Мои соперники оказались неумными, но очень хитрыми, давно в этом бульоне варившимися и в этом лесу кормящимися. Прежний президент ОКР Виталий Георгиевич Смирнов помогал в свое время Тягачеву выйти на первые позиции, но потом команда Тягачева его, можно сказать, отодвинула. Я собственными глазами видела, как велик его вес в Международном Олимпийском комитете, где он тогда занимал пост вице-президента. Это невероятно, но в МОКе он выглядел намного представительнее, чем дома. Там с ним считаются, его мнение там далеко не последнее, а здесь его загнали в закоулки Национального олимпийского комитета. Вся нынешняя верхушка, которая долго там рулила, на него никакого внимания не обращала. Не учитывать колоссальный опыт и знания такого человека, если это не сознательная позиция, исключительная глупость. Я совершенно четко почувствовала, особенно в последние дни перед Олимпийским собранием, что он очень хотел нам помочь.
По большому счету, если рассматривать все, что происходило на Лужнецкой набережной, с точки зрения Олимпийской хартии, нарушений набралось слишком много, и далеко не мелких. Другой вопрос, надо ли было превращать в скандал это «Олимпийское собрание»? Может, и надо, но эта свара не должна была исходить от меня. Это мероприятие превращалось в базар. Выборы, особенно те, когда определялся исполком, носили абсолютно непристойный характер.
Собственно, собрание началось с того, что высокопоставленный сотрудник Администрации президента заявил, что она поддерживает Леонида Васильевича. Удержавшийся Тягачев разыграл это собрание по своим картам. Грустная вышла картина, когда появился расстроенный и подавленный Александр Попов и снял свою кандидатуру. Потом металлургический магнат Лисин забежал на минутку — без галстука, в красном свитере, — и снял свою кандидатуру, затем сделали красивый шаг считавшиеся запасными вице-президенты НОК Хоточкин и Кузин, царство ему небесное. Я сидела, смотрела на все это и понимала, что, по большому счету, здесь борются только со мной. Близкий к Фетисову человек, который уже знал, чем все закончится, сказал: «Ира, здесь делать нечего, пойдем домой. Не будем устраивать им праздник». Но я отказалась. Хотела увидеть все до конца.
Поведение Валентина Балахничева тоже носило странный характер. А ведь Попов, Балахничев и я договаривались действовать вместе. Получилось, что мы показали, что у нас нет кулака. А если и есть, то плохой. Хороший кулак показывает, что людей объединяет, и они бьются за каждый голос. У нас же получилось, что у Саши Попова взыграли чистые амбиции. Я с ним разговаривала, он что-то мне объяснял, но красной нитью через весь разговор проходило, что ему без разницы все это олимпийское собрание. Главное — удержаться в Международном Олимпийском комитете. Через выдвижение он собирался продлить свое пребывание в МОКе. В последний момент собрали свою команду депутаты: Александр Карелин, Владислав Третьяк, борец Фадзаев, сенатор Лавров — все олимпийские чемпионы, плюс динамовская верхушка. Когда я стала разговаривать с Лавровым, он говорит: «Мне вообще это собрание по барабану». Я к Третьяку, он: «Ира, я вообще не знаю, что там происходит». Получается, что и их команда — чистая фикция.
Зато в той ситуации раскрылись абсолютно все. В самом глупом положении оказалась Татьяна Анатольевна Тарасова, не понявшая, что ее использовали. Так она еще и дальше себя опустила своими собственными руками, выступив с разоблачениями, какая я плохая и как пагубно это для замечательного органа, если я его возглавлю. Мне она больно не сделала, я слишком хорошо ее знаю. Я даже соглашусь со своим бывшим тренером, что я плохая, но почему со всеми остальными своими учениками, причем любимыми, она не общается? Исходя из этого я думаю: может, я не совсем уж негодный человек. Так что меня не сильно удивило и поразило ее выступление. Когда Таня заходится в экстазе, у нее с логикой делается плохо, это мы и раньше проходили.
Мы вышли с предложением, чтобы во все комиссии, в том числе и в счетную, вошли независимые люди. Естественно, их тут же безо всяких объяснений из всех списков убрали. Поэтому я даже не помню, с каким счетом меня победил Тягачев. Счет мог быть любым, кто это мог проверить? Когда первым выступал президент легкоатлетической федерации Балахничев, в том помещении, куда собрали прессу, звук выключился. На мне же не только звук выключился, но и изображение пропало. Скакал между этажами пресс-атташе Олимпийского комитета — из зала к прессе — и рассказывал, что происходит на собрании. Я слов не нахожу подобное комментировать. Знаю, что люди за меня переживали. Они видели, что с приходом Фетисова в Федеральное агентство, с приходом новых людей в государственные структуры происходят изменения к лучшему, того же движения ждали и в Олимпийском комитете. Молодые ребята, те, которые сейчас выступают и соревнуются, те, которые смотрят на меня как чуть ли не на легендарную фигуру, всегда поддерживали мои позиции, поддерживали мою борьбу с олимпийскими чиновниками, мои требования о прозрачности в финансовой деятельности ОКР. Для молодого поколения я перешла совершенно на другой уровень. Я ими воспринималась не как ветеран спорта, а как публичная личность, как человек, который может отстаивать их права и интересы.
У меня лично к Тягачеву нет ни симпатии, ни антипатии. Интриги перед выборами в ОКР шли только на одну тему: я был у президента, я поговорил с президентом, мне президент сказал. Все это, честно говоря, выглядело очень смешно.
Для меня выступление на Олимпиаде, особенно на первой Олимпиаде семьдесят второго года, о которой я так долго мечтала, оказалось самым тяжелым. Все сошлось: и катались мы плохо, и с Улановым плохие отношения. Я была совершенно одна, только Жук меня поддерживал. Я была вне коллектива, я была не с партнером, я понимала, что это наше последнее выступление, но шла вперед. Я столько работала все эти годы, что имела право выступать на Олимпиаде. Меня все в Саппоро потрясло: и открытие, и клятва олимпийца. Я пошла на закрытие, потому что считала, что, расставшись с партнером, больше никогда не попаду на Олимпиаду. После своих соревнований я пыталась как можно больше всего посмотреть: и хоккей, и прыжки с трамплина, и биатлон, и коньки. Везде, куда только можно было, пробивалась. Но и программа тогда была все-таки меньше, чем сейчас.
Когда ты уже на второй Олимпиаде, то понимаешь: человек, который представляет свою страну, действительно воин. В семьдесят шестом году в Инсбруке хоккеисты бились просто насмерть. Только четыре человека тогда в команде не заболели. Все остальные с гриппом. Дикая сложилась ситуация — в последние дни на Олимпиаде все оказались больны, эпидемия. Но как мужики бились!