Анна Черных
Лилия с шипами
Книга первая. Таня
Первая глава
Стоя перед подъездом, я задумчиво смотрела на железную, местами ржавую дверь с неведомо когда сломанным кодовым замком. Подъезд, равно как и дом, были знакомы мне до последней трещины с детства.
Я возвращалась домой после интервью с владельцем частного бассейна. Настроение было отличное, во всём теле ощущалась приятная расслабленность — по окончании беседы мне предложили поплавать, благо, надеясь на подобный исход, я прихватила купальник. Снег ритмично поскрипывал под ногами, впереди был родной подъезд. Прибавила шагу. И вдруг, я так резко остановилась, что чуть не упала. Возникло ощущение, что я с размаху натолкнулась на какую-то невидимую преграду. На всякий случай, вытянула дрожащую руку и повела ею перед собой. Шедшая мимо соседка, старая дева, совершенно не выносившая молодёжь, съехидничала:
— Что, уже принять успела? За воздух держишься? Смотри не упади! — хрипло засмеялась она и, не сбавляя шага, зашла в соседний подъезд.
Её слова донеслись до меня как сквозь вату — я боролась с внезапно накатившим лёгким приступом удушья. Оттянув узкий воротник водолазки сдавивший горло, я жадно глотала морозный воздух. Резким рывком сдернула с головы теплую пушистую шапку, влажноватые волосы мгновенно остыли. В голове немного прояснилось, и поредел рой белых мушек, мельтешивших перед глазами. Слегка отдышавшись, надела шапку и попробовала продвинуться вперед. Казалось, что воздух сгустился и обволакивал, не пуская. Я с трудом сделала несколько шагов, посмотрела на родной подъезд, круто развернулась и пошла в другую сторону. Шагалось неожиданно легко. Да что ж такое? Я остановилась и рассержено топнула ногой. Было ясно, что проблемы связаны исключительно с направлением. Что-то не хотело пускать меня домой.
— А вот фигу, — сердито прошептала я. — Всё равно пойду туда.
Преодолевая небольшое сопротивление липкого цепляющегося за меня ничто, я вновь двинулась в сторону подъезда. Вдруг оказалось, что снова могу идти как обычно. Ощущение нехватки воздуха пропало. Облегченно вздохнув, я с трудом открыла тяжелую металлическую дверь. В подъезде было темно.
— Да что же это такое! — воскликнула я. — Опять лампочку свинтили, придурки…
Пришлось несколько секунд постоять на месте, привыкая к темноте, одновременно шаря рукой по стене, и пытаясь определиться с направлением.
Неожиданно меня схватили за шею. В лицо ударил запах перегара.
— Ну что, красавица, попалась! — прошипел, обдавая мое лицо горячим, вонючим дыханием, мужской голос. — Снимай штаны, быстро! Если не будешь дёргаться, я тебя не обижу и всё сделаю быстро.
Я оцепенела — как, опять? Нахлынуло противное, но привычное состояние слабости, пальцы разжались. Издалека, словно во сне, донесся звук шлепка. Сперва подумалось, что меня ударили, и только мгновением позже я поняла, что это упала на пол моя сумка.
— «Сопротивляйся! Подними сумку, вынь шокер!» — билось в мозгу.
Но я не могла от ужаса и шевельнуться, отстраненно ощущая, как насильник рвёт молнию на джинсах, а моё тело только бессильно мотается из стороны в сторону.
— Вот и умница, вот и хорошо… — бормотал он мне в ухо. — Сейчас всё будет позади, главное, не мешай…
Я попыталась поднять руку, чтобы оттолкнуть его, но не смогла — казалось, рука весит тонну. И тут, когда джинсы рывками начали сползать с меня, я почувствовала, что в груди разливается бешеная ярость, словно принялся раскручивать свою тугую пружину смерч, который всегда находился внутри, и теперь рвался наружу. Меня затрясло, я вдохнула побольше воздуха, то ли для крика, то ли для сопротивления и… Оказалось, что меня никто уже не держит. Мучитель стоял в стороне, и, согнувшись пополам, издавал булькающие звуки. Лишь спустя мгновение я поняла, что это звуки рвоты. Оцепенение моментально пропало и, едва успев поддёрнуть спадающие джинсы, я понеслась вверх по лестнице. За это время глаза успели привыкнуть к темноте, и кое-как различали ступеньки. Впрочем, погони не было.
… Я не помнила, как вытащила из кармана ключ, как сумела вставить его в замочную скважину и как попала в квартиру. Пришла в себя только когда прищемила пальцы ящиком от шкафа.
Я находилась в спальне, все ящики шкафов и тумбочек были выдвинуты, а их содержимое валялось на полу.
«Это… Это… Это я сделала?» — медленно, словно издыхая от усталости, проползла мысль. Голова как-будто онемела, думалось с огромным трудом. Смутно осознавалось, что в каком-то исступлении я повыворачивала все ящики, в поисках чего-то, но чего? Вдруг затошнило, одновременно с этим подкосились ноги, и я плавно съехала по стене на пол. Застонала, сглатывая слюну, а при этом почему-то настойчиво, словно метроном в голове билась мысль: «Ключ! Нужен ключ!»
— Какой ключ? А? — Я дернулась, словно меня позвали, но вокруг никого не было. Постепенно начиная чувствовать свое тело, ощутила режущую боль в руке. Опустила взгляд и разжала сведенные пальцы. В кулаке был зажат, буквально влипший в кожу ладони, ключ. Возникло стойкое ощущение дежа вю.
— Что за… — начала, было, я, и тут же забыла об этой железке, выронив ее. Опустевшая голова категорически отказывалась что-либо соображать.
Действуя автоматически, чтобы хоть чем-то занять руки, я принялась вяло собирать шмотки в ящик, кидая их как попало. Вывернутым оказался даже мамин ящик, к которому никто не прикасался с того с самого дня. Правда, раньше я тоже его не трогала, ведь это был ее личный ящик… Впрочем, ничего особенного там не оказалось. Несколько поздравительных открыток, в том числе и моя, которую я прислала ей, когда была в летнем пионерлагере, старые наручные часы с браслетом из тусклого красноватого металла, пачка черно-белых фотографий, какая-то мелочевка, расческа с волосами в зубьях, и старая тетрадь с обложкой из черного дерматина. Я небрежно закинула ее в ящик, она упала и раскрылась. Пожелтевшие, скукоженные, словно побывавшие в воде листы почему-то привлекли мое внимание, и я снова взяла тетрадь в руки. Всмотрелась в незнакомый, явно не мамин почерк я прочитала:
«3 августа 1959 г»
«Сегодня опять пришлось делать это. Как же я устала… Боюсь, меня уже ненавидит все село… Разве я виновата, что эта пьянь все время лезет ко мне? Пусть эти тетки лучше смотрят за своими мужиками!»…
Я медленно пролистала тетрадь. Дневник! Боже мой, как пошло… И чей же? А, вот на обложке знакомый автограф — кто-то вывел его несколько раз, словно тренируясь расписываться. Крупные, слишком ровные буквы — ну конечно, это же бабушкина тетрадь! Надо же… Я вспомнила, где видела такие буквы — на единственной фотографии, где изображена бабушка, тогда еще никакая не бабушка, а вовсе даже девушка, на обороте было написано — «Моей любимой и единственной доченьке от ее непутевой мамы».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});