Юстейн Гордер
Лягушачий замок
При свете луны
Никак не могу вспомнить, как именно началась вся эта история, помню только, что светила луна, и я шел по снежному насту. То, что маленький мальчик, один, разгуливал ночью в лесу при свете луны, похожей на огромный воздушный шар, конечно же, было удивительным.
Но в ту ночь произошло много еще более удивительного.
Когда я проходил мимо заболоченного пруда, с берега которого, улегшись на живот, мы с папой любили наблюдать за головастиками, я вдруг заметил гномика. Это было бы, наверное, не столь невероятным, если бы он тихонько вышел из-за деревьев или откуда-то еще, но он появился совсем по-другому.
Я уселся прямо на снегу и задумался о чем-то. Вдруг, откуда ни возьмись, прямо передо мной появился гномик, он вырос как будто из-под земли, или проступил из воздуха, одним словом, проник сюда каким-то совершенно неведомым путем. Кроме обычной, красной, в виде колпачка, шапочки, которую носят все гномы, на нем был зеленый костюм. Хотя ростом он был ниже меня, сразу было видно, что это совсем взрослый гном.
— Ну, вот, — сказал он, когда стал таким же отчетливым, как и деревья вокруг. Произнося это, он одновременно вытаскивал руку откуда-то из другого пространства, находящегося за воздухом, окутывающим все вокруг нас.
— Ну, так вот, — произнес он решительно.
Так начинают разговор те, кому в общем-то и сказать особенно нечего, и они надеются только на отклик собеседника.
— Что значит вот, — спросил я осторожно.
Он взглянул на меня и зажмурился, как будто бы лунный свет слепил ему глаза.
— Ты тоже не спишь, а гуляешь, — произнес он.
В этих словах тоже особого смысла не было, ведь и так все было ясно: мы оба стояли на берегу замерзшего тритоньего пруда.
Чтобы подразнить его, мне так и хотелось сказать: «Нет, я не гуляю». Вместо этого я произнес: «Да, мы оба гуляем».
Мне такой ответ показался весьма подходящим, а ему не понравился.
— Да, мы оба гуляем, но только один из нас расхаживает при лунном свете в ночной одежде.
Я посмотрел на свою голубенькую кофточку, всю в таких картинках автомобильчиков и мотоцикликов. Оказывается, я был в одной пижамке, и мне захотелось спрятаться. Но куда там, когда гномик застал меня на месте преступления.
— У природы нет плохой погоды, — сказал я, изо всех сил стараясь говорить как взрослый. — Тебе кажется странным, что я сейчас в пижамке, а по-моему, быть гномом еще более невероятно.
Но ему, видимо, было важно во что бы то ни стало одержать надо мной верх, и он показал на меня своим пальчиком.
— Все-таки, самое странное из всего возможного — это ходить босым по снегу. Ты, наверное, совсем бедный, раз у тебя нет даже пары башмаков.
Тут я взглянул на свои ноги и смутился еще больше, чем в первый раз, когда обнаружил, что одет в ночную одежду. Я вдруг почувствовал, что и в самом деле стою босиком и пальцы на ногах совсем окоченели. И подумал, как хорошо было бы прикрыть их теплым одеялом, но сама мысль была такая безумная, что я даже не решился высказать ее вслух. Кому придет в голову разгуливать по лесу, по снежному насту, сгибаясь под тяжестью одеяла, при свете полной луны.
— Мои папа и мама очень богаты, — сказал я. — У нас есть свой большой дом с верандой и шезлонгами. Если родители только захотят, то хоть тысячу пар башмаков купят, но они просто считают, что ходить босиком полезно, и еще они несколько раз называли меня маленьким принцем.
Последнее его как-то особенно заинтересовало.
— А позвольте узнать имя маленького принца, — спросил он, отвесив глубокий поклон.
— Меня зовут Кристоффер Поффер, — произнес я торжественно. Не мог же я сказать, что меня зовут Кристоффер Хансен, ведь тогда бы он ни за что не поверил, что я настоящий принц.
— Очень интересно, — заметил он. — Мне достоверно известно из одной старинной книги, что именно такие принцы очень любят блинчики с земляничным вареньем, а я как раз напек их целую гору. В моем саду полным-полно земляники.
Я ему не поверил. Знаю я этих взрослых, когда хотят поважничать перед детьми, начинают хвастаться тем, что умеют печь блинчики и всякое такое. Я опустил глаза и стал пристально рассматривать снег у себя под ногами, размышляя о том, что и земляника сейчас не растет. Но возражать не осмелился, ведь мне было прекрасно известно, что гномы гораздо умнее детей.
И, если бы не его красная шапочка-колпачок, я бы вполне мог принять его за ребенка, такого же мальчика, как я сам. А еще я заметил какую-то печаль в его синих глазах, похожих на огромные черничины.
— Ну, так хочешь попробовать? — спросил он.
— Черники? — испуганно спросил я.
Он замер и покачал головой.
— Ну вот, я приглашаю ночного странника отведать свежих блинчиков с земляничным вареньем, — произнес он. — Приглашаю, несмотря на то, что он тут топчется босиком по снегу. И что же делает в ответ на это наш принц Поффер? Он начинает расспрашивать о чернике. Вот именно такие впечатления и огорчают нас, гномов, и сделали нас грустным лесным народцем.
Я принялся вспоминать, говорил ли я что-нибудь подобное, мне показалось, что об этом я только подумал, а не сказал, а это ведь не одно и то же.
— Мы с тобой решаем весьма простой вопрос. Будем ли мы лакомиться блинчиками с вареньем из земляники, которая выросла у меня в саду или ты предпочитаешь бродить здесь в полутьме? Вопрос стоит именно так, потому что сегодня в нашем меню стоят блинчики с вареньем.
— Точно так же говорит обычно мой папа. Он вечно спрашивает, что там у нас «стоит в меню». Я всегда думал, что меню это то же самое, что плита, ведь еда обычно стоит на ней, но здесь, в лесу, при свете луны, никакой плиты не было.
— У тебя нет плиты, — произнес я.
Гномик стоял и глазел на меня в изумлении. А потом принялся прочищать себе уши пальцами.
— Прошу прощения, принц Поффер, но, вероятно, у меня в ушах скопилась сера, и я не совсем расслышал, что ты мне сказал.
— У тебя нет плиты, — повторил я.
— Но ведь не будешь же ты ее тащить всякий раз с собой, когда вздумаешь прогуляться по лесу и полюбоваться луной.
Теперь пришла моя очередь схватиться за уши, чтобы проверить, не завяли ли они у меня и не отвалились ли совсем после услышанного. К счастью, они прочно держались на своем месте, также, впрочем, как и нос. А вот кончики пальцев на ногах продолжали зябнуть.
— К сожалению, здесь немного сквозит гномик, помотав головой в своей красной вязаной шапочке. — Собственно говоря, это не удивительно, ведь лес стоит над огромной проПАСТЬЮ.
Когда он сказал слово «проПАСТЬ» я испугался — вдруг сейчас выйдет волк или лев. И вообще, мне стало страшно: если долго стоять тут и разговаривать, можно договориться до чего-нибудь ужасного. Поэтому я торопливо пробормотал:
— Я с большим удовольствием буду кушать блинчики с земляничным вареньем, если они все еще стоят в меню.
Тогда гномик широко заулыбался и провел языком по губам сначала в одну сторону, потом — в другую.
— Это очень Зрелое решение, особенно учитывая тот факт, что у меня в саду полно Зрелой земляники.
Но никакого домика и никакой земляники я не видел. Передо мной были деревья и сугробы, освещенные лунным светом.
— Где же твой домик в земляничнике?
— Он — среди лета, — сказал он. — Это недалеко, прямо за углом. Но туда нельзя идти в нижнем белье.
Он еще не закончил фразу, как я весь преобразился: на мне появились зеленые шелковые брюки и шелковая рубашка, красная как земляника.
Я был поражен, но сделал вид, что ничего особенного не произошло.
— Держись за мою руку, Кристоффер Поффер, — сказал он.
И тут меня осенило, я ведь еще не знаю, как его зовут, а мама говорила, чтобы я не ходил домой к незнакомым людям. Наверняка, это относится и к незнакомым гномам.
— Как тебя зовут? — спросил я.
Он протянул мне руку и учтиво поклонился.
— Зови меня просто Умпин.
Он взял меня за руку, и мы вместе вышли из зимы. Здесь, на другой стороне, был жаркий летний день. Взявшись за руки, мы стояли на том же самом месте, на берегу тритоньего пруда. Только теперь светило солнце.
Блинчики
— Что будем делать сначала, — спросил меня гномик Умпин, — ловить головастиков, а потом кушать блинчики с земляничным вареньем или наоборот?
Правильный выбор тут было сделать совершенно невозможно.
— Давай-ка поскорее скушаем эти аппетитные блинчики, пока кто-нибудь не убрал их совсем из меню, — сказал я.
— Терпеть не могу, когда клянчат, — сказал он. — Это единственное, чего мы, гномы, не выносим. А вообще-то, мы привыкли вытягиваться в струнку перед подлинными принцами Пофферами, мой прадедушка однажды так вытянулся, что сломался пополам.