Курт Воннегут
Юный женоненавистник
Джордж М. Гельмгольтц, учитель музыки и дирижер оркестра средней школы имени Линкольна, умел изобразить, почитай, любой музыкальный инструмент. Захочет — завопит, точь-в-точь кларнет, а захочет — забормочет на манер тромбона либо заорет, как труба. Надует свой внушительный живот — и заревет фанфарами, вытянет нежно губы, прикроет глаза и засвищет флейтой-пикколо.
Вот, значит, как-то раз в среду, часиков так в восемь вечера, он этим и занимался — маршевым шагом нарезал круги по репетиционному залу школьного оркестра, усиленно выстанывая, выборматывая, вывизгивая, выревывая и высвистывая мелодию «Semper Fidelis».
Труда особого для Гельмгольтца в этом не состояло. Сорок лет ему — и едва не двадцать из них он только тем и занимался, что создавал оркестры из полноводного потока мальчишек, струившегося через школьные коридоры — от первого звонка к последнему. Уж в такт им попадать он научился. Так хорошо научился попадать в такт, так навострился жить радостями и печалями своих оркестров, — всю свою жизнь в музыкальных терминах только и воспринимал.
А рядом с раскрасневшимся от натуги, возбужденным руководителем оркестра вышагивал неуклюжий парнишка лет шестнадцати, бледный от напряжения и серьезности происходящего. Берт Хиггинс его звали — длинноносый, под глазами синяки, и ходил он как-то валко, ни дать ни взять — самка фламинго, представляющаяся раненой, чтобы крокодила от гнезда своего подальше отвести.
— Трам-пам, тарарам, тратам, тарам-пам-пам! — выпевал Гельмгольтц. — Левой, правой! Левой, Берт! Локти к корпусу прижми, Берт! Под ноги смотри, Берт! В ногу, Берт, в ногу! Головой не верти, Берт! Левой, правой, Берт, — левой! Стой — раз, два!
С улыбкой Гельмгольтц сообщил:
— Можно считать, кое-какого прогресса мы добились. Пожалуй.
— Практиковаться с вами, мистер Гельмгольтц, и впрямь очень помогает, — закивал Берт.
— Пока ты готов не жалеть усилий, буду только рад поспособствовать, — сказал Гельмгольтц.
Перемены, которые произошли с Бертом за последнюю неделю, поражали его невыразимо. Казалось, мальчишка разом помолодел на два года и снова стал таким, каким был в средних классах — неловким, трусоватым, одиноким, унылым...
— Берт, — заговорил Гельмгольтц, — ты совершенно уверен, что недавно не падал, не ушибался, не болел?
Уж кого-кого, а Берта он знал хорошо. Два года на трубе играть мальчишку учил! На глазах его рос — и вырос в стройного парня с отличной осанкой. И вдруг — такое падение духа, такая утрата уверенности в себе и координации движений, поверить невозможно!
Всерьез призадумавшийся над вопросом Берт по-детски надул щеки. От этой скверной привычки Гельмгольтц, кстати сказать, его тоже давным-давно уже отучил, а теперь — извольте, все по новой.
С шумом выдув воздух, паренек отвечал:
— Да вроде как нет.
— Я научил маршировать тысячи мальчиков, — покачал головой Гельмгольтц, — и никто, кроме тебя, еще никогда не забывал, как это делается.
На краткий миг вся эта тысяча чередой прошла перед мысленным взором Гельмгольтца: мальчишки маршировали стройными, прямыми, словно солнечные лучи, рядами, тянувшимися в светлую даль.
— Может, нам будет лучше обсудить твою проблему со школьной медсестрой? — предположил Гельмгольтц, и вдруг его ровно молнией поразило. — Или, может, у тебя неприятности с девочками?
Берт поковырял пол одной ногой, потом — другой.
— Да вроде как нет, — сказал он. — Нет у меня никаких таких неприятностей.
— А ведь она хорошенькая, — похвалил Гельмгольтц.
— Кто она-то? — удивился Берт.
— А та куколка со щечками, как розы, которую ты домой провожаешь, — уточнил Гельмгольтц.
Берт поморщился.
— А-а, вот вы про кого. Да это ж Шарлотта.
— Что — не по душе тебе Шарлотта? — полюбопытствовал Гельмгольтц.
— Сам не пойму. Не-е, она вроде ничего так. Точно, — нормальная девчонка. Не сказать, чтобы она мне чем не нравилась. А вообще... нет, не знаю.
Гельмгольтц ласково потряс Берта за плечо, словно надеялся, что выскочившие из пазов шарики встанут на место.
— Ты вообще помнишь хоть что-нибудь? Помнишь, что чувствовал раньше, когда так замечательно умел маршировать? Ну, до того как... заболел?
— Сейчас, кажется, кое-что возвращается, — выговорил Берт.
— Ты участвовал в третьем составе оркестра, потом — во втором. Ты научился маршировать преотлично, — настаивал Гельмгольтц.
Речь шла об учебных составах — тренировочной стадии, которую обязан был пройти каждый из сотни парней — участников оркестра «Десять рядов» средней школы имени Линкольна.
— Да я сам не врубаюсь, в чем проблема, — признался Берт. — По всему сказать — так это оттого, что нервничаю я, что наконец в «Десять рядов» попал. — Он снова надул щеки. — А может, потому, что вы со мной заниматься перестали.
Три месяца назад, как только игра Берта достигла уровня, подходящего для оркестра «Десять рядов», Гельмгольтц передал его лучшему учителю игры на трубе в городке — Лари Финку, на предмет наведения окончательного глянца и изящества.
— Скажи-ка, тебе что — тяжко приходится с Финком? В этом дело? — спросил Гельмгольтц.
— Да нет. Он классный мужик. — Берт вздохнул. Возвел глаза к небу. — Мистер Гельмгольтц, честно, нам бы с вами еще пару раз помаршировать вместе, потренироваться, и со мной все будет в порядке, точно.
— Господи, Берт, — застонал Гельмгольтц, — я ведь даже не представляю себе, куда тебя втиснуть! Как только тобой занялся Финк, я взял на время другого мальчика. Просто так вышло — сегодня он плохо себя чувствует. Но на будущей неделе!..
— Что за мальчик? — полюбопытствовал Берт.
— Нортон Шейкли, — сообщил Гельмгольтц. — Знаешь, маленький такой, губы зеленью обметаны. Точь-в-точь — ты, когда только-только начинал. Никакой уверенности в себе. Сам не верит, что рано или поздно войдет в основной состав оркестра «Десять рядов». А он войдет. Войдет!
— Точно войдет, — согласился Берт. — Тут и сомнений никаких нет.
Гельмгольтц потрепал Берта по руке — надо ж хоть как-то приободрить парня.
— Уши торчком! — протрубил он. — Хвост пистолетом! Иди забирай куртку, я тебя домой подброшу.
Пока Берт застегивал куртку, Гельмгольтц размышлял: какие неприятные окна у мальчика дома, пустые, словно глаза мертвеца. Отец Берта ушел, бросил семью много лет назад, а мамаша вечно шляется незнамо где. «А не в этом ли и следует искать причину случившегося?» — осенило его вдруг.
Гельмгольтцу стало грустно.
— Хочешь, можем заехать куда-нибудь, попить лимонаду? А потом поедем ко мне, поиграем у меня в подвале в настольный теннис? — предложил он.
Раньше, когда он еще давал Берту уроки игры на трубе, они частенько так и поступали — останавливались в какой-нибудь забегаловке, пили лимонад, а после — резались в настольный теннис.
— Хотя, — поддразнил Гельмгольтц, — с Шарлоттой, наверное, интереснее повидаться?
— Вы смеетесь?! — воззвал Берт. — Да она иногда слово скажет — и у меня уши вянут!
Следующим утром Гельмгольтц таки переговорил со школьной медсестрой мисс Пич. Вышел этакий военный совет двух полнеющих добродушных полководцев, каждый из которых прямо-таки лучился чистоплотностью и здравомыслием. В дальнем углу, обнаженный по пояс, смущенный и угловатый маячил Берт.
— Под «отключился» вы подразумеваете, что Берт потерял сознание? — вопросила мисс Пич.
— Вы что же — не видели, как он упал в обморок в прошлую пятницу во время игры в Уайтстоуне? — подивился Гельмгольтц.
— Нет, на той игре меня не было, — призналась мисс Пич.
— Это было как раз после того, как мы выстроились буквой «Л» и маршировали по футбольному полю, чтобы перестроиться в фигуру, которая потом разбилась бы на пантеру — герб школы имени Линкольна — и орла с герба Уайтстоуна, — разъяснил Гельмгольтц.
Орлу надлежало закричать, а пантере — его сожрать.
— Так, и что же натворил Берт? — напомнила мисс Пич.
— Сначала он маршировал вместе со всеми, так, что любо-дорого было смотреть, — объяснил Гельмгольтц. — А потом на него словно затмение какое-то нашло. Оторвался от оркестра и принялся маршировать сам по себе.
— И что ты при этом чувствовал, Берт? — спросила мисс Пич.
— Сначала, — отвечал Берт, — совсем как во сне. Так здорово мне было, понимаете? А потом я вроде как проснулся, смотрю — а я там совсем один. — Он мученически улыбнулся. — И все кругом надо мной смеялись.
— Так, Берт, а аппетит у тебя нормальный? — поинтересовалась мисс Пич.
— Вчера вечером гамбургер в единый миг слопал и стаканом газировки запил, — поклялся Гельмгольтц.
— А во время занятий спортом, Берт, как у тебя с координацией движений? — не сдавалась мисс Пич.
— Да я спортом не увлекаюсь, — сказал Берт. — Знаете, сколько времени уроки на трубе отнимают?
— А вместе с отцом вы во дворе никогда мяч не гоняете? — настаивала мисс Пич.