Джеймс Парди
Малькольм
Вере
Мальчик на скамье
Перед одним из роскошнейших отелей мира, на скамье, что в иные часы отливала золотом, привычно сидел молодой человек.
Этот юноша, никак не старше пятнадцати лет, пришел ниоткуда и был ничей; он редко заговаривал с людьми и отпугивал элегантным и равнодушным видом даже тех, кого трогало его уединение. Оттого, очевидно, и оставалось бесплодным его упорное ожидание на скамье. Прежде всего, мальчик выглядел как иностранец, не способный к английской речи, да и само ожидание было таким отчетливым, что никому не хотелось его нарушать. Мальчик определенно кого-то ждал.
Мистер Кокс, виднейший астролог своего времени, а также великий ходок (говорили, что в хорошую погоду он преодолевал до сорока миль в день), часто прогуливался рядом с роскошным отелем. В первый же раз увидев молодого человека на золотой скамье, он ощутил раздражение, интерес и удивление — все сразу. Он немедленно почувствовал в появлении молодого человека знамение; об этом говорило и повседневное сидение на скамье, которое не могло преследовать цели приземленной или практической. В конце концов, мистер Кокс чувствовал особую ответственность за эту часть города, в духовном, так сказать, смысле. Он прожил здесь весь свой век, пятьдесят с лишним лет (хотя на вид ему дашь семьдесят, а то и все восемьдесят), и сейчас смутно ощущал, что юноша на скамье подвергает сомнению, а возможно даже, угрозе, и уж точно, критике, род деятельности и образ мыслей Кокса, самое его существование.
Прежде всего, никто еще не сидел на этой скамье с таким постоянством; более того, на ней и вовсе раньше не сидели. Скамья стояла здесь бесполезным украшением, выставочным экспонатом, и даже престарелые дамы в ожидании такси неизменно пренебрегали этой подпоркой, узнавая в ней — при всей своей опытности и сенильности — не что иное, как декорацию. Но мальчик захватил, оседлал скамью, стал ее отростком. Удивительно ли, что мальчик этот, не сумевший определиться в отношении скамьи, едва замечал мистера Кокса и тем более не приветствовал этого пожилого господина, когда тот ежеутренне показывался у отеля после ночных занятий звездами и корпения над «схемами». Напротив, мальчик смотрел на мистера Кокса пусто, с почти слепой отстраненностью.
Мистер Кокс сердито пучил глаза, и мальчик ответно вперялся в них, широко и бесчувственно. В ту эпоху мистер Кокс по сути олицетворял весь город, весь отель и, как он считал, всю цивилизацию, поэтому выносить эти взгляды со стороны такого юнца было недопустимо. Либо мистеру Коксу придется изменить направление утренних прогулок, что привело бы если не к краху, то к полному перевороту в его жизненном укладе, либо он должен признать юношу на скамье.
Итак, одним безмерно прекрасным июньским утром, направляясь на консультацию к клиентке, мистер Кокс выбрал второй путь: признание.
— Вы с этой скамьей будто поженились, — сказал мистер Кокс молодому человеку.
Мальчик улыбнулся и посмотрел на скамью, словно мистер Кокс обратился к ней, а не к нему.
— Вы… — продолжил мистер Кокс, вероятно опасаясь, что мальчик не понял его: либо из-за отсталости, либо по незнанию языка.
— О, я здесь постоянно, — начал мальчик. — Меня зовут Малькольм.
— В таком случае, доброе утро, — ответил мистер Кокс, все еще слегка раздраженно. — Мое имя — Кокс.
Малькольм улыбнулся опять, но не произнес ни слова. Мистер Кокс, удрученный таким малообещающим началом, собрался тронуться в путь, но прямота мальчика, его благодушная открытость всему и, наконец, его непостижимое ожидание заставили Кокса замешкаться.
— Вы, кажется, кого-то ждете. Вероятно, сестру, — опять начал мистер Кокс.
— Нет, — ответил Малькольм. Мистер Кокс ясно видел, что мысли мальчика витают далеко.
Мистер Кокс выдержал паузу.
— Я совсем никого не жду, — объяснил Малькольм.
— Но у вас такой выжидательный вид! — Коксом овладело недовольство. — Вы всегда ждете! Месяцами!
— Вы разве видели меня раньше? — удивился Малькольм.
— Разумеется, я видел вас. Я — здешний, понимаете? Этот город, это… — исчерпав, наконец, доступные объяснения, Кокс показал жестом на полоску суши, обращенную к морю.
Малькольм кивнул.
— В некотором смысле, я, наверное, жду, — сказал он с видом значительным и глупым.
Мистер Кокс изобразил услужливость и несколько чопорное понимание.
— Да? — подсказал астролог, когда Малькольм замолчал.
— Мой отец исчез, — внезапно произнес Малькольм.
— Не говорите мне, что вы его ждали все это время, — ответил Кокс. Трагедии и смерти были для него крайне нежелательными материями, а он не сомневался, что отец Малькольма мертв.
Малькольм обдумывал вопрос мистера Кокса.
— Да, — ответил он наконец, — наверное, его я и жду. — И мальчик засмеялся громким приятным смехом.
— Ждет отца! — мистер Кокс выразил нетерпение и даже надменность; обе эти черты, наряду с услужливостью и самодовольством, были для него характерны.
— Боюсь, у меня просто нет другого занятия, — ответил Малькольм.
— Какая нелепость! — мистер Кокс всерьез вышел из себя. — Видите ли, я на вас обратил особое внимание, — продолжил он объяснение, — потому что никто раньше не сидел на этой скамье. Я думаю, никому и не следует на ней сидеть!
— Чепуха, — заявил Малькольм с твердостью, удивившей мистера Кокса.
— Я говорю о правилах отеля, понимаете?
— Я живу здесь и сижу, где захочу, — Малькольм закруглил эту часть разговора.
Получив такой отпор, мистер Кокс собрался было пойти своим путем и забыть о том, что вступал с мальчиком в разговоры, как вдруг Малькольм сказал:
— Не говорите мне, что вы уходите.
— Мне надо о многом подумать, — сбивчиво пробормотал мистер Кокс.
— Не скажете ли, о чем? — немедленно подхватил Малькольм.
— Я вижу, что вы обо мне не слышали. Разумеется, — мистер Кокс прочистил горло и бросил взгляд на свои нечищеные прогулочные туфли. — Я астролог, — сейчас мистер Кокс смотрел Малькольму прямо в глаза.
— Люди еще изучают… звезды! — Малькольм принял эту мысль с удивлением.
— Люди! — мистер Кокс гневно отпрянул. Он готов был ответить на изумление Малькольма, но его взгляд упал на одежду мальчика, которая была пошита, как Кокс заметил без труда, из самых дорогих материй, слишком дорогих для их истощенной эпохи, и отражала вкус, природа которого от него ускользала.
— Верно ли я понимаю, что у вас никого нет? — вернулся к расспросам мистер Кокс.
— Никого? — Малькольм задумался на мгновение, а затем, словно отмахнувшись от вопроса, продолжил свою тему. — Я пригласил бы вас сесть, сэр, но мне кажется, вы не захотите, а мне неудобно просить вас о том, чего вы не хотите.
— Это вы так отказываетесь предоставить информацию? — спросил мистер Кокс утомленным тоном.
— Я могу вам предоставить всю свою информацию, — сказал Малькольм. — Я, — начал он, — сирота, и мне всегда было на что жить, даже с избытком. Но теперь мне совершенно нечего делать. Слишком много всего происходит вокруг, понимаете? Я думаю, что сижу здесь именно поэтому.
— Вы думаете? — прокомментировал Кокс. — Вы это знаете!
— Что ж, сэр, — кивнул Малькольм. — Да, я знаю.
Мистер Кокс внезапно погрузился в свои мысли: он почувствовал себя так одиноко, словно Малькольма не было с ним рядом. Он, мог бы, конечно, и дальше расспрашивать мальчика, но вопросы не были его коньком. Делом его жизни было давать ответы. В то же время, он не мог уйти сейчас, когда столько слов еще висело в воздухе. Кроме того, Кокс был уверен, что и Малькольм не захочет его ухода, по крайней мере, сейчас, пока они не начали.
Словно вторя мыслям мистера Кокса, Малькольм сказал:
— Мне кажется, если б кто-то объяснил мне, что делать, я бы обязательно его послушал.
— Разумно ли это для такого молодого человека, как вы? — мистер Кокс предложил Малькольму вопрос.
— Если б только я мог покинуть скамью, — сказал Малькольм и притронулся к ней ладонями, — я бы рискнул!
— Но, видите ли, сэр, мое образование, — продолжил он, — очень ограничено, оно практически сводится к занятиям французским. Знаете, мой отец знал французский прекрасно и непрерывно читал Верлена.
— Непрерывно… Верлена? — спросил мистер Кокс.
Но мальчик не останавливался.
— Но я все-таки неспособен к языкам, а уж по любой другой части я и вовсе не преуспел.
— В таком случае хорошо, что у вас много денег, — мистер Кокс перевел взгляд со скамьи на отель.
— Они-то как раз у меня начинают… заканчиваться! — возразил Малькольм. — Иссякают, понимаете?