Сергей Анатольевич Иванов
Бывший Булка и его дочь
Глава 1
Филипповы — отец и дочь — сидели перед телевизором. За спиною у них, с каждой минутой всё ярче, разгоралась балконная дверь, полная густого закатного солнца. Телевизор старался сколько мог, да где ж ему было тягаться со звездой, со светилом!..
Однако со светилом легко потягалась Лида. Она встала, одним махом задёрнула штору.
Отцу жаль было этого солнца — редкого, январского, такого щедрого и такого бессильного. Потому что по улице в последнее время, с утра до вечера и день за днем, гуляли здоровенные — косая сажень в плечах — морозы, которые когда-то назывались рождественскими.
Отцу жаль было солнца, однако он промолчал: странно ему было тут возражать — раз они телевизор смотрят. Да и не хотелось ссориться с дочерью. Он только глянул разок на штору, которая, словно парус ветром, вся была вздута солнечными лучами, и решительно повернулся к телевизору. Некоторое время они смотрели молча. Шёл фильм про горных лыжников — без начала, без конца, какие часто стали теперь показывать.
— Сколько можно? — благодушно рассердился отец. — Летают-летают, одно и то же двадцать раз!
Дочь ничего не ответила. Тогда отец выдержал паузу и сказал:
— Нет, в общем-то красиво… краски отличные!
Цветной телевизор был у них уже больше полугода, но отец всё продолжал им гордиться и хвалиться. Лида едва заметно дёрнула щекой, как умеют делать только девчонки. Заметить этого отец не мог, однако он почувствовал, что от дочери исходит какой-то холодноватый ветерок.
— Может, на другую программу переключим? — спросил он.
Лида, опять молча, пожала плечами. И тут уж отец не выдержал — мотнул головой, вздохнул выразительно: мол, чего тебе не хватает?! День хороший, всё в порядке, дома чистота, телевизор — залюбуешься, скоро мать придёт!..
Лыжники кончились, теперь показывали цирк. Дрессированный медведь, лёжа на спине, крутил разноцветную бочку, потом шест с лампами на конце… Свет на арене погас. Лампы проносились в темноте, словно огромные жуки.
— Замечал, — сказала вдруг Лида, — жонглёры сколько раз ошибаются? То булаву грохнет, то ещё чего-нибудь. А звери никогда!
— Ну и что? — спросил отец несколько насторожённо. — Ну и к чему ты клонишь?
— А потому что их тренируют до потери пульса… Смотри, этот — видишь, какой добрый, да? А сам с кнутом.
Отец глянул на дочь удивлённо и озадаченно. И наконец-то увидел, что она не в домашнем платье, а в брюках и свитере — значит, для гулянья. Он улыбнулся:
— Брось ты, Лидка…
Потом помолчал немного: говорить, не говорить? Но в конце концов что тут особенного… И сказал, невольно усмехнувшись:
— Вот я тебе точно… как только наряд снимешь, так он тебе сразу и позвонит.
— Почему обязательно «он»?
— Ну, пускай «она»…
А про себя отец подумал: до чего же непонятные становятся теперь ребята: всего шестой класс, а уже вечерние звонки, мохеровые свитера…
Сам он был вовсе не стар. Даже, можно сказать, ещё довольно молод; летом играл в футбол за сборную цеха. Но был он… понимаете — взрослый! И все люди для него делились на две категории: мы — взрослые, они — дети.
Между прочим, очень многие страдают таким… не знаю, как сказать, «дальтонизмом», что ли: неразличением оттенков возраста.
Кстати, и у Лиды был тот же самый «дальтонизм». Для неё отдельно существовали ребята (унизительное слово «дети» она, естественно, не употребляла), то есть понятные, хотя и далеко не всегда симпатичные ей люди. И совершенно отдельно взрослые.
Взрослые из-за чего-то там переживали, случалось даже — ссорились (возьмите любой фильм или телеспектакль)… Лиде это представлялось каким-то ненатуральным, даже почти наигранным. Ведь всё, буквально всё самое ценное, что есть в жизни: работа, за которую платят деньги, любое кино, театр, такси, полная самостоятельность — в общем, что только твоей душе угодно! — всё это являлось владением взрослых. Так чего им, спрашивается, переживать?
И только одна, пожалуй, была у взрослых действительно плохая вещь — смерть. Но, во-первых, это касалось только старых взрослых, во-вторых, умирали и дети. В-третьих, взрослым, которых Лида любила или знала лично, до смерти было бесконечно далеко. Ну, примерно, как ей самой.
За те две-три минуты, во время которых мы с вами рассуждали о «возрастном дальтонизме», Лида успела встать и направилась к себе в комнату. Потом, к немалому удивлению отца (вот уж не думал, что шутка его возымеет такое действие!), прямо на ходу стала снимать через голову свитер. Теперь она осталась в ярко-зелёной почти мальчишеской рубашке, которые одно время звали батниками, а теперь, уж извините, не знаю как. И если бы отец её был достаточно наблюдателен, то, несомненно, сказал бы себе, что дочь его, видно, не собирается гулять по улице, а идёт к кому-то в гости, раз под глухой свитер надела нарядную кофточку.
(В скобках заметим, что для Лидиного отца не существовало разных там батников, блайзеров, трузеров и т. д., а только кофточки для женщин и рубашки для мужчин. Так говорили в шестидесятых годах, то есть в ту пору, когда он, весёлый заводской парень, интересовался модой.)
Лида между тем сняла батник, брюки, аккуратно развесила свой наряд в шкафу, словно он ей сегодня больше не понадобится. Надела домашнее платьице… Ей не хотелось верить в совет отца, тем более в совет, сказанный с насмешкой. Но что, скажите, делать? Звонок, которого она в самом деле ждала, должен был раздаться в три, а сейчас уже десять минут пятого.
Лида закрыла дверцу шкафа, повернула ключик — всё, больше ничего она предпринять не могла… Села к столу. Хотя, собственно, делать ей здесь было нечего. Учить — с ума надо сойти: каникулы в разгаре. Читать — книжки нет подходящей. Главное же — настроения!
За окном последним светом кончался закат. Небо было чистое, холодное. Под голыми деревьями лежал спёкшийся, недельный снег. Вороны громко каркали на мороз. Эти дырявые и пустые зимние деревья были, конечно, плохой ночлежкой. Даже для ворон!
— Лид! — сквозь закрытую дверь послышался голос отца. — Может, в доминишко сгоняем?
Как-то это было некстати. Как-то обидно, что отец ничего не хочет замечать, не воспринимает её всерьёз. Но ругаться сейчас не хотелось. Начнёшь доказывать, а получится — срываешь зло… Она не ответила.
— Лидуш…
Без стука он открыл дверь, и это опять было плохо. Но так знакомо он улыбался!
— Пойдём, Лид…
Сейчас только под пистолетом можно было заставить её играть. Всё-таки пошла!
«Что за ёлки, — думал в это время отец, — чего она так переживает, прямо трясётся вся…» Он положил руку на плечо дочери, но Лида быстро отстранилась. «Эх ты, Лидка-Лидочка, — он нахмурил брови, — мала ещё, нервы не бережёшь».
Они уселись за журнальный столик, который служил обычно чайным и даже обеденным столом во время хоккеев, фигурных катаний, «Клубов кинопутешествий» и других интересных передач. Сейчас отец высыпал на него блестящие плашечки домино, залихватски перемешал их.
— Прошу набирать! С пылу с жару, на копейку пару!
«Чего ему так интересно? — думала Лида. — Ерунда какая-то!» Она небрежно отщёлкала себе в подол семь костяшек. Отец выбирал фишки по одной, с разных концов «базара». Долго, будто сомневался, водил по воздуху рукой, хмурился, словно шахматист. Лида знала, что это всё несерьёзно, что это как бы такой ритуал. Но ведь каждый раз одно и то же — неужели ему не надоест?
Отец взял наконец последнюю фишку — словно из костра выхватил горящий уголёк:
— Вот она, счастливая!.. Дупель-аз есть?
— Нету.
— Дупель-два есть?
— Нету.
— А дупель-три у меня! — он грохнул фишку об стол так, что у того вздрогнули и подогнулись все три лапы.
— Прекрати, батянь! Если так будешь стучать, я вообще играть не буду!
— Запишем поражение!
Лида фыркнула в ответ. «Сейчас разойдётся, — думал отец, — все нервы свои позабудет…»
Он опять грохнул фишку.
— Ой, Лид! Честное слово, больше не буду!
— Ещё раз грохнешь, пропустишь ход!
— Сурово…
И пошла игра… Лида расправилась с отцом чуть не за три кона.
— Поддаёшься, батянь!.. Я так играть не буду!
— Зачем мне поддаваться? Мне самому играть интересно… В игре, Лидка, что в бане — все одинаковы!
Сыграли ещё одну. И снова Лида обставила его. Причём в кровопролитной драке, где оба они добрались почти до девяноста очков, а потом Лида пошла на риск, устроила жуткую «рыбу». Батянька, сердясь, сгрёб доминошки в мешочек, а у неё не было сил сдерживать свою радость.
— Вот так, батянечка! Не умеешь — не садись.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/2/3/5/3/8/2/235382.jpg)