Б. Прилежаева-Барская
Крепостной художник
Часть первая
Вася захворал
— Сенька, куда ты стол несёшь? В боскетную, ротозей, неси, а не в жёлтую гостиную!
— Прошка, дурья голова, чубуки-то, поди, не на месте! Уморите вы меня! В гроб вгоните! Осрамите перед графом!
Совсем размякший от волнения и суеты, вытирая полное, побагровевшее лицо широчайшим синим платком, осторожно присел Андрей Иванович на краешек золочёного дивана, крытого пёстрой тканью в букетах и райских диковинных птичках.
Диван этот занимал больше половины узкой проходной комнаты, отчего и сама комната носила название диванной. Она помещалась в центре большого графского дома. По ней беспрерывно сновали то в одну, то в другую сторону оторопевшие от окриков управляющего и совсем сбитые с толку дворовые.
— Филемон, беги к матушке графине в серебряную кладовую. Их сиятельства серебро для стола вынимают. Да поторапливайся, ну!
С неожиданным для своего грузного тела проворством, сорвавшись с места, Андрей Иванович Тропинин устремился вслед за медлительным Филемоном.
В то время, как необычайная суета наполняла дом, в саду, в круглом павильоне, шла репетиция концерта. Итальянец Лавзони, нанятый графом за большие деньги для управления крепостным оркестром, с особенным оживлением размахивал своей дирижёрской палочкой, а Ваньки, Стёпки и Мишки, не спуская с неё глаз, старательно водили смычками по струнам. В глубине парка на помосте, затянутом зелёным сукном, три пары танцовщиков готовились к представлению. Вечером, среди разноцветных фонариков и масляных плошек, пойдёт пантомима «Земира и Азор».
У девушки Вассы белый парик сбился на сторону, и из-под него выглянула маленькая косичка, но это её не смущает, она продолжает усердно выделывать свои замысловатые па и, то прижимая руки к груди, то отбрасывая их в пространство, пытается изобразить радости и страдания пастушки Земиры.
И в доме, и в саду, и во дворе, где псари собрали графских собак, приготовляясь к предстоящей охоте, — везде чувствуется напряжённость и необычайное оживление.
Только в девичьей не заметно никакого возбуждения.
Русые и тёмные головы склонились над работой, руки ловко и привычно перебирают коклюшки или водят иголкой по тонкому батисту вниз и вверх, вверх и вниз. Тишина полная. Слышно только, как скрипит тонкое полотно под Машиной иголкой, как звенят медные булавки, сброшенные с подушки на стол.
Между пялец прохаживается Агафья Петровна, экономка-домоправительница, доверенное лицо старой графини. Агафьиха, или Агашка, как называют её девушки, — точно петух индейский, важный, надутый. Руки сложив на своём толстом животе, похаживает да поглядывает. Подойдёт к какой-нибудь девушке, разглядит работу, — не понравится что, она и хлоп по щеке: раз, другой и третий. И надо тотчас повиниться: «Виновата, матушка, Агафья Петровна, буду впредь больше усердствовать!» А не повинишься — совсем беда: старой графине нажалуется. А как дело до графини дойдёт, начнёт сама суд-расправу чинить — недолго и до конюшни! Нет, уж лучше с Агашкой не связываться, потакать ей во всём. И уж больно злющая и пресамонравная баба!
— Агашенька, — прозвучал в тишине голос из сада, — иди сюда поскорее совет держать.
Иду, матушка, иду, графинюшка, бегу, — и старуха закачалась на своих толстых ногах.
Агафья за дверь, а Маши, Фени и Кати, как по команде, оторвались от работы, выпрямились, загомонили, залопотали.
Да и было о чём: молодую графиню Наталью Антоновну сговорили за графа Моркова; по этому случаю и шли приготовления к празднествам.
Варька-«егоза» подсмотрела жениха и теперь тараторит:
— В гусарском мундире, красавец из себя, черноглазый, волосы пудренные или парик совсем белый-белый «а ля неж»!
— Ты откудова такие мудрёные слова выучила? Учёна больно стала, — сказала другая девушка.
— Да уж как я графинюшку одевала, она приказала: «Дай мой парик «а ля неж», то бишь совсем белый».
— А жених-то и у царицы почётом пользуется, — молодой, а на войне отличился. Петрушка сказывал, что город он брал турецкий. Измаилом, что ль, тот город называют. Да и его самого-то чудно зовут, будто нехристь какой: «Ираклий»!
— Счастливая ты, Варька, да вот Дунюшка. Вас-то двоих молодая графиня с собой увезут!
— Надо думать! Я как вчера одевала Наталью Антоновну.. — завела снова Варя.
— Не больно-то важничай: «одевала, одевала», — повторила ей в тон светлорусая, полная Катеринушка. — Вот Дунюшку-то, я наперёд знаю, Наталья Антоновна возьмут. Это мастерица так мастерица! Платочек какой вышила! Ангелочек со стрелой в колясочке едет, а впереди собачка бежит, а над ангелочками ветки качаются. Никто лучше её Наталью Антоновну и не оденет! И укоротит, когда надо, и фалдочки подберёт!
— Нахваливай, нахваливай, к будущей заправиле подъезжай лисой! Авдотьей Ивановной скоро величать станешь.
Дуня, молчавшая до сих пор, подняла глаза от работы.
— Не стыдно вам, девушки, не срамно? Чего лаетесь? Завидуете мне, что ль, что Наталья Антоновна меня в приданое берут, ровно вещь какую, ложку серебряную али корову?
— Не серчай Дунюшка, — пристыжённые девушки присмирели. — Всё же лучше с молодой графиней в Санкт-Петербург уехать, чем здесь с Агашкой-колотовкой век вековать.
— Да как еще возьмут-то? Хорошо, если всех вместе, а то как одну, а сестра с детьми, с Васькой, моим любимцем, здесь останутся, что тогда сказать, девоньки? Сердце ноет, ведь болен-то…
Не успела Дуня докончить начатую фразу, как дверь распахнулась и на пороге, под руку с молодым офицером, слегка покачиваясь в розовых своих фижмах, появилась сама графиня Наталья Антоновна, высокая, красивая, в напудренных волосах.
Смешались девушки, вскочили с мест, обмерли.
— Здравствуйте, девушки!
— Милости просим, ваше сиятельство, — певуче заголосили все хором.
Наталья Антоновна шаловливо поднесла палец к губам:
— Тс… матушка узнает, разгневается. Это мы так, тишком. — Наталья Антоновна обратилась к жениху, что-то шепнув ему, очевидно показывая своё приданое. Глянула на Дуню, а у той большая слеза так и застыла на глазу.
— Что с тобой, девушка? — недовольно спросила графиня.
— Ваше сиятельство, графинюшка золотая, дозвольте домой сбегать, — бросилась в ноги ей Дуня. — Васька наш занемог, помирает, може; душа моя вся изболелась.
Хмуро отстранилась графиня.
— Какой Васька? Ах, да, Тропинина Андрея Ивановича, мазун-то этот. Тут у нас, — обратилась снова к жениху Наталья Антоновна, — дворовый мальчишка, сын управителя, занятный, рисовальщик! Что ни увидит, всё срисовывает. Препотешные картинки иной раз выходят. Вот Дунюшка, тётка его, тоже мастерица, первая у нас вышивальщица. — Что-то шепнул граф своей невесте, и Наталья Антоновна махнула рукой.
— Беги, Дунюшка, к своим, да поскорее, пока матушка с Агафьей занялись. Не хватились бы!
Благодарствуйте, графинюшка, век буду бога молить, — сорвалась с места Дуня, целуя на лету платье Натальи Антоновны и руку у жениха.
Вслед за ней оставили девичью и неожиданные гости.
Не успели девушки пошептаться о приключившемся, как в комнату вкатилась Агафья Петровна. Поправив съехавший на ухо платок, окинула взглядом горницу и увидела пустое место у Дуниных пялец.
— А Дунька-то где? — набросилась на ближе всех к ней сидевшую Машу, пребольно ущипнув её за плечо.
— Не извольте гневаться, Агафья Петровна, — Дуню молодая графиня услали к Ваське больному.
— Да что ты чушь мелешь? Откудова Наталье Антоновне в девичьей быть?
— Проглядеть изволили, Агафья Петровна; Наталья Антоновна с женихом пожаловали.
Оторопевшая, ничего не ответила Агашка (в другое время не спустила бы, что девушка, как равной, смеет ей отвечать) и снова выкатилась из комнаты доложить обо всём своей госпоже.
Тем временем Дуня уже добежала до крылечка обширной избы, находившейся на заднем дворе. Пользуясь особыми привилегиями, жил здесь, как главный управитель, Андрей Иванович Тропинин со своей семьёй. Дуня потянула за скобу и шмыгнула из сеней в горницу, где её старшая сестра расставляла миски для обеда.
— Аннушка, как Васька?
— Как это ты вырвалась, Дуня? Не было бы греха!
— Молодая графинюшка отпустила. Да не тяни душу, как хворый-то наш?
— Всё стонал, сердечный, маялся в жару, теперь притих.
Дуня выскользнула в соседнюю горенку, где на кожаном диване разметавшись лежал мальчик.
Лет пять назад лишилась Дуня жениха. Нагрубиянил Родион старому графу, и забрили его в солдаты. Порешила девушка ни за кого больше замуж не идти, но душой, жадной до ласки, всем сердцем привязалась к сестриной семье, в особенности к Васе, старшему племяннику.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/6/4/4/4/186444.jpg)