лет с мужьями в странах соцлагеря. Разве мало привезли шмоток, хрусталя и ковров из Восточной Германии или Польши дамы из местной элиты, мужья которых вечно вертелись рядом с кабинетом начальника треста? Но Лара не была завистливой. Знала: и ей когда-нибудь да привалит счастье.
Однажды, когда все уже знали, что она едет отдыхать в пансионат, к ней пришла Людочка Кравец, жена начальника одной из партий. У Ларисы был срочный заказ на кальки геологических карт. Людочка, ухоженная дама под сорок, слыла в тресте весьма разговорчивой и контактной особой. И только некоторые из ее бывших друзей, столкнувшись с истинным, а не демонстрируемым Людочкиным характером, знали ей настоящую цену.
– Лариса, – певучим голоском, слегка потягиваясь и жеманничая, хотя в комнате были одни женщины, сказала Людочка. – Смотрю я на тебя, смотрю… А не пора ли тебе подумать о своей второй половине?
Все присутствующие подняли головы и осуждающе посмотрели на задавшую вопрос. Но Людочка, весьма хорошо осведомленная о причине косых взглядов, по праву человека, который знает все о тресте и его обитателях, продолжала расспрашивать слегка оторопевшую Ларису.
– Милая, ты же едешь отдыхать, вот тебе и карты в руки, – продолжала неутомимая Кравец. – Ищи себе друга, а то страшно смотреть, как такая красота пропадает.
– А чего ж она пропадает, – басом вмешалась в разговор жена механика Гарбуза, дебелая розовощекая Лена, которая тоже ожидала свои кальки. – Придет ее черед, и не надо ей никого искать. Как увидит нужного человека, так ей сердце и подскажет.
– Ну да, Елена, – съязвила неутомимая Кравец, и закатила аккуратно накрашенные глазки. – Тебе оно уже подсказало.
– Ну и язва ты, Людка, – грубо рявкнула зардевшаяся Лена. – Тоже мне, королева! Небось забыла, как мы с тобой суп на партию из тушенки варили, как Кравец твой тебе же, а ни кому-то, по морде при всех за гульки давал!
Она тяжело начала приподниматься из-за чертежной доски, веско демонстрируя утонченной Людочке свою первородную грозную женскую силу. Зная величину кулака Ленки Гарбуз, которая одним ударом сбивала спесь со своего хмельного муженька, Людочка стала постепенно ретироваться к двери.
– Да ну тебя, Ленка, – нахально отмахиваясь от наступавшей Гарбуз и превратившись из нежной кошечки в разъяренную базарную тетку, кричала Людочка. – Я же только правду! Вот скажи правду, и сразу к морде тянуться! Что за люди!
– Ты говори, да не заговаривайся! – Ленка стояла, прижав Кравец вплотную к стене своей мощной грудью и грозно сдвинув густые нещипаные брови, и приготовившись защищать Ларису. Вернее, даже не Ларису, а всех их, женщин из подсобки, ибо Людочка уже преодолела тот рубеж, который отделял чертежниц и работниц партий от дам местного «Белого дома», утонченных инженерш. – Чего пристаешь? Знаешь ведь, что человеку досталось. Чего душу бередишь?
– Ты, Лена, успокойся, – сказала Кравец, придержав мощные руки Денисьевой. – Сегодня мы у картографов выбирали самую красивую женщину треста. Представьте, все сошлись на том, что кожа и глаза лучше всего у нашей Лариски.
– У нашей Лариски, – поправила ее самая пожилая чертежница, которую все звали просто Евгеньевна, сделав акцент-ударение на слове «нашей». – Да и не привирай, знаю я тебя.
– Ох, уж мне эти знальщицы! – возмутилась Кравец. – Да я вам говорю, даже Аня Попик (ого, это уже серьезно!) согласилась, хотя и нехотя. Но вы же знаете Аню! Это же монстр в юбке, особенно, если у кого-то есть нечто лучше, чем у нее.
– Вот именно! – Евгеньевна строго посмотрела на Кравец. – Сама себе противоречишь! Делать вам там нечего, вот языками и чешете. А ведь не думаете, как эти ваши начинания отзовутся. Вы что, Аннушку нашу не знаете? Начнет теперь со своим муженьком Ларису гноить. Это ж надо! Какая-то чертежница имеет глаза и кожу лучше, чем Аня, которая из салонов красоты не вылазит и домработницу имеет. Лучше бы вы там у себя, дорогие картографини, делом занимались!
Людочка Кравец немного погрустнела, потому что замечания ее бывших подруг были весьма правильными и верными. Аня Попик была женой начальника геологического треста, и потому, а может быть по другим причинам, старалась слыть самой модной, самой красивой, самой экстравагантной, что иногда у нее и получалось: усилия прилагались для этого титанические и средств затрачивалось столько, что составило бы бюджет целого женского отдела. Естественно, чертежниц, как кандидаток на роль соперниц, она и в расчет не брала. Характер у Ани был весьма скверный, склочный, и мужа своего, грузного лысеющего Валеру, она держала даже не в кулаке, а в хомуте и полной збруе под жестким седлом. Так что разговоры про Ларисину кожу и глаза действительно, по верным умозаключениям Евгеньевны, которая двадцать лет назад обучала молоденькую Анюту многим геологическим премудростям, а потом хлебнула ее холодной надменности и неблагодарности, – были весьма неуместны.
Вдруг, во время небольшой замершей в воздухе паузы, дверь чертежной распахнулась, и показалась подтянутый, хорошо одетый, пахнущий приятным одеколоном мужчина, который сразу странно заговорил нараспев:
– О, сладкоголосая птица Люда,и ты здесь!Видимо, как и всегда, принесла ты хорошие вести!Лица людские радость вокруг тебя излучают,приветствуя каждое слово медовое,которое ты исторгаешь!
Все засмеялись, так как хорошо знали пришедшего. Людочка Кравец сконфузилась, что с нею случалось крайне редко, и, потупив глаза, принялась оправдываться перед импозантным мужчиной, хотя он и не думал ее обвинять.
– Вы, Антон Юрьевич, как всегда против меня. Ну скажите, почему я вам не нравлюсь? – она явно заискивала, и аудитория захихикала, предвкушая прилюдный разгром Кравец.